- Обо всем этом я и хотела вам рассказать. Она была выдана пять лет тому назад на имя доктора Деварджеса... Простите, вы, кажется, что-то сказали?
Сеньор Перкинс не произнес ни слова, но сумрачный взгляд его был прикован к донне Долорес.
- Вы сказали, на имя доктора... Деварджеса? - переспросил он, запинаясь.
- Да. Вы знали его?
Теперь смущена была донна Долорес. Она прикусила губу и чуть нахмурила брови. С минуту оба молчали, поглядывая друг на друга.
- Я где-то слышал это имя, - сказал наконец мистер Перкинс, рассмеявшись не очень натурально.
- Возможно. Это был известный ученый, - сдержанно пояснила донна Долорес. - Он умер. Перед смертью он отдал свою дарственную девушке по имени... - донна Долорес задумалась, припоминая, видимо, как звали девушку, - ...по имени Грейс Конрой.
Замолчав, она быстро взглянула на собеседника, но лицо мистера Перкинса снова стало непроницаемым; его минутное волнение прошло. Кивнув, он пригласил ее продолжать рассказ.
- Итак, ее звали Грейс Конрой, - торопливо повторила донна Долорес, тоже, как видно, успокоившись. - Через пять лет некая авантюристка, назвавшись именем Грейс Конрой, предъявила права на эту землю. Потом, поняв, как видно, что довести самой дело до конца будет нелегко, она - не знаю уж с помощью каких уловок - покорила сердце Гэбриеля Конроя, законного наследника своей сестры, и вышла за него замуж.
Донна Долорес смолкла, как видно, взволнованная собственным рассказом; щеки ее порозовели, в голосе послышались металлические нотки; вернее всего, это было негодование слишком чувствительного сердца. Впрочем, мистер Перкинс ничего не заметил. Последние несколько минут он сидел с рассеянным видом, словно задумавшись о чем-то. Он уставился на стену перед собой тем же пристальным взглядом, каким только что глядел на донну Долорес; его изможденное лицо, прикрытое маской юности, выглядело сейчас совсем старым.
- Что ж, - промолвил он наконец, с усилием приходя в себя. - Все это говорит лишь о том, что вторая дарственная вполне может оказаться столь же фальшивой, как и ее владелица. Тогда единственный недостаток вашей дарственной будет тот, что ее не сразу нашли. Но в этом ничего подозрительного нет Вы должны помнить, когда ваш покойный отец получил ее, земли здесь ничего не стоили; он мог о ней совсем позабыть.
Мистер Перкинс поднялся, как бы считая беседу оконченной. Казалось, он спешил удалиться; в лице его снова проглянуло выражение какой-то болезненной самоуглубленности. Донна Долорес поднялась вслед за ним; ее взгляд выражал разочарование.
Еще минута, и он ушел бы прочь; жизненные пути этих двух людей, столь естественно и в то же время таинственно скрестившиеся, разошлись бы навсегда. Но, подойдя к дверям, он обернулся и задал незначащий вопрос; от этого вопроса зависела судьба их обоих.
- Значит, если я верно вас понял, настоящая Грейс Конрой пропала? А этот... доктор Деварджес... - Он произнес имя так, словно оно ничего ему не говорило. - Доктор Деварджес умер. Откуда же самозванка добыла необходимые сведения, чтобы предъявить права на землю? Кто она такая?
- Не знаю. Когда она выходила замуж за Гэбриеля Конроя, то назвалась вдовой доктора Деварджеса. Что? Что вы сказали? О, пресвятая дева! Что с вами? Вам дурно? Сейчас я позову Санчеса. Побудьте здесь.
Он упал в кресло, но это длилось всего одно мгновение. Она не успела еще повернуться, чтобы позвать на помощь, как он поднялся и взял ее за руку.
- Мне уже лучше, - сказал он, - не беспокойтесь, со мной это бывает. Не глядите на меня так и не зовите никого на помощь. Все, что мне требуется, - это стакан воды. Благодарю вас.
Он взял у нее из рук стакан, но пить не стал, а, откинувшись в кресле и запрокинув голову, принялся не спеша поливать себе водою лоб. Потом, вынув из кармана большой шелковый платок, вытер досуха лицо, выпрямился и посмотрел на свою хозяйку. Вода смыла румяна и белила; туго затянутый галстук распустился; сюртук мистера Перкинса был расстегнут и висел на его тощем теле как на вешалке; лицо побагровело; еще не просохшие волосы торчали в разные стороны. Тем не менее он вполне владел собой и в голосе его не чувствовалось ни малейшего замешательства.
- Прилив крови к голове, - сказал он очень спокойно, - я уже с утра чувствовал, что будет приступ. Сейчас прошло. Главное посидеть, запрокинув голову, и облиться холодной водой. Надеюсь, ваш ковер не пострадал. Но вернемся к вопросу, который мы обсуждали. - Словно позабыв о своей недавней чопорности, он пододвинул кресло поближе к креслу донны Долорес. - Дайте-ка мне еще раз взглянуть на вашу дарственную. - Он взял в руки документ, достал из кармана небольшую лупу и принялся тщательно изучать подпись. - Ну что ж! Подпись подлинная. Печать на месте. Бумага гербовая, он ощупал бумагу, - вы, конечно, правы; госпожа Деварджес - авантюристка. Она совершила мошенничество, и документ ее поддельный.
- Я в этом не уверена, - сказала донна Долорес.
- Почему?
- А что если вторая дарственная будет в точности, как эта, - и бумага, и подпись, и печать?
- Все равно это ничего не доказывает, - поспешно возразил мистер Перкинс. - Послушайте. Во времена, когда была выдана эта дарственная, сотни подобных бланков за подписью губернатора валялись в губернаторской канцелярии без всякого присмотра; секретарю достаточно было вписать имя нового владельца земель, и документ был готов. Так вот, ваша госпожа Деварджес, эта самозванка, сумела раздобыть такой бланк - со времени американского нашествия подобных случаев было уже множество - и у нее на руках оказалась дарственная! Но нас она не перехитрит! Я знаю почерк почти всех канцеляристов и переписчиков - я сам служил там переписчиком. Поручите дело мне, донна Долорес, поручите это дело мне, и я разоблачу ее так же, как разоблачал других.
- Вы позабыли, - холодно возразила донна Долорес, - что я не склонна передавать дело в суд. Кроме того, если эти испанские дарственные грамоты так просто было подделать, почему не может оказаться поддельной и моя? Вы сказали, что знаете почерк всех старых переписчиков; взгляните на мою дарственную.
Нетерпеливо схватив документ, мистер Перкинс стал просматривать ту часть, которая была написана от руки.
- Как странно! - пробормотал он. - Не моя рука, не Санчеса и не Руза, Какой-то незнакомый почерк. А это еще что? Дата переправлена и опять новым почерком. Этот я, кажется, знаю. Но где же я его видел? Уж не в конторе ли? - Он замолчал, провел рукой по волосам, попытался что-то припомнить, но безуспешно. - С какой же стати? - спросил он без всякой видимой связи с предыдущим. - Этот документ не может быть фальшивым.
- Допустим, что тот, второй документ - подлинный и что эта женщина завладела им какими-то темными путями. Допустим далее, что кому-то об этом стало известно, и вот, чтобы стать у нее на пути и в то же время не выдать себя, ее противник делает ловкий ход, пускает в обращение вторую поддельную - дарственную.
- Но кто же?
- Это мог быть брат Грейс Конрой - нынешний муж этой женщины... Или, предположим, еще кто-нибудь... - добавила донна Долорес в некотором смущении и заливаясь румянцем, заметным даже на ее бронзовых щеках... кто не верит, что настоящая Грейс Конрой умерла или пропала без вести.
- Предположим, что черти в аду... Простите меня, пожалуйста! Дело в том, что те, кто подделывает документы, редко руководствуются мотивами чести и справедливости. И потом, к чему им было подделывать документ на ваше имя?
- Все знают, что я богата, - сказала донна Долорес. - А кроме того, добавила она, опуская взор столь гордо и застенчиво, что даже углубленный в свои думы человек, сидевший сейчас перед ней, почувствовал невольное волнение, - говорят... что люди считают меня щедрой и справедливой.
Мистер Перкинс поглядел на нее с нескрываемым восхищением.
- Ну, а если мы предположим, - сказал он с горечью, которую, казалось, почерпнул сию минуту, глядя на свою собеседницу, - что эта женщина, эта авантюристка и самозванка, наделена такими пороками, которые вы, несмотря на все ваши теории, бессильны предугадать. Если она такова, что может отравить душу любого мужчины, я не говорю уже о том несчастливце, который является ее мужем; если она дьяволица в образе женщины; если ей дано так околдовать разум и сердце мужчины, что даже когда она предает его, он все равно считает ее невинной жертвой, а себя виновным; если она не способна ни на какое искреннее чувство и каждое действие ее, каждый поступок продиктованы только хитростью и эгоизмом, каждая слеза и улыбка точно рассчитаны, - что же, вы думаете, подобная женщина, которую вы, слава всевышнему, не можете даже себе представить, эта женщина не предусмотрела заранее все опасности, какие могут ей угрожать? О, она все предусмотрела!
- Если только, - промолвила донна Долорес, побледнев и глядя на него с каким-то странным выражением, - если только ее не преследует человек, когда-то любивший ее и ныне жаждущий мести.
Сеньор Перкинс вздрогнул.
- О да! Вы правы! - пробормотал он, как бы рассуждая сам с собою. - И я поступил бы так. Да, если бы подумал об этом раньше. Вы правы, донна Долорес! - Он отошел к окну, потом быстрым шагом вернулся, застегивая на ходу сюртук и приводя в порядок свой галстук. - Сюда идут! Предоставьте это дело мне. Я выясню и то, что интересует вас, и то, что интересует меня. Согласны вы доверить мне этот документ? - Донна Долорес, не говоря ни слова, передала ему дарственную. - Благодарю вас, - сказал он, напуская на себя прежнюю церемонность, которая, по-видимому, была связана больше с его фантастическим галстуком и тесно застегнутым сюртуком, нежели с какими-либо физическими и моральными чертами его личности. - Надеюсь, вы более не считаете меня беспристрастным в этом деле, - добавил он с загадочной улыбкой. - Adios!
Она хотела еще о чем-то спросить его, но в эту минуту со двора послышались голоса и цоканье копыт. Торопливо откланявшись, сеньор Перкинс исчез. Почти в ту же минуту дверь отворилась снова, и в комнату вбежала, смеясь и сияя, кокетливая миссис Сепульвида.
- Знаешь, - сказала эта очаровательная дама, едва переводя дух, - я заметила, что возле некоторых богомольных молодых особ и прославленных затворниц вьется больше мужчин, чем возле нас, грешных. Уже подъезжая к твоему поместью, я насчитала двух кавалеров, а здесь ты беседуешь наедине с каким-то престарелым денди. Кто он такой? Новый адвокат? Сколько же их у тебя? У меня только один.
- И ты им вполне довольна, - улыбнулась не без некоторой суровости донна Долорес и ласково похлопала подругу по щечке своим веером.
- Пожалуй, что да, - зардевшись, отозвалась та. - Довольна. Я прискакала сюда со скоростью курьерской почты, чтобы сообщить тебе новости. Но сначала скажи мне, кто этот дерзкий, отчаянный джентльмен, гарцующий за оградой? Уж не секретарь ли твоего адвоката?
- Не знаю, о ком ты говоришь. Быть может, и секретарь, - равнодушно отозвалась донна Долорес. - Расскажи лучше свои новости. Я жду с нетерпением.
Но миссис Сепульвида подбежала к глубоко прорезанному в стене окну и осторожно выглянула наружу.
- Нет, юрист тут ни при чем. Он мчится в своей двуколке, должно быть, торопится выбраться из тумана, а вот джентльмен все там же, на прежнем месте, Долорес! - Миссис Сепульвида повернулась к подруге и поглядела на нее притворно строго и в то же время насмешливо. - Ты не отделаешься от меня так легко! Кто этот джентльмен?
С томительным предчувствием, что ей предстоит сейчас встретить пронзительный взор Рамиреса, донна Долорес подошла к окну и стала так, чтобы ее нельзя было заметить снаружи. Первый же взгляд убедил ее, что ее страхи неосновательны; это был не Рамирес. Успокоившись, она смелее приподняла занавесь. В ту же минуту таинственный всадник повернул коня: прямо на нее глянули темные глаза Джека Гемлина. Донка Долорес мгновенно опустила занавесь и обернулась к подруге.
- Я не знаю его.
- Ты уверена в этом, Долорес?
- Конечно, Мария.
- Ну что ж! Будем тогда считать, что он влюблен в меня.
Улыбнувшись, донна Долорес ласково погладила подругу по розовой щечке.