Салон маркизы де Рамбулье
Покуда д'Артаньян скакал в зараженный чумой Клермон-Ферран и возвращался в печали обратно в Париж, покуда он провожал последнего из трех своих друзей и переживал это расставание, покуда он, призываемый служебным долгом, сопровождал короля в Лион, где его величество имел неосторожность заболеть, а заболев, имел неосторожность пообещать королевам удалить кардинала, покуда, наконец, д'Артаньян, исполнивший поручение Анны Австрийской, стоившее ему свободы, томился в Бастилии, - та, о которой он помнил все это время, кажется, начинала его забывать; случилось то, что и должно было случиться: при очередной встрече принцесса Конде не ограничилась улыбкой, а заговорила с симпатичной девушкой, очевидно, живущей в доме напротив. А так как принцесса видела, что Камилла моложе ее лет на пятнадцать и несомненно ниже ее по положению в обществе, она приняла покровительственный тон.
- Мы, кажется, соседи? Соседям подобает быть добрыми друзьями! Как вас зовут, милочка?
Камилла сделала реверанс и сообщила свое имя.
- А я - принцесса Конде. Вы можете звать меня Шарлоттой. Вы, верно, недавно в Париже?
- Недавно, ваше сиятельство, - подтвердила Камилла, зардевшись от смущения.
- Шарлотта! - рассмеялась принцесса. - Никаких "сиятельств". Вы живете с родителями?
- Нет, мадам. Мои родители умерли, а квартиру в доме, что напротив вашего особняка, снимает мой крестный. Они очень дружили с моим отцом. Но сейчас его нет в Париже, он уехал в провинцию по делам.
- Так вы тут совсем одна, бедняжка! И наверное, чувствуете себя совсем заброшенной. Есть ли у вас в Париже друзья или родственники? Герцог де Бриссак - не родственник ли он вам?
- По всей видимости - нет, мадам. Хоть фамилии и схожи. У меня никого нет в Париже.
- Положительно это никуда не годится! - воскликнула герцогиня. - Нужно, чтобы кто-нибудь вам покровительствовал и руководил вами. Такая милая девушка, как вы, должна появляться в свете, а впоследствии быть представленной ко двору! - Принцесса задумалась на мгновение. - Знаете, что я вам скажу, Камилла. Я вас представлю маркизе де Рамбулье, она представит вас госпоже д'Эгийон, а следовательно, вы познакомитесь со всем Парижем.
И принцесса, очень довольная такой удачной мыслью, удалилась, пообещав прислать к Камилле свою камеристку - снять мерки, чтобы заказать ей новые платья.
Если бы мы рискнули утверждать, что Камилле пришлось не по душе столь неожиданное и милое покровительство, предложенное обаятельной герцогиней Конде, любой мог бы уличить нас в искажении действительности. Потому мы и не скажем ничего подобного. Напротив, Камилла де Бриссар была на седьмом небе от радости. Кажется, ее затворничество подходило к концу. И этот конец знаменовал начало нового периода в ее жизни.
***
Принцесса сдержала свое обещание. Не прошло и недели, как Камилла с ее помощью обновила свой гардероб и была представлена маркизе де Рамбулье в ее знаменитом особняке на улице Святого Фомы, иначе Сен-Тома дю Лувр.
Именно у маркизы де Рамбулье собиралось самое изысканное общество Парижа, и Камилла испытывала сильное волнение, входя следом за принцессой в знаменитую Голубую залу салона де Рамбулье.
Взору Камиллы открылся обширный светлый зал, заполненный кавалерами и дамами, многие были изысканно и со вкусом одеты, а некоторые всего лишь богато, но никто - мрачно и уныло. Окна от потолка до пола делали комнату открытой, давали возможность насладиться воздухом в теплое время года. Из них открывался вид на прекрасный сад, так как хозяйка салона добилась разрешения сделать под окнами своего особняка площадь, посеять на ней траву и посадить смоковницы. Камилла отметила, что эта парадная комната действительно голубая, из-за потоков света, льющегося из окон, а также потому, что маркиза, не захотевшая решить ее в обыкновенном красном или темном цветах, обставила салон голубой бархатной мебелью с золотым и серебряным рисунком.
- Посмотрите, Камилла, - услышала она тихий голос принцессы Конде. Видите вон того кавалера в бархате? Он разговаривает с высокой худощавой дамой, держащей в руке пышный веер.
- Да, конечно, у обоих необычно смуглый цвет лица.
- Это господин Скюдери. Все считают его восходящей звездой на литературном небосклоне Франции. А сам он считает себя звездой уже взошедшей. Ведь это он написал и поставил трагикомедию "Лидамон и Лидиас". Она основана на романе "Астрея"...
- О, я читала "Астрею"!
- Вот как, это свидетельствует о вашем уме. А читали ли вы "Клелию"? Она тоже подписана Жоржем Скюдери...
- Мне просто не верится, что я стою совсем недалеко от такого писателя!
- Заметьте, милочка, я не сказала, что "Клелия" написана господином Скюдери. Я сказала, что она подписана его именем, - рассмеялась принцесса Конде.
- Но разве это не одно и то же?
- Конечно же, нет. Жорж Скюдери не писал "Клелии", хотя фамилия Скюдери по праву красуется на первой странице романа.
- Но как это возможно, принцесса?!
- Все объясняется очень просто, Камилла. "Клелия" написана сестрой господина Скюдери - Магдален. Это та самая дама с веером. Сестра беседует с братом - такая семейная идиллия, не правда ли? Она не решилась опубликовать роман под своим именем. Вы ведь знаете, как велико предубеждение мужчин против нас, женщин. А у мужчин-издателей и того больше. Никто не допускает, что современная женщина может быть наделена литературным даром в неменьшей, а быть может, и большей степени, чем мужчина. Но, кажется, наша Артениса заметила нас и направляется сюда. Сейчас я вас представлю.
Зардевшаяся от волнения Камилла увидела перед собой прекрасную женщину с умным и чуть насмешливым взглядом выразительных итальянских глаз. Мать маркизы, Джулия Савелли, происходила из знатной римской фамилии, к которой принадлежали Папы Гонорий III к Гонорий IV. Плохо отдавая себе отчет в том, что она говорит, девушка ответила на слова приветствия хозяйки салона. Она слышала, как принцесса Конде представляла ее, адресуясь к маркизе де Рамбулье, называя последнюю по имени.
- Мадемуазель де Бриссар, вы ведь приехали в Париж из Оверни, не так ли? - проговорила маркиза после обмена обычными любезностями. - Но не волнуйтесь! - быстро прибавила проницательная хозяйка салона, уловив в глазах Камиллы искорку испуга. - Вам совершенно нечего опасаться здесь. Господин кардинал имеет неважную репутацию в этом доме. Его соглядатаи не вхожи в салон Рамбулье.
- Совершенно верно! - со смехом подтвердила принцесса Конде. - Его высокопреосвященство дорого бы заплатил за то, чтобы узнать о чем говорят у маркизы. Но, увы.., наша Артемиса не выносит кардиналистов: она безошибочно узнает их, благодаря дару внутреннего ясновидения, и не пускает на порог.
- Тогда я позволю себе вздохнуть с облегчением. Я в самом деле приехала в Париж из Оверни, - отвечала Камилла, почувствовав, что хозяин Франции Ришелье, никоим образом не является хозяином самого аристократического салона столицы Франции.
- В таком случае позвольте представить вам мадемуазель Луизу де Лафайет, если только вы с ней еще не знакомы. Она происходит из знатнейшего овернского рода, а в Париже совсем недавно, как и вы. Мадемуазель де Лафайет недавно зачислена в штат фрейлин ее величества.
Маркиза, видимо, хотела поговорить с принцессой Конде о чем-то немаловажном. Поэтому, мило кивнув Камилле, она увлекла за собой принцессу, оставив девушку в обществе м-ль де Лафайет.
- Я случайно услышала обрывок вашего разговора с маркизой, улыбнувшись Камилле, произнесла новоиспеченная фрейлина ее величества. Улыбка была совершенно очаровательная. К тому же в ней не было ни малейшего намека на неискренность. Камилла решила, что м-ль де Лафайет ей нравится.
- Право, не могу сказать, что маркиза де Рамбулье удостоила меня разговора. Она была так добра, что произнесла несколько любезных слов приветствия. Я же впервые в таком обществе и, боюсь, напомнила маркизе огородное чучело, так как стояла проглотив язык.
Смех Луизы де Лафайет напоминал звук колокольчика.
- Если вы думаете, что здешние дамы и, в особенности, кавалеры более учтивы или умны, чем в провинции, то вы ошибаетесь, уверяю вас, мадемуазель де Бриссар. О некоторых это еще можно сказать, но остальные... - И м-ль де Лафайет уморительно поджала губки. - Когда я впервые оказалась в Париже, я думала примерно как и вы. Но при ближайшем рассмотрении все эти важные и модные господа предстают перед вами в истинном свете. И вы видите, что они обыкновенные люди и никакие человеческие слабости и недостатки им не чужды.
- Ах, мадемуазель де Лафайет! - вскричала Камилла. - Вам можно так говорить, ведь вы - фрейлина королевы!
- Так что же?! - не менее экспрессивно отвечала хорошенькая фрейлина. Я, конечно же, очень рада этому обстоятельству, но место вовсе не лишило меня рассудка. Хотите, я скажу вам, что я думаю о дворе?
- Вы еще спрашиваете?! Конечно, да!
- Ну, так слушайте же. Стоило мне попасть во дворец, у меня сразу в глазах зарябило. Все эти камердинеры и гардеробщики в ярких ливреях, пажи и лакеи в ливреях, которые еще ярче и пестрее, конюхи, кучеры, музыканты, шуты...
Только повара, цирюльники да прачки одеты по-человечески - в серовато-белое. У каждой лестницы - мушкетеры - храбрецы усачи в белых штанах и коротких плащах небесного цвета. Серебряные кресты, галуны... Сколько всего, поражающего воображение бедняжки-провинциалки!
Тут м-ль де Лафайет снова лукаво поглядела на Камиллу и, не выдержав, расхохоталась.
- Эти мушкетеры такие сердцееды! Не правда ли?
Камилла досадливо тряхнула головой, ей показалось, что Луиза де Лафайет сумела проникнуть в ее мысли или заметить слишком явный интерес на ее лице.
- Да, если у короля около тысячи придворных, то гвардейцев у него почти десять тысяч, - продолжала между тем фрейлина королевы. - Подумать только, скольких девушек и знатных дам смутили их длинные усы и шпаги) Но довольно!
Самое главное - король! Король окружен гвардией, барабанами, офицерами и всякими атрибутами, приучающими к уважению и страху. Люди привыкают видеть короля в окружении этих символов власти, и, если им случится повидать его наедине, они все равно испытывают ту же почтительную робость. - Тут м-ль де Лафайет бросила по сторонам несколько быстрых взглядов и тихонько произнесла:
- Те же, кто находится во дворце постоянно, привыкают видеть его величество, и становится ясно, что он такой же человек, как и вы.