- Ваше величество, - сказал Шарни, - скоро будет шесть лет, как вы сами, когда я думать об этом не думал, потому что для меня на свете существовала лишь одна-единственная женщина, которую Господь поставил слишком высоко надо мной, чтобы я мог коснуться ее, так вот, скоро шесть лет, как вы сами определили меня в мужья мадемуазель Андре де Таверне, а ее навязали мне в жены. За эти шесть лет я и двух раз не прикоснулся к ее руке, не перемолвился с нею без необходимости и десятком слов, наши глаза не встретились и десяти раз. Моя жизнь была занята, заполнена заполнена иной любовью, посвящена тысячам забот, тысячам трудов, тысячам борений, что волнуют душу мужчины. Я жил при дворе, измерял дороги, связанный и по собственной воле, и той нитью, что доверил мне король, с грандиозной интригой, которая по произволу судьбы завершилась крахом, но я не считал ни дней, ни месяцев, ни лет, и время для меня неслось тем стремительней, что я был совершенно поглощен чувствами, заботами, интригами, о которых я только что упомянул. Но у графини де Шарни все было иначе. После того как она, надо полагать, имела несчастье попасть к вам в немилость и покинуть вас, она живет одна, ни с кем не общаясь, замкнувшись в доме на улице Кок-Эрон. Свое одиночество, отрезанность, отрешенность от всех она принимает, не жалуясь, так как сердце ее не ведает любви и у нее нет потребности в тех чувствах, что необходимы другим женщинам, но, если я пренебрегу по отношению к ней простейшими своими обязанностями, не исполню самые обычные условности, этим, я уверен, она будет огорчена.
- Бог мой, сударь, вы так озабочены, что подумает о вас госпожа де Шарни, в случае если увидится или не увидится с вами! Но прежде, чем предаваться подобным заботам, вам следовало бы узнать, думала ли она о вас, когда вы уезжали, и думает ли сейчас, когда вы вернулись.
- Не знаю, ваше величество, думает ли она обо мне сейчас, после моего возвращения, но когда я уезжал, думала, я это точно знаю.
- Вы что, виделись с нею перед отъездом?
- Я уже имел честь напомнить вашему величеству, что я не виделся с госпожой де Шарни с того момента, как дал слово вашему величеству не встречаться с нею.
- Значит, она вам написала?
Шарни ничего не ответил.
- А! Она вам написала! - вскричала королева. - Признайтесь же!
- Она вручила моему брату Изидору письмо для меня.
- И вы прочли его? Что же она там пишет? Что она вообще могла вам написать? А ведь она мне поклялась... Ну, отвечайте! Что она вам написала? Ну, говорите же, я хочу знать!
- Я не могу сказать вашему величеству, что написала мне в этом письме графиня: я его не читал.
- Вы порвали его? - обрадованно воскликнула королева. - Вы бросили его в огонь, не прочитав? Шарни! Шарни! Если вы так поступили, вы самый верный из мужчин, и я зря жаловалась. Я не утратила вас!
И королева протянула обе руки к Шарни, словно призывая его к себе.
Однако Шарни не двинулся с места.
- Нет, я не порвал его и не бросил в огонь, - ответил он.
- Но тогда почему вы не прочли его? - спросила королева, бессильно опускаясь на кушетку.
- Это письмо мой брат должен был вручить мне только в том случае, если я буду смертельно ранен. Увы, суждено было погибнуть не мне, а ему. Он погиб, и мне передали его бумаги; среди них было и письмо графини, и вот эта записка... Прочтите, государыня.
Шарни протянул королеве написанный Изидором листок, который был приложен к письму.
Дрожащей рукой королева взяла записку и позвонила.
Пока происходили события, о которых мы только что рассказали, стемнело.
- Огня! - приказала королева. - Быстрей!
Лакей вышел; на минуту воцарилось молчание, слышно было только лихорадочное дыхание королевы да ускоренный стук ее сердца.
Вошел лакей с двумя канделябрами и поставил их на камин.
Королева не дала ему даже времени выйти: он еще не закрыл дверь, а она уже стояла у камина, сжимая в руках листок.
Дважды обращала она взгляд на записку, но ничего не видела.
- О! - прошептала она. - Это не бумага, это огонь!
Протерев рукою глаза, словно пытаясь возвратить им способность видеть, которую, как ей казалось, она утратила, Мария Антуанетта нетерпеливо топнула ногой и воскликнула:
- Господи, ну что же это такое!
Она собрала вся свою волю, рука ее перестала дрожать, а глазам вернулось зрение.
Охрипшим голосом, так не похожим на тот, который знали все, она прочла:
- "Это письмо адресовано не мне, но моему брату графу Оливье де Шарни; написано оно его супругой графиней де Шарни."
Королева перевела дыхание и продолжала:
- "Если со мной произойдет несчастье, прошу того, кто найдет это письмо, передать его графу Оливье де Шарни или возвратить графине."
Королева вновь перевела дыхание и встряхнула головой.
- "Графиня вручила мне это письмо со следующими указаниями." Ага, вот уже и указания, - пробормотала она и вторично протерла рукой глаза. "Если из имеющего последовать предприятия граф выйдет невредимым, возвратить письмо графине."
Чем дальше читала королева, тем заметнее прерывался ее голос. Она продолжала:
- "Если он будет тяжело, но не смертельно ранен, попросить его, чтобы он разрешил супруге приехать к нему." Ну, разумеется, - хмыкнула королева и уж совсем невнятным голосом прочла: - "Если же он будет ранен смертельно, вручить ему это письмо, а в случае, если он будет не в состоянии читать, прочесть его, дабы, прежде чем покинуть этот мир, он узнал содержащуюся в этом письме тайну." Что же, вы и теперь будете отрицать? вскричала Мария Антуанетта, взглядом испепеляя графа.
- Что?
- Господи, да то, что она вас любит!
- Как! Графиня меня любит? Ваше величество, что вы говорите? - в свой черед вскричал Шарни.
- Как мне ни горько, я говорю то, что есть.
- Графиня любит меня? Меня? Нет, это невозможно!
- Но почему же? Я ведь люблю вас.
- Но если бы графиня любила меня, то за эти шесть лет она призналась бы мне, дала бы как-нибудь понять...
Несчастная Мария Антуанетта уже так исстрадалась, что ощущала потребность заставить страдать и графа, вонзить ему страдание в сердце, словно кинжал.
- О нет! - воскликнула она. - Нет, она никогда не дала бы вам понять, нет, она ничего не сказала бы. И не даст понять, и не скажет, потому что прекрасно знает, что не может быть вашей женой.
- Графиня де Шарни не может быть моей женой? - переспросил Оливье.
- Да, - подтвердила королева, все более упиваясь своим отчаянием, потому что она знает: существует тайна, которая убьет вашу любовь.
- Тайна, которая убьет нашу любовь?