- Один священник. Отец Мерсенн. Хороший человек.
В устах молчальника Гримо такой отзыв мог служить вы дающейся рекомендацией. Годы, проведенные в услужении у Атоса, приучили Гримо излагать только главную мысль.
- Из того, что сообщил нам Гримо, следует, что мы не знаем, что сталось с Арамисом.
- Черт возьми! Верно.
- Но мы знаем, что какое-то благородное дело послужило причиной того, что он решил рискнуть собой еще раз.
- Ax! - вскричал Портос. - Держу пари, что и в этот раз тут замешана какая-нибудь дама. Он неисправимый романтик, наш Арамис.
- Думаю, вы ошибаетесь, Портос. На этот раз дело серьезнее. Вспомните, в записке говорится, что его побуждает к этому совесть. Будь речь о даме, он написал бы - "сердце" или "душа", в конце концов!
- А я говорю вам, что ошибаетесь вы, - упорствовал Портос, на которого торжественный и печальный слог послания Арамиса не произвел такого впечатления, как на Атоса, подчас склонного к черной меланхолии. "Совесть", .душа", "сердце"! Наш милый Арамис - поэт, а поэты никогда не отличают одно от другого и всегда все перепутают!
Право, Атос, вы ошибаетесь, глядя на вещи слишком мрачно.
- Я хотел бы ошибаться, - покачал головой Атос. - Но жизнь обычно подтверждает мои наихудшие предположения.
- В таком случае, давайте снова заключим пари!
- Вы говорите - "снова", Портос?
- Черт побери, конечно, снова. Новое пари!
- Новое пари?!
- Как, вы забыли?!
- Да о чем вы тут толкуете, Портос?!
- Да о том самом пари, которое мы с вами заключили в "Сосновой шишке", когда только что приехали в Париж и собирались переночевать.
Само собой разумеется, этот разговор происходил уже без Гримо, которого Атос отослал в соседнюю комнату по-солдатски коротким жестом.
- Я совсем забыл, - сказал Атос. - Но теперь припоминаю.
- А я, напротив, помню очень хорошо. Вы выиграли у меня сорок пистолей.
- Тогда причина ясна. И вы предлагаете мне новое пари?
- Ну разумеется. Я бьюсь об заклад, что "христианский долг" нашего таинственного Арамиса, о котором он пишет в своем послании, вполне можно заменить словами "племянница богослова", безо всякого ущерба для смысла!
- Будь по-вашему.
- Ставлю сорок пистолей.
- Э-э, друг мой. Так дело не пойдет. Могу предложить двадцать и дюжину бутылок бургундского.
- Так вы снова не при деньгах? Хорошо, принимаю ваши условия. И заметьте, дорогой Атос, я делаю это единственно из желания отучить вас видеть во всем мрачную сторону.
Атос не удержался от улыбки.
- Благодарю вас, друг мой Портос. Я буду утешаться этим, если проиграю.
- Отлично. Что мы будем делать дальше? - жизнерадостно спросил Портос.
- Не знаю, как вам, а мне теперь и думать противно о том, чтобы сидеть взаперти.
- Что вы предлагаете?
- Отправиться на разведку.
Портос задумался на мгновение:
- Но ведь нас, должно быть, разыскивают по всему Парижу.
- Очень возможно, но что отсюда следует? Нам ведь все равно придется когда-нибудь покинуть эти стены. Почему не сделать это сейчас?
- Это правда...
В этот момент появился несколько встревоженный Планше.
- А вот и Планше! - сказал Атос, не меняя тона.
- Мое почтение, сударь. Вы посылали за мной? И господин Портос здесь! Мое почтение, господин Портос. Какие-то новости о моем бедном хозяине?
- Новости таковы, Планше, что твой хозяин, к несчастью, по-прежнему остается там, где он был, то есть в Бастилии.
- Ax, сударь! Это плохая новость, - ответил опечаленный Планше.
- Но у нас есть еще одна новость для тебя, Планше.
- Так, сударь. - И Планше насторожился.
- Мы собираемся предпринять вылазку.
- Ох, сударь! Вроде той, что называлась "бастион Сен-Жерве"?
- Ты никак напуган, любезный. Тебя ведь не было тогда с нами на бастионе.
- Это истинная правда, сударь. Но там был Гримо.
И он поделился со мной впечатлениями.
- Думаю, они были достаточно яркими, - невозмутимо сказал Атос. - Так вот, мы с господином дю Баллоном собираемся предпринять вылазку. Можешь называть это разведкой, если тебе угодно. Гримо с мушкетом будет сопровождать нас, но, так как нас двое, а он один, я хочу тебе предложить...