Страшная мысль мелькнула у миссис Конрой. А что, если доктор Деварджес ошибся? Что, если он составил свою карту в безумии или в бреду? А может, Рамирес нарочно обманул ее? Так неужели после всех ее мук ей не достанется в жизни ничего, кроме этого сидящего перед ней человека, который к тому же не любит ее, как любили ее все другие мужчины? От этой пугающей мысли миссис Конрой совсем растерялась. Она начинала понимать, что любит Гэбриеля, и это повергало ее в отчаяние. С непривычным ощущением покорности и зависимости она взглянула на мужа умоляющими глазами и сказала:
- Да, это была прихоть, милый, пустая прихоть. Она миновала. Не сердись.
- Я не сержусь, - спокойно возразил Гэбриель.
Миссис Конрой вздрогнула, как от удара.
- Мне показалось, что у тебя огорченный вид, - сказала она, помолчав.
- Я другим огорчен. Я думал об Олли, - сказал Гэбриель.
Есть предел терпению даже у растерянной и напуганной женщины.
- Ну, конечно, - резко откликнулась она. - Олли, Олли и еще раз Олли. Я и забыла, что только она одна у тебя на уме.
- Я думал о ней, - сказал Гэбриель все с тем же спокойствием, от которого можно было сойти с ума. - И сдается мне, что раз у тебя с Олли дружбы не получается, лучше вам жить врозь. Дальше так нельзя, Жюли, дальше так нельзя. А самое горькое то, что Олли стало жить еще хуже, чем прежде.
Миссис Конрой сидела с побелевшим лицом и грозно молчала. Мистер Конрой продолжал свою речь:
- Я всегда мечтал послать Олли в пансион, но теперь она не хочет ехать. Она ведь дурочка, Олли, ей не хочется со мной расставаться, и я тоже, дурень, не хочу, чтобы она уезжала. Значит, остается только один выход...
Миссис Конрой повернула голову, пристально поглядела на мужа своими серыми глазами, но ничего не сказала.
- Тебе нужно на время уехать от нас, - продолжал Гэбриель все тем же ровным голосом. - Я слышал, что есть такой обычай: после свадьбы жена уезжает навестить свою мать. Правда, у тебя нет здесь родных, - сказал Гэбриель задумчиво, - так что ты не можешь к ним поехать. Но ты говорила на днях, что у тебя есть какое-то дело во Фриско. Вот и отлично. Ты съездишь туда на два-три месяца, а за это время мы с Олли что-нибудь придумаем.
Гэбриель был, наверное, единственным человеком на свете, от которого миссис Конрой способна была выслушать столь оскорбительное предложение, не дав обидчику резкий отпор. Она лишь повернула к огню свое окаменевшее сразу лицо и горько рассмеялась.
- Почему же только на два-три месяца? - спросила она.
- Если ты не против, можно и на четыре, - сказал Гэбриель, - у нас с Олли останется лишнее время, чтобы уладить наши дела.
Миссис Конрой поднялась со стула и все с тем же окаменевшим лицом подошла к мужу.
- А что, - сказала она, как-то сразу охрипнув, - что, если я не пожелаю уехать?
Гэбриель ничего не ответил; судя по выражению его лица, он считал, что раз решение вопроса доверено женщине, ожидать от нее можно чего угодно.
- А что, - продолжала миссис Конрой хриплой скороговоркой, - а что, если я прикажу тебе вместе с этой девчонкой самому отсюда убраться? А что, - тут она перешла на пронзительные дискантовые ноты, - а что, если я вас обоих выкину из этого дома, из моего собственного дома, сгоню с этой земли, с моей собственной земли? А? Что тогда? Что тогда?
Она кричала теперь во весь голос и молотила своей сухощавой ручкой по плечу Гэбриеля, тщетно пытаясь вывести его из неподвижности.
- Ну, конечно, конечно! - успокоительно сказал Гэбриель. - Кажется, кто-то стучится к нам, Жюли, - добавил он, медленно вставая и направляясь в прихожую. Он уловил заглушенный воплями миссис Конрой стук в дверь. Отодвинув засов, он обнаружил стоявших у самого порога Олли и Сол.
Не трудно будет догадаться, что первой из троих, кто обрел дар речи этот благословенный дар божий, - была Сол.
- Мы здесь уже добрых пять минут стучимся в дверь, - сказала она, - а на таком холоде это все равно что час. А я и говорю себе: "Сол, да что же ты творишь такое? Люди только что поженились, на дворе ночь, а ты ломишься к ним, нарушаешь, можно сказать, их священное уединение!" Да и отвечаю себе: "А все потому, что для дела ты здесь, а если бы без дела пришла, тогда тебе, Сара Кларк, и оправдания бы не было никакого". А пришла я к вам потому, миссис Конрой, что ребенка надо было домой проводить. - С этими словами Сол стремительно прошла в семейную гостиную. - И вот...
Она смолкла. В гостиной никого не было. Миссис Конрой исчезла.
- А мне-то почудилось, будто я слышу...
Сол была явно растеряна.
- Это Гэйб сам с собой разговаривал, - соврала Олли с безошибочным женским тактом. - Я так ведь и сказала тебе, Сол. Спасибо, что проводила меня до самого дома. Спокойной ночи, Сол.
С проворством, от которого восхищенный Гэбриель буквально задохнулся, она подвела обомлевшую Сол к двери и выставила ее раньше, чем та успела что-либо еще сказать. Потом вернулась в комнату, не спеша сняла с себя шляпку и шаль и, взяв брата за руку, подвела его к прежнему месту у очага. Пододвинув низкую скамеечку, она уселась напротив и, опершись на колени Гэбриеля - это была ее любимая поза, - ухватила его снова за руку; а потом, поглаживая эту гигантскую руку своими загорелыми пальчиками и глядя брату прямо в глаза, сказала:
- Славный мой старина Гэйб!
Улыбка, мгновенно расцветшая на меланхолическом лице Гэбриеля, должно быть, разгневала бы миссис Конрой еще сильнее, чем его недавние речи.
- Что у вас тут приключилось, Гэйб? - спросила девочка. - Что она тебе говорила, когда мы вошли?
Речь миссис Конрой, равно и ее странное поведение вылетели у Гэбриеля из головы в ту же минуту, как вошла его сестра. Полный смысл происшедшего он так и не уяснил себе до конца.
- Позабыл, Олли, - сказал он, заглядывая в задумчивые глазки сестры. О чем-то она тут толковала... немножко была расстроена... вот и все.
- Но почему же она сказала, что наша земля - ее земля, и наш дом - тоже ее дом? - настаивала девочка.
- Женатые люди, Олли, - сказал Гэбриель небрежным тоном человека, досконально изучившего все тонкости супружеской жизни, - женатые люди шутят на свой лад, по-своему. Пока ты не замужем, тебе не понять. "Все, чем владею, тебе вручаю", - вот эти слова она и имела в виду, ничего больше. "Все, чем владею, тебе вручаю". Ну как тебе показалось в гостях? Весело было?
- Весело, - ответила Олли.
- Скоро тебе и здесь будет весело, Олли, - сказал Гэбриель.
Олли обратила недоверчивый взор прямо к двери, которая вела в спальню миссис Конрой.
- Вот именно, Олли, - сказал Гэбриель. - Миссис Конрой решила поехать во Фриско, повидать друзей. Она твердо решила поехать, и отговаривать ее теперь бесполезно. Видишь ли, Олли, есть такая мода, что, когда люди поженятся, жена уезжает погостить у друзей, потому что они первое время без нее очень тоскуют. Тебе этого, конечно, не понять, поскольку ты не замужем, но так принято у всех женатых людей. Так полагается. Поскольку она настоящая леди и воспитана, как говорится, по-модному, то и приходится ей, хочешь не хочешь, этой моде угождать. Она пробудет во Фриско месяца три, а может быть, и все четыре. Сколько по моде точно требуется, я сейчас не помню. Но ехать ей придется.
Олли бросила на брата проницательный взгляд.
- А она не из-за меня уезжает, Гэйб?
- Господи боже, конечно, нет! Откуда у тебя такие мысли, Олли? воскликнул Гэбриель с притворным удивлением. - Разве ты не заметила, как она привязалась к тебе за последнее время? Вот только что она спрашивала о тебе, беспокоилась, почему тебя нет.
Словно в подтверждение слов Гэбриеля и к вящему его изумлению, дверь спальни миссис Конрой отворилась, и сама она с очаровательной улыбкой и сияющим взором - веки у нее, правда, были чуточку покрасневшими, пробежала через гостиную прямо к Олли и чмокнула ее в пухлую щечку.
- Так я и подумала, что слышу твой голосок, и хоть улеглась уже, - с веселым, чуть извиняющимся видом она оглядела свой изящный ночной наряд, решила встать и проверить, ты ли это. Где же ты пропадала, гадкая моя девочка? Разве ты не знаешь, как я ревную тебя к миссис Маркл? Сейчас ты мне все про нее расскажешь. Пойдем ко мне. Сегодня мы с тобой будем спать вместе, и братец Гэйб не узнает, о чем мы будем секретничать. Не правда ли? Ну пойдем!
Не успел удивленный Гэбриель опомниться, как она утащила оторопевшую, но широко улыбающуюся девочку к себе в спальню, оставив его одного в комнате. Когда, немного погодя, Олли высунула кудрявую головку, насмешливо крикнула: "Спокойной ночи, старина Гэйб!" - хлопнула дверью и заперла ее на задвижку, Гэбриель испытал новый приступ удивления, смягчаемый, правда, тем, что с этой минуты он более не беспокоился за девочку.
Подобно каменному истукану стоял он перед очагом. Как мог он так ошибиться? Как мог принять всерьез притворный гнев миссис Конрой? А Олли? Неужели и она притворялась, когда говорила, что терпеть не может его жену? Ответ на эти сложные и многоразличные вопросы был только один - женщин не поймешь! "Да, странные существа женщины, - бормотал Гэбриель, пробираясь в маленькую уединенную комнатку, предназначенную в их доме для Олли. - Не мне в них разбираться, нет у меня такого таланта!" Размышляя по этому поводу, отчасти чувствуя свою вину, отчасти испытывая облегчение, он лег спать.
2. СОКРОВИЩЕ НАЙДЕНО, ПОТОМ УТРАЧЕНО
Поскольку до нас не дошло ни слова из ночной беседы Олли с ее невесткой, мужской половине моих читателей придется довольствоваться истолкованием дальнейшего поведения обеих собеседниц в духе приведенной выше сентенции Гэбриеля. Что касается моих читательниц, к неизменному беспристрастию которых, а равно и всегдашнему снисхождению к слабостям человеческим я взываю на этих страницах, то они, я уверен в этом, уже все поняли и так. Ни одну из них, конечно, не удивит, что наутро Олли и миссис Конрой были в неразрывной дружбе и что Гэбриелю непрестанно доставалось то от одной из них, то от другой, чего он, без сомнения, и заслуживал.