Татарский царевич Данияр, сын Касимов, и Василий Образец назначены были идти в сторону от него по Замте.
Князь Даниил Холмский шел за Иоанном с детьми боярскими, владимирцами, переяславцами и костромитянами, за ним два боярина с дмитровцами и коломенцами.
С правой стороны - князь Симеон Ряполовский с суздальцами и юрьевцами, а с левой - брат великого князя Андрей Меньшой и Василий Сабуров с ростовцами, ярославцами, угличанами и бежичанами; с ними шел воевода матери великого князя* Семен Пешков с ее двором.
_______________
* У великих княгинь были собственные дворы, воеводы и часть войска.
Между дорогами Яжелбицкою и Демонскою шли князья Александр Васильевич и Борис Михайлович Оболенские; первый с калужанами, радонежцами, новоторжцами, а второй с можайцами, волочанами, звенигородцами и ружанами (жителями города Рузы).
По самой дороге Яжелбицкой шел боярин Федор Давыдович с детьми боярскими двора великокняжеского и коломенцами, а также князь Иван Васильевич Оболенский со всеми его братьями и детьми боярскими.
Передовой отряд великого князя достигал уже Торжка, и за ним шел сам Иоанн Васильевич.
В Торжке народ встретил московского князя искренними восторженными криками - жители Торжка любили более московитян, как своих одноплеменников, чем литовцев, которых они звали голыми челядинцами.
Князь Михаил Микулинский - любимец князя тверского Михаила - сделал Иоанну торжественную встречу.
Он сошел перед ним со своего коня, низко поклонился и приветствовал от имени своего князя, приглашал от его лица в Тверь откушать хлеба и соли.
- Не время угощаться мне, - отвечал Иоанн. - Не за тем поднялся я в поход дальний, чтобы пировать пиры по дороге, если же хотите доказать приязнь свою, то приготовьте мне воинов, чтобы вместе наказать нам непокорных новгородцев. Хочу я так поступать отныне со всеми открытыми и застенными врагами...
Микулинский понял намек и, запинаясь, отвечал:
- Мы всегда готовы покорствовать тебе, князю князей: повели представим тебе потребное число воинов. Мы не ослушники твоей воли...
- Знаю и тех, кто одной рукой обнимает, а другой замахивается. Я жду воинов ваших к делу, которое скоро начнется, - с ударением заметил великий князь.
Князь Микулинский молча поклонился и отошел в сторону.
За ним представились Иоанну новгородские послы - опасчики, прибывшие просить у великого князя опасных грамот для архиепископа Феофила и посадников, намеревавшихся отправиться к нему для переговоров. Их было трое: староста Даниславской улицы, Федор Калитин, гражданин Житов и гражданин Марков.
- Низменно бьем челом тебе, государю нашему! - говорили они. - Желаем благоденствовать многие века и просим униженно милосердия твоего: повели дать свободный пропуск...
Иоанн почти не взглянул на них и, прервав их просьбу, сказал:
- Вы сами ниже земли поступками своими, лицемерные люди! В глаза признаете меня государем, а заглазно не только не держите имя мое грозно, но еще всячески его поносите. Я переговорю с вами выстрелами...
Он сделал знак рукою, послов схватили и увели, а великий князь поехал обедать к брату своему Борису Васильевичу в Волок со всею свитою и князем Микулинским.
Во время шумной и роскошной трапезы разговор, конечно, вертелся на цели похода - Новгороде.
Московские бояре по очереди выходили, по обычаю того времени, из-за стола на середину обширной гридницы и кричали:
- Пьем за здоровье великого князя, всего двора его, воинства и союзников!
Князь Микулинский закричал:
- Я пью за здоровье будущего победителя новгородцев!
"И тверитян", - подумали многие про себя, осушая большие кубки.
- Будущее таится в руце Божией, - скромно произнес Иоанн, - а лучше выпьем за бывших победителей их, подивимся храбрости доблестных мужей и произнесем им в тайне души вечную память.
Хмель вскипятил кровь молодости и разогрел холод старости - языки развязались, бояре стали разговорчивее, смелее.
- Правду-матку сказать, государь, - воскликнул Ряполовский, - ты победил их пяток лет тому назад. Честь тебе и слава! Но сами они тоже часто натыкались на смерть, купленную ими междоусобною сварою: она на них из-за каждого угла целила стрелы свои и на твое оружие натыкались они, как слепые мухи на свечку. Стало быть, следует пить и за их здоровье: они и сами много помогли победить себя.
- Непременно, - подхватил Сабуров, - дух междоусобий был для них меч обоюдоострый; памятен этот нашим предкам.
- Но вы забыли прибавить к числу собственных их язв острые языки литвин, - сказал Федор Давыдович. - Они, как ножи, втыкались в уши новгородцев и вели их короткою дорогою на погибель.
- Кому здоровье, а им анафема, двоедушникам!..
Клянусь всей роднею моею, покинутой в Москве, не щадить до конца жизни это проклятое племя, если встретятся они с нами в битве за новгородцев, хотя бы они налетели на нас на огненных драконах! - вскричал князь Даниил Холмский.
- В Новгороде, говорят, конский падеж, а так как они не завелись еще воздушными конями, то, наверно, выедут против нас на коровах, - пошутил боярин Ощера.
На шутку его, однако, никто не откликнулся.
- Храбрым воинам здоровье, литвинам анафема! - резюмировал бывший при особе великого князя Назарий.
Я заколочу тем рот до самой рукоятки меча моего, кто осмелится тайно или явно доброжелательствовать им и поминать их не лихом! - воскликнул князь Василий Верейский.
Трапеза, между тем, окончилась.
Иоанн дал знак к походу.
С московскою дружиною отправился и брат великого князя Борис Васильевич.
XIV. Новгородские перебежчики
Четвертого ноября к соединенным московским дружинникам присоединились тверские, под предводительством князя Микулинского, и привезли с собой немалое количество съестных припасов.
Но воины тверские были плохо одеты для ненастного времени и были, видимо, с расчетом не завидны ни для своих, ни грозны для неприятеля, ни по виду, ни по летам, ни по вооружению.
Московитяне смеялись над ними:
- Да они, видно, у смерти напрокат выпрошены, - говорили они, - и грозны столько же для нас, сколько и для врагов, и тех, и нас станут морить не от меча-кладенца, а от смеха.
Иоанн заметил эту хитрость тверского князя, но молчал и был милостив к пришедшим воинам и приветлив с их предводителем.
Через несколько времени великий князь потребовал к себе задержанных опасчиков новгородских, укорял их в неверности и, наконец, велел дать им охранные и опасные грамоты для послов и отпустил восвояси.
Между тем в стан его стали прибывать многие знатные новгородцы и молили принять их в службу; иные из них предвидели неминуемую гибель своего отечества, другие же, опасаясь злобы своих сограждан, которые немилосердно гнали всех подозреваемых в тайных связях с московским князем, ускользнули от меча отечества и оградились московским от явно грозившей им смерти.