Вдруг донесся от Москвы удар церковного колокола, за ним другой, третий, и разлился торжественный благовест к обедням во всей столице.
- Кажись, ноне не воскресный день? Разве празднество какое, что так звучно гудят колокола в Москве? - сказал Захарий, снимая шапку.
- Святый угодник Божий Иоанне! Помози нам, благослови приезд наш! произнес Захарий, истово крестясь, и оборотился к Назарию. - Разве ты не знаешь, что ноне день усекновения главы Иоанна Предтечи? А еще книжный человек!
- А, вот что... Так, значит, великий князь сегодня именинник. Вот кстати у нас для него готов подарок, - заметил Захарий.
XX. Москва в 1477 году
Подгородные деревушки и пригородные слободы московские тянулись длинными и грязными улицами, одна от другой в недалеком расстоянии. Промежутки между ними были менее полуверсты. Слободы отличались от деревушек тем, что были обширнее, чище, новее строениями и, вообще, красивее последних; первые принадлежали казне, что можно было заметить по будкам, которые служили тогда жилищем нижних чинов полиции и подьячих. В каждой слободе было по одной такой будке. Некоторые из слобод, прилегавших к самой Москве, составляли с ней одно целое и потому назывались пригородными.
Проехав несколько таких деревушек и слободок, наши путешественники въехали в большую слободу, отличавшуюся более кипучей деятельностью и многолюдством. Поминутно мелькали перед ними обыватели: кто с полными ведрами на коромысле, кто с кузовами спелых ягод, и все разодетые по-праздничному: мужики в синих зипунах, охваченных разноцветными опоясками, за которыми были шапки с овчинной опушкой, на ногах желтелись лапти; некоторые из них шли ухарски, нараспашку, и под их зипунами виднелись красные рубашки и дутые, медные пуговицы, прикреплявшие их вороты; бабы же - в пестрядинных поневах, в рогатых кичках, окаймленных стеклярусовыми поднизьями - кто был зажиточнее - а сзади злато-вышитыми подзатыльниками.
Все встречавшиеся низко и приветливо кланялись нашим путешественникам.
- Путь дорога, бояре!
- Бог в помощь.
- Спасибо!
- С праздником!
- Спасибо, спасибо!
Такие восклицания слышались со всех сторон.
- Не позволите ли остановиться, бояре, да дать передохнуть животным своим и покормить их - ишь как они упарились, - послышался голос одного из выбежавших из избы мужиков.
- Да и самим бы перекусить чего-нибудь! - кричал другой мужик, подбегая к путешественникам.
Он еще издали им кланялся, горбился, вытягивал голову и тряс своими волосами.
- У меня бураки из свежей свеклы! - выкрикивал один.
- У меня щи из кочанной капусты! У меня панушки пухленькие, горяченькие, только что с пылу! У меня пышки подовые с сытой! - закричали вдруг несколько голосов из окружавших путников.
- Нет, братцы, благодарствуем на приглашении, нам привал в Москве.
- А у нас-то что? Разве другой город? - сказал один, видимо, обидевшись.
- Пусть их добираются до Загородья, аль до посада, там подороже поплатятся! - заметил другой.
- По нас, хоть за посад, только там теперь порожнего угла не найдешь, в избе и душно, да она битком набита, а за чистую светлицу отдашь полгривны на день за постой!
- Ништо... Не в Кремль же их пустят для нонешнего дня, там и без них много приезжих, так что маковой росинке, чай, негде упасть.
- Если вы хотите, добрые люди, угостить нас, - сказал Захарий, перебивая говор окружающих, - то вынесите нам по ковшу квасу.
Мигом несколько человек бросились к своим домам, принесли целый жбан и, зачерпнув ковшик, подали Захарию, а затем и остальным, уверяя, что квас прямо с ледника и такой холодный, что только глядя на него уже заноют зубы.
- Ну теперь закусите, бояре, белым калачиком. Чай, проголодались, уже обедни поздние, а ныне вы наверняка ничего еще не вкушали, заморите червячка, нам, грешным людям, еще рано, грешно, а вам, дорожным, Бог простит, - говорили разом несколько человек, насильно суя в руки путникам калачи.
Назарий кинул им несколько кун*, и проезжие поехали далее.
_______________
* В гривне их считалось 25.
- Ну, братец, уж о сию пору москвичи сказываются; видно, что не промахи, умеют деньгу нажить, а нажитую беречь. Что-то будет далее? сказал Захарий, почесывая затылок.
Через несколько времени, при въезде в одну улицу, показались на ней рогатки, отодвинутые в сторону с дороги и означавшие начало настоящего города, хотя тогда это место называлось Загородьем.
Оглядывая пристально проезжаемые им места, Захарий продолжал говорить:
- Вот мы и в Москве! Да как она разрослась, разубралась, раскинулась на все стороны - и узнать ее нельзя! Помнится мне, прежде стояли тут избенки одна от другой на перелет стрелы, а ноне как будто все под одной крышей.
На самом деле громады деревянных построек, без симметрии, без вкуса, тянулись длинными рядами и составляли кривые узкие улицы, которые вдруг раздваивались от выстроенных посреди их теремов, церквей. Глухие переулки оканчивались поперечными зданиями также теремов боярских, вышек, высоких заборов со шпильками, в угрозу ворам, которые бы вздумали лезть через них, и каменных церквей с большими пустырями, заросшими крапивой и репейником, из которых некоторые были кладбищами, и на могилах мелькали выкрашенные кресты и белые, поросшие мхом камни.
Самые здания казались нестройными потому, что подле двухэтажных хором, обнесенных тесовой оградой, стояли покосившиеся низкие, вросшие в землю избы, огражденные поломанным тонким частоколом. Не только посреди Москвы были тенистые рощи, пруды, озера и зеленые волнистые луга, но почти каждый боярин и зажиточный человек имел на своем дворе тенистый сад, по преимуществу из диких яблонь. Через тын сада переваливали головки свои статные подсолнечники, а в самом саду пестрели гирлянды разноцветного мака, ноготков и проч. В большинстве садов были рыбные пруды - чистые, зеркальные, цветистые лужайки, ульи пчел. Кроме того, на дворе были разные строения: часовни, амбары с запасным хлебом, кладовые с железными дверями, а подвалы, темные особые светлицы, вышки, мыльни, голубятни, толстые необхватные столбы с блиставшими на них медными кольцами, в которые застольные гости хозяев вдевали удила своих коней. Дворы были гладко вымощены бревнами, имели снаружи на воротах навесы, а под ними иконы. Глубокие погреба хранили крепкие меда и греческие и фряжские вина.
Богатство и роскошь бояр составляли еще: божницы, в которых находились иконы в богатых серебряных и золоточеканных окладах; драгоценная посуда, серебряные и золотые кубки, ковши, братины, блюда, тарелки, и проч., нарядная одежда из шелка и парчи с узорчатыми нашивками из золота и драгоценных камней, и, наконец, множество слуг или холопов, обельных, закабаленных и закупных*.
_______________
* Т. е. крепостных вечных, временных и нанятых.
Имущество же бедных огнищан*, купцов черных сотен и слобод*, половых* и прочих людей состояло из ветхих хибарок с соломенными крышами, с небольшим двором, внутри которого виднелись жердь с веревкой и бадьей для колодца, да длинные гряды с капустой, свеклой, редькой, морковью и другими огородными овощами.
_______________
* Нынешние мещане.
* Так назывались продавцы мелочных товаров.
* Цеховые или мастеровые люди.
Такова была Москва в описываемое нами время, за исключением Кремля, описанию которого мы посвятим особую главу.
В настоящее время остались только некоторые храмы, на которых не изгладились еще следы глубокой древности нашей родной столицы. Другие же памятники хотя и носят название древних, но реставрированы до неузнаваемости.
Единственно, что напоминало и тогда сегодняшнюю Москву, - это неумолкаемый говор народа, особенно на торговых площадях в праздничные дни.
Этот говор поразил приезжих новгородцев сильнее вида самого города.
XXI. В Кремле