- Вот, дьявол. Оружейников, заправщиков, ремонтников взяли тоже?
Оператор кивает головой.
- И этих увезли отсюда.
- Тогда мы сейчас отправляемся в порт одни.
Порт оцеплен солдатами, которые никого туда не пускают без специальных пропусков. Толпы беженцев скопились у больших ворот. Мы попробовали прорваться, но охрана прочно стояла на своих местах. Пришлось выбраться из толпы и отойти к портовому базару.
- Что же делать? - расстроен Мамонтов.
- Смотри - колонна машин.
К порту приближался грузовик охраны, набитый солдатами, за ним несколько открытых "Джипов" и "Виллисов", из которых торчали сияющие от позолоты кокарды высшего офицерского состава. Колонна замедлила ход перед толпой беженцев, и тут я, оттолкнув Мамонтова, сорвался с места и бросился ко второму "Джипу".
- Господин генерал, вы меня помните, я летчик, капитан Петров.
Хмурое лицо генерала Шарке уставилось на меня. И тут я вспомнил, что он ни черта по-английски не понимает.
- Что вы хотите, капитан? - услышал я английскую речь.
На заднем сидении развалился с большим чемоданом аккуратненький лейтенант в темных очках.
- Мне и моему другу, необходимо попасть в порт.
Лейтенант затараторил перевод генералу, тот закивал головой.
Машина медленно движется в толпе. Догадливый Мамонтов бежит за мной.
- Прыгайте сзади, - слышим перевод слов генерала.
Я запрыгиваю на сиденье рядом с лейтенантом. Оператор сваливается на наши шеи.
У самой пристани лейтенантик выталкивает нас из машины.
- Вас в списках отъезжающих нет, - объясняет он, - поэтому на эту посудину вас не пустят.
Посудина - это эсминец, стоящий у пирса, куда ручеечком стекался высший офицерский состав республики со своими женами, домочадцами, детьми и чемоданами.
- А куда же нам?
- Вот к тем...
Лейтенант показал рукой на обшарпанные сейнера, собранные метрах в трехстах отсюда у деревянных мостков.
- Спасибо, лейтенант.
- Удачи вам.
У сейнеров тоже толпа, но попадают на суденышки только те, кто имеет деньги. Капитаны дерут с каждого по 1000 долларов. Здоровенные грязные негры, вооруженные мачете, выкидывают нежелающих платить за посадку.
Я залез за пазуху и на ощупь выдернул пачку долларов.
- Пошли, Мамонтов, я плачу.
Слышны крики, потом топот по палубе, вскоре дверь нашей каюты со скрипом открылась, свет от фонариков пробежался по нашим лицам.
- Прошу приготовить документы, - на хорошем английском с американским акцентом произнес голос.
Мы подаем невидимому собеседнику свои паспорта. Тот долго освещает каждый листок документа:
- Господин Петроф и господин Мамонтоф, прошу выйти наверх.
- Мы российские подданные, - сопротивляется Мамонтов. - Не имеете права.
- Господа, выходите!
Это уже требовательный голос. Я первый поднимаюсь и иду на выход.
Палуба сейнера освещена прожектором стоящего рядом судна. Рядом со мной появились матросы с автоматами.
-Да это - американцы, - первым сказал Мамонтов. - Этим-то что от нас надо?
Матросы стали подталкивать нас к борту, рядом с которым качалась шлюпка, вскоре мы все очутились в ней.
- Мамонт, нас, кажется, взяли в плен.
- Эй, заткнись, - потребовал сидящий рядом моряк.
Мы попали на корвет американских ВМС, где нас сначала обыскали, отняв всю наличность, потом разместили в карцер, несмотря на наши вопли, что мы иностранцы. Неизвестно куда плывем, но отношение нормальное, кормят, не бьют, не пристают, но и не разговаривают.
Прошло шесть суток.
Ночью нас вывели на палубу, предварительно заковав в наручники . Корвет стоял у причала, а где-то там, за акваторией порта море огней. Световые рекламы, лампочки, освещенные дома и склады ошеломили нас.
- Кто-нибудь может сказать, - спросил я охрану, - где мы?
- Давай, иди, - скомандовал офицер, - и поменьше вопросов.
У причала стоит микроавтобус, окруженный матросами с автоматами. Нас с Мамонтовым затолкали туда.
- Мы в Америке, - говорю оператору.
- Почему ты так думаешь?
- А ты присмотрелся бы к вывескам и рекламе. Все на английском.