- Ну, а ты, Григорий, уже поспешил апробовать "акт милосердия", иронически подчеркнул адмирал. - Значит, и делу конец.
Наступила короткая пауза, во время которой адмирал достал из письменного стола какой-то исписанный цифрами клочок бумаги и затем сказал:
- Взамен имения, которое должно бы быть разделено на четыре части, ибо сестер ваших я уже выделил деньгами, по три тысячи на каждую...
- На пять частей, папенька? - перебил отца старший сын. - Вы, верно, забыли, что всех нас пять братьев, - прибавил моряк, вспоминая об опальном Леониде.
- Я помню, что говорю! - крикнул, вспыхивая, адмирал и продолжал: так вместо родового имения я выдам каждому из моих четырех сыновей (адмирал подчеркнул "четырех") деньгами, какие причитаются за выкупную ссуду и за пятьсот десятин... На каждого из вас придется по четыре тысячи... вот здесь на бумажке и расчет...
И адмирал кинул на стол бумажку, исписанную цифрами.
- Хочешь посмотреть, Григорий? - насмешливо заметил адмирал повеселевшему сыну.
Гриша покраснел как рак и не двинулся с места.
- Деньги эти предназначены из аренды, которую мне недавно пожаловал государь император на двенадцать лет по две тысячи и которые мне выдадут сразу. Других денег у меня нет... Из этой же аренды Анна и Вера получат свои приданые деньги... Согласны?
Все, конечно, согласились, после чего адмирал их отпустил, объяснив, что Василий получит деньги через месяц, а Николай, Григорий и Сергей - по достижении тридцатилетнего возраста.
- А затем ни на что не рассчитывайте! - крикнул им вдогонку адмирал.
Когда мужики через старосту Акима узнали о милости барина, они сперва не поверили, - до того это было неожиданно. Но бумага, присланная адмиралом старосте, окончательно убедила мужиков, и они благословляли барина, простив все его тяжкие вины относительно многих своих дочерей. Староста Аким приезжал потом в Петербург благодарить адмирала, и грозный адмирал, видимо, был тронут искренней и горячей благодарностью деревни в лице ветхого старика Акима, которого он не допустил к руке, а милостиво пожал ему руку и несколько минут с ним беседовал.
На другой день после разговора с сыновьями адмирал сказал рано утром Никандру:
- Люди, конечно, знают о воле, которую даровал им государь император. Объяви им, что кто не хочет у меня оставаться, может через неделю уходить.
- Слушаю, ваше высокопревосходительство!
- Иди и сейчас же принеси ответ!
Никандр и без того знал, что решительно все, за исключением Алены, горничной Анны, да Настасьи, горничной адмиральши, собирались уходить. Уже давно на кухне шли об этом разговоры, и после манифеста радости не было конца. Все осеняли себя крестными знамениями и облегченно вздыхали при мысли, что они свободны и могут избавиться от вечного трепета, который наводил на всех грозный адмирал.
Через пять минут Никандр вошел в кабинет.
- Ну, что? Кто уходит?
- Ефрем, ваше высокопревосходительство.
- И пусть. Лодырь. А Ларион?
- Тоже просится...
- А Артемий кучер?
- Хочет побывать в деревне, повидать детей.
- Гм... И Федька, пожалуй, тоже уходит? - осведомился, хмурясь все более и более, адмирал о пятнадцатилетнем казачке.
- Хочет в ученье в портные поступить, ваше высокопревосходительство! - докладывал Никандр с какою-то особенною почтительностью.
Адмирал помолчал и, сурово поводя бровями, продолжал:
- А девки?
- Олена да Настасья хотят остаться, если будет ваше желание.
Адмирал недовольно крякнул и снова помолчал.
- Нанять повара, кучера и лакея для барыни! - приказал он. - Да смотри, людей порасторопнее... Насчет жалованья сам переговорю.
- Слушаю-с, ваше высокопревосходительство! - отвечал Никандр, видимо, сам чем-то озабоченный.
- Двух девок довольно, - продолжал адмирал. - Алена может ходить за двумя барышнями, а если Настасья передумает и не останется, барыня сама найдет себе горничную... А прачки не нужно... Можно отдавать стирать белье...
- Слушаю-с!
Адмирал снова смолк и вдруг спросил:
- Ну, а ты как, Никандр? Останешься при мне или нет?
В голосе адмирала звучала беспокойная нотка.
Никандр смутился.
- Я положу десять рублей жалованья, а если тебе мало - прибавлю...
- Я, ваше высокопревосходительство, не гонюсь за жалованьем. И так, слава богу, одет и обут...
- Так остаешься?
- Я бы просил уволить меня...
Адмирал насупился и стал мрачен. Этот Никандр, к которому он так привык, и тот собирается уходить. Этого он не ожидал.
А Никандр между тем продолжал робко, точно виноватый:
- Я, ваше высокопревосходительство, имею намерение сходить на богомолье, в Иерусалим.
- В Иерусалим? - переспросил озадаченный адмирал.
- Точно так-с.
- Зачем тебе туда?
- Сподобиться видеть святые места и помолиться искупителю грехов наших... Уже давно о сем было мое мечтание, ваше высокопревосходительство.