- Скажи, Гершль, сколько мы должны выплатить сегодня?
Флегматичный бухгалтер отрывается от бумаг, поправляет очки на потном носу и принимается листать одну книгу за другой. Палец его пробегает сверху вниз по строчкам, проверяет, выискивает. Не дай Бог ошибиться.
- Сегодня у нас... пятое число... пятое... вот...
- Ривка, - кричит мама кассирше. - Сколько у тебя в кассе?
Кассирша считает наличность с той самой минуты, как открылся магазин. Монетки выстроены столбиками. Она их перебирает, переставляет, считает и пересчитывает. Получается всегда одно и то же.
- Уже без десяти одиннадцать. - Мама не выдерживает. - Что вы все молчите? Дайте мне платок.
Она бросается к двери.
- Реб Давид, вы не могли бы мне одолжить кое-что на сегодня?
- Сколько вам не хватает, Алта?
- Полсотни.
- Что вы так волнуетесь? Заходите. - Реб Давид растягивает губы в улыбке. - Подумаешь - важность, что за дело между соседями!
Он полон почтения к маме - она управляет таким магазином!
Через минуту мама дома.
- Вот, сынок, тут, в узелке, все деньги. Беги в банк. Осталось всего пять минут. Смотри только не потеряй! В банке полно воров!
Она расправляет спину, как будто сбросила с плеч тяжкий груз.
После одиннадцати начинается настоящая торговля.
ВЕЧЕР
После обеда все расходятся. В доме становится уныло. Поздно вечером по одному возвращаются братья. Папа за столом пьет чай. Услышав, что открывается дверь, он поднимает голову и спрашивает:
- Где ты был?
- Нигде.
Папа отпивает еще глоток и снова спрашивает:
- Кого видел?
- Никого.
- Тогда что же ты делал? - Папа повышает голос.
- Ничего.
Братья пожимают плечами. А папа опускает голову, будто в чем-то виноват, допивает чай и больше ничего не говорит. Братья на цыпочках идут через столовую и, едва закрыв за собой дверь, со всех ног бегут вниз по лестнице в нашу полуподвальную комнату. Здесь, вдали от родителей, от магазина, они затевают грызню - повод всегда найдется.
- Куда ты засунул мою тетрадь? Не пачкай ее, я должен доделать уроки.
- А ты сам берешь мою книгу и оставляешь на ней пятна. Таскаешь сладкое, так хоть бы руки потом помыл!
- Да отстань ты от меня!
Один отталкивает другого в угол, трещат рукава. Книга падает на пол. Все в комнате летит кувырком.
Я не знаю, куда спрятаться. Хватаюсь за спинку кровати. И все равно братец мимоходом щиплет заодно и меня.
- Дурак! Я-то в чем виновата? Я твои книги не брала.
- Нечего путаться под ногами.
И он отшвыривает меня ногой, как клубок шерсти. Я и правда замотана в шерсть и вату с ног до головы. В комнате не слишком жарко. Вдоль стен стоят узкие кровати. Посередине заляпанный чернилами стол. В белой стене проделаны два высоких окна. За ними две слепые ямы. Окна выходят не на улицу. Они расположены под землей и перекрыты на уровне мостовой решетками, чтобы не свалились прохожие.
Тут никогда не бывает солнца. Даже когда на улице тепло и светло, у нас полумрак. Если и случится полоске света пробиться сквозь решетку, ее тут же заглушают тени проходящих ног. Если идет ребенок, то башмаки застревают в железных ячейках. У такого окошка и сидеть неохота. Что из него увидишь? Утоптанную землю да какой-нибудь тлеющий окурок, а не то плевок А вечером и вовсе страшно - одна темнота.
- Пожалуйста, закрой окна! - прошу я.
Поворачиваются на петлях и смыкаются две сплошные ставни, просовывается похожая на шпагу железная перекладина и привинчивается сбоку. И вместо окон получилась глухая стена.
- Зажгите лампу. Где она?
- Ты что, забыла? Ее еще утром Саша унесла заправить.
- Тогда разожги огонь в печке.
Белая кафельная печка набита длинными поленьями. Они проложены полосками бересты. Братья улеглись на пол перед открытой печной дверцей. Я протискиваюсь между ними. Береста занимается с одной спички: облачко дыма и тут же заплясали яркие язычки. Кора скукоживается и сгорает без остатка. Пламя же карабкается по поленьям, всасывает капельки смолы. Дерево стонет, трещит, лопается, взрывается фонтанами искр. Огонь все больше, он лижет и пожирает дрова. Они прогорают, истончаются. Пылают раскаленные головешки, языки пламени бросают красноватые отсветы на лица мальчишек.
- Абрашка, поди принеси из кухни картошек. Испечем на углях. - Абрашка вскакивает. - А заодно попроси у Шаи селедочку - поджарим.
Наклонившись над печкой, мы ворошим кочергой угли. Нестерпимо горячо глазам.
- Ого! Какую здоровенную тебе Хая дала!
- Как же! Я сам выбрал в бочке.
Крупные картошины перекатываются по горячим углям, кожица на них морщится. А селедка наливается, твердеет, задирает хвост и шипит. Засохшую и почерневшую, мы, обжигая пальцы, вытаскиваем и разделываем ее. Вдруг дохнуло холодным воздухом - открылась дверь.
- Что вы тут делаете в темноте? - Это входит, шурша юбками, Саша. В руках у нее раскачивается горящая лампа. По комнате расходится свет и запах керосина. От лампы, от Сашиной цветастой юбки и румяных щек сразу становится веселее. - Вставайте, ребята! Наверное, уже все прогорело. Я закрою печку, а то тепло уйдет.
Саша отстраняет нас от печки. Обгоревшим дочерна совком выгребает золу. Потом влезает на стул и задвигает вьюшку. Все становится обыкновенным. Что теперь делать? Папа с мамой еще в магазине.
- Башутка, иди поужинай первой. Тебе скоро пора спать, завтра ведь в школу. - Саша тянет меня за руку.