XXII. В подземелье
Пока рыцари с усердием и отвагой, достойными лучшей цели, опустошали содержимое погребов фон Ферзена, русские молодцы в рыцарских шкурах тоже не дремали.
- Братцы, - говорил товарищам Пропалый, стоя над загадочным творилом, куда на их глазах скрылась таинственная процессия, - мы взбирались на подоблачные горы и на зубчатые башни, но не платились жизнью за свое молодечество, почему бы теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы в тартарары? Я, по крайней мере, думаю, что нам не найти удобнее места, где бы мы могли погреться вокруг разложенного огня, да кроме того, мы разузнаем, кто эти полуночники. Лукавый их ведает, что у них на уме? Может, они для нас же готовят гибель!
- Мы готовы, идем хоть на край света! Веди нас хоть туда, куда и орел не нашивал добычи, где конец странствия облаков, мы за тобой всюду, отвечали ему дружинники.
Осторожно подняли они чугунную доску, и ощупью один за другим начали они спускаться в подземелье.
Чутко прислушиваясь на каждом шагу, они медленно спускались все ниже и ниже.
Кругом внизу царила гробовая тишина.
Страшная сырость и спертый воздух затрудняли дыхание.
Наконец они почувствовали под ногами вместо камней сырую землю лестница кончилась. В подземелье было совершенно темно. Вытянув перед собой руки и ощупывая мечами впереди себя, храбрецы двинулись среди окружавшего их могильного мрака.
Мечи рассекали только воздух.
Вскоре, впрочем, один из дружинников встретил своим мечом стену. Шедшие повернули вправо и увидали вдали слабое мерцание огонька.
Дружинники пошли на огонек, и скоро до них стали доноситься голоса людей.
При слабом освещении смоляного факела, который держал один из четырех находившихся в подземелье людей, наши храбрецы, приблизившись к ним, рассмотрели тяжелые своды стен и толстые столбы, подпиравшие закопченный потолок.
За последними скрылись они, чтобы быть незамеченными до времени и стали прислушиваться к разговору неизвестных. Одного из них, впрочем, они вскоре узнали по голосу.
Это был - Павел.
- Ну, Гримм, теперь все кончено! - говорил он. - Девица в наших руках... Что же медлит и не идет рыцарь?
- Ты молодец хоть куда, парень не промах, - отвечал Грамм. - Только доделывай начатое, тогда рыцарь наградит тебя...
- Удавкой, как бешеную собаку; знаю я вас... но вот, кажется шпоры... Это он...
На самом деле, другой факел еще более осветил присутствующих в подземелье.
Его нес оруженосец Доннершварца.
За ним шел и сам он, пошатываясь на каждом шагу.
- Ну, что... добыли ли? - рявкнул он, обращаясь к Павлу.
- Наше слово свято, - отвечал тот, указывая рукой на дверь, видневшуюся в глубине, и повел его к ней.
- Ну, Гримм, черт возьми, - ворчал, следуя за ним, Доннершварц, нашел же ты местечко, куда спрятать ее. Видно, ты заранее привыкаешь к аду...
- Привыкнешь! - лаконически и лукаво отвечал Гримм.
Пропалый подал знак своим, и дружинники погнались за ушедшими.
Павел с шумом отодвинул железный засов. Чугунная дверь, скрипя на ржавых петлях, отворилась.
В низкой, тоже со сводом комнате, отделенной от подземелья полуразрушенной стеной, висела лампада и тускло освещала убогую деревянную кровать, на которой, казалось, покоилась сладким сном прелестная, но бледная, как смерть, девушка.
Шелковый пух ее волос густыми локонами скатывался с бледно-лилейного лица на жесткую из грубого холста подушку, сквозь длинные ресницы полуоткрытых глаз проглядывали крупные слезинки...
Увы! Это был не сладкий сон, а глубокий обморок.
Доннершварц бросил на нее плотоядный взгляд, но приблизившись воскликнул:
- Черт возьми, да это не. Эмма! Это какой-то обглодыш. Жива ли она?
На самом деле Эмма - это была она - исхудала до неузнаваемости. Павел наклонился над лежащей.
- Еще дышит этот живой остов... Она не скоро умрет и здесь, а на свежем воздухе и подавно... Бабы живучи, а это только с их бабьего придурья...
- Но что с ней сделалось...
- Что?.. Испугал я, как, выманивши ее голосом Григория и схватив в охапку, потащил с собой... Сперва она завопила: - Гритлих, Гритлих, где ты?
- Подожди, с того света он придет за тобой, - сказал я ей. - С тех пор она и не двинулась.
Но Эмма шевельнулась, или, скорей, вздрогнула от холода и сырости воздуха, которым было пропитано подземелье.
Доннершварц, стоявший немного поодаль от кровати и пожиравший свою жертву жадными взглядами, сделал уже шаг вперед с распростертыми, как бы для объятий, руками.
- Не терпится более! - шепнул Пропалый и хотел уже кинуться на него, но у несчастной девушки нашелся другой невидимый хранитель.
С потолка оторвался тяжелый камень и упал между ней и Доннершварцем.
Негодяй испугался и отступил.
- Перестаньте, благородный рыцарь, - начал Гримм с чуть заметной иронией в слове "благородный", - разнеживаться теперь над полумертвой... Что тратить время по пустякам. Она от вас не уйдет. Идите-ка лучше собирать в поход своих товарищей и когда они все выберутся из замка, мы с Павлом перенесем ее отсюда к вам. Вы, проводив рыцарей, не захотите марать благородных рук своих в драке с русскими и вернетесь домой... Там вас будет ожидать Эмма и мы с нашими услугами.
- Да, да, пусть сам черт заступается за нее, но она будет моей, воскликнул Доннершварц. - А теперь я на самом деле пойду, - добавил он, уже дрожа от страха.
Предшествуемый оруженосцем с факелом, он ушел. Гримм с Павлом и двумя подкупленными злодеями остались одни.
- Ну, а мы что?.. Улепетнем тоже отсюда, - заговорил Гримм, когда звуки шпор умолкли вдали.
- Скоро утро... несподручно... Да еще вот что мне сомнительно: куда девались мои земляки? Я знаю Чурчилу, как самого себя: он не убежит, разве что в другом месте рыскает за добычей, - отвечал Павел.
- А нам что до них? Этого чугунного рыцаря Доннершварца заведем мы в глушь, а там...
Гримм сделал выразительный жест рукой.