Он сделал вдруг еще более глубокомысленную физиономию.
- Может быть, впрочем, и погода виновата, что я озяб, - стал соображать он вслух. - У меня в доме и то только тринадцать градусов, несмотря на то, что сам Чадилкин строил, все по системе...
Он захихикал.
- Я сам не понимаю толку в постройках, да на что мне это и знать? всегда могу купить Чадилкинское знание. Он за стиль и вкус с меня большие деньги получил, а нам на что вкус, когда мы его купить можем. С меня за вкус и план моего дома Чадилкин двадцать тысяч взял. Мой дом ведь триста тысяч стоит, да вкус двадцать, - итого триста двадцать тысяч, кроме купленной мебели... Да что нынче купить нельзя - все можно. Вот разве расположение мадемуазель Крюковской купить нельзя.
Он вопросительно посмотрел на Надежду Александровну и громко расхохотался.
Та смерила его быстрым взглядом.
- Да!.. Мое расположение трудно купить, дорого стоит, даже вам не по карману, да и не для вас, - кинула она ему.
- Насчет кармана вы не беспокойтесь, - самодовольно возразил он со смехом, - и по карману, и по мне, а уж вы такая капризная барыня: все выбираете. Меня же многие находят еще интересным мужчиной. Ведь главный интерес не в красоте, а в уме, а у меня ум.
Он сделал неопределенный жест рукой около лба.
- С министрами поспорим... - с важностью добавил он и поднял вверх указательный палец правой руки.
- Да уж вы этим известны, - насмешливо вставил Владимир Николаевич, кого хотите провести сумеете!
Крюковская тоже засмеялась.
- О!.. Всегда проведу! - захохотал и он, не поняв насмешки. - Затем и дураки на свете, чтобы их умные могли дурачить, а в особенности это легко с деньгами.
- Вы и умника всякого сумеете одурачить, - продолжал смеяться Бежецкий. - Что вам стоит это с вашими средствами?
- На счет этого мне удавалось и не раз. Да и что мне это стоит? Ну, брошу тысячу, другую, пожалуй, - и дело сделано. Люди падки на деньги! - с важностью заметил Исаак Соломонович и снова засмеялся довольным смехом.
- У меня сегодня до вас, любезнейший Владимир Николаевич, - обратился он к Бежецкому после некоторого молчания, - дельце есть. Я надеюсь, что вы мне это устроите. Там у нас старые счета есть, так я, пожалуй, разорву векселя, - презрительно добавил он. - Это для меня пустяки, но...
Он искоса поглядел на Крюковскую.
- Я бы желал с вами побеседовать наедине - предмет деликатный...
- Если угодно, пройдемте в гостиную. Надежда Александровна нас извинит, - заметил Владимир Николаевич, вставая с кресла.
- Пожалуйста, не стесняйтесь! - сказал Крюковская.
- Все насчет искусства, вы знаете, что поддерживаю искусство. Оно мне дорого стоит. Искусство - вещь великая... - ораторствовал Исаак Соломонович, выходя с Бежецким из кабинета.
Надежда Александровна была рада, что ее оставили одну, и снова погрузилась в размышления по поводу ее предыдущего разговора с Бежецким.
- Ах, Господи, все это мне кажется не то, - думала она, сидя с закрытыми глазами. - Так близко и вместе с тем так далеко. Не понимает он меня, и мне тяжело, а только стоит ему посмотреть на меня ласково - уж я воскресла и ожила. Опять надежда! Ведь добрый такой, умный... Неужели он не будет никогда таким, каким бы я хотела его видеть?
Она глубоко вздохнула и встала.
- Впрочем, вздор! - продолжала она размышлять, нервно расхаживая по кабинету. - Переверну все, это пустяки, можно переделать... Попробую перевернуть. Это должно быть моей целью. Он слишком легко ко всему относится. Серьезного человека в нем разбудить, осветить эту тьму, в которой он жил до сих пор... Тогда, когда мы сошлись, я дала себе эту клятву и сдержу ее. Все вынесу, все ему в жертву принесу, а теперь одно сознаю: люблю его и люблю. Все, что вижу, прощаю. Даже искусство, мое дорогое искусство забываю - для него. Да! Сил во мне много, сумею любя его, свою всю жизнь забыть. Он ветрен и... увлекается. Так что за беда? Пускай только будет чувствовать, что свободен и счастлив со мной...
Ее думы прервал вошедший Аким, с большим белым картоном в руках.
Он был еще в более сильном подпитии.
- Где у нас барин-то? Куды пропал? - остановился он, покачиваясь, посреди кабинета.
- Он в гостиной, занят! - ответила ему Крюковская.
Аким, с трудом передвигая ноги, направился к двери, ведущей в гостиную.
- Не ходи туда, Аким, барин занят, не беспокой! - заметила она ему.
- Как не беспокой? - остановился он. - Вот принесли, что заказано... Там дожидают. Что вы меня к моему барину не пущаете? Это что такие за новости?!
- Говорят тебе, не хода, - загородила она ему дорогу, - барин занят. Если и пришли, так могут подождать. Да что это такое принесли?
Она протянула руку к картону.
- А то и принесли, - лукаво подмигнул Аким, пряча картон за спину, что не нужно вам знать, вас некасающее... Секрет... Вот... видно, бабы-то везде равны, что в вашем, что в нашем звании. Что принесли? А то, что не вашего знания дело... Любопытны больно! Вы думаете, у нас с барином секретов от вас нет, ан, вон есть. А вы не пущать...
Он снова направился к двери.
Надежда Александровна снова загородила ему дорогу.
- Говорят тебе, не ходи теперь... Подай сюда картон!
Она ухватилась за картон, который Аким вырвал у нее из рук, но, потеряв равновесие, упал и уронил картон.
Крюковская быстро подняла его.
- Что это? Из модного магазина?
Аким, с трудом поднявшись, снова бросился к картону.
- Говорят, что не для вас... Вам знать не надо.
Надежда Александровна отстранила его рукой, подошла к дивану, поставила на него картон и стала его развязывать.
- Мне знать не нужно, поэтому я и должна знать...
Она раскрыла картон и остолбенела.
- Ведь я же говорил, что вам знать не годится... Спокойнее бы были... Право спокойнее, - заметил Аким, снова бережно завязывая картон.
Крюковская смотрела на него ничего не выражающим взглядом.
- А вы любопытничать. Ну, вот и уставились, чего смотрите? Теперь плакать начнете. Велика беда, что пошалить барин, пошалит и все тут. Мужчине можно пошалить, не барышня, - пустился он в рассуждения.