Родион свел брови, буркнул с досадой:
- Скажи, что вызывают к телефону... из райцентра.
И сторож исчез в глухой ночи ради важного дела - поднять дивчину.
Все давно спят, лишь в конторе окна светятся.
11
Начался сев, и среди бригадиров пошли споры. Дорош посеял яровую пшеницу, а старое свекловичное поле не окопал. Текля на собрании распекала председателя за недосмотр. Придирчива, криклива. Надо, мол, предотвратить беду. Приятно ли это слушать Родиону?
- Проснется долгоносик и тучей полезет на плантацию!
При всем народе осрамила Родиона, поставила в неловкое положение опытного хозяина.
- Надо уничтожить на старом поле вредителя, а не ждать, пока он расползется по молодой плантации!
Девка учит председателя! Когда такое бывало! И собрание слушает. Что подумают, какими глазами станут смотреть на Родиона? Дойдет до Нагорного позор на всю округу. А уж что дойдет, можно не сомневаться. За этим дело не станет. Мало ли недоброжелателей у Родиона? Злые языки разнесут, рассвистят на весь свет! И снова Нагорный будет при всех распекать его. А ты хлопай глазами, терпи издевательства, насмешки. Редко кто не завидует Родиону - вон какое хозяйство развел!
И председатель напустился на Дороша. Почему не выполнил приказа? Думал, так обойдется? На каком основании его бригада не окопала старое поле? Пригреет солнце, расползется долгоносик - лови тогда его! В какую копеечку это встанет! Сколько трудодней ухнет?!
- Чтоб завтра же старое свекловичное поле было окопано! - строжайше приказывает Родион.
Долговязый, обросший Дорош хмуро оглядывает собрание: насупленные лица, недружелюбные возгласы. Все словно сговорились - виноват кругом один бригадир. Ежели председатель учит бригадира - куда ни шло, так положено. Но можно ли стерпеть, если какая-то девчонка командует тобой? Подняла целую бучу! Подстрекает народ! Будто Дорош первый год хозяйствует. Очень нуждается он в ее советах!
- Какие убытки? Чего зря болтать? - недоумевает Дорош. - Да ведь через дорогу Кулики посеяли свеклу, а наша где? Долгоносик на чужую плантацию полезет, нашей не тронет!
Странно, почему собранию так весело? Шум, рев поднялся. До ушей Дороша долетают злые шутки, колючие словечки. Но не так-то просто вывести Дороша из равновесия. И он упорно стоит на своем:
- Пускай соседи и окапывают себе на здоровье, защищают свою плантацию, задерживают, ловят долгоносика. А нам чего беспокоиться? Очень нужно чужую беду расхлебывать, терять трудодни! Неужели долгоносик полетит за пять километров на наше свекловище, когда через дорогу плантация соседей? Туда и полезет долгоносик! Будто делать нам больше нечего! Позарез припекло просо сеять, гречиху, кукурузу, подсолнух, огороды не засажены, каждый день дорог, а мы с какой-то радости станем окапывать старое поле, отрывать силы!
Увы, и эта его речь не произвела на собрание должного впечатления, никак оно не хотело соглашаться с бригадиром. Снова пришлось Дорошу выслушать обидные слова. И только завхоз Селивон с кладовщиком Игнатом, спасибо им, взяли бригадира под защиту. Не раз они имели случай убедиться, какой это опытный, бережливый человек. И пытались убедить в том же собравшихся.
- Ведь за наш же колхоз Дорош болеет, не хочет бросать на ветер трудодни. О нашем благосостоянии заботится. Нашей свекле долгоносик не угрожает, и поле наше в безопасности, ну, а соседи пусть себе на здоровье окапывают, спасают свою свеклу. Вместо того чтобы спасибо сказать человеку за то, что дорожит нашими трудоднями, Текля, а за ней и Павлюк с Завирюхой, по своей дурной привычке, подняли бучу, расшумелись, напали на Дороша, заодно и на председателя, честят. А за что? За то, что человек добра нам желает.
Собрание, однако, ни благодарить Дороша, ни признавать за ним каких-то особых заслуг не пожелало. Даже наоборот. Опять выступила Текля и опять завела канитель насчет старых пережитков, мелкособственнических настроений. Комсомолец Марко еще дальше пошел: заговорил об антигосударственных тенденциях. Набрался на конференциях разных заковыристых слов. А уж о Павлюке да Мусии Завирюхе и толковать не приходится, те без всякой жалости высмеяли бригадира, завхоза и кладовщика: затхлой стариной, мол, несет от их речей. Разве это голос молодого социалистического поколения?
Мусий Завирюха, давно известно, славится склонностью к краснобайству - целую лекцию прочитал насчет того, что в нашем обществе нет ничего чужого, все добро наше, народное.
Что оставалось делать Родиону? Легко ли ему слушать, как Павлюковы подпевалы ругают бригадира, да и его самого? Жалко было кума Родиону, да ничего не попишешь. Шаль кума, да жаль и пива. Короткое мгновение, и Родион прикинул, как лучше вывернуться. Политика!
На этот раз он не послушался своих верных дружков и советчиков завхоза и кладовщика. Занял разумную позицию, признал, что поведение бригадира действительно заслуживает осуждения, сказал, что нужно искоренять негодные привычки, повести решительную борьбу со старыми пережитками, как учит партия.
Колхозники теперь могли видеть, какого защитника новых порядков имеют они в лице Родиона. Разгневанный, непреклонный, он решительно осудил недостойный поступок бригадира, пригрозив жесткими мерами, ежели бригадир не исправится. Кулики могут пожаловаться, а дознается райцентр - кому тогда влепят выговор? Разве не Родион отвечает за порядки в колхозе? Опять хлопать глазами перед Нагорным? Родион хочет иметь чистую совесть. И здесь же, на собрании, он строго приказал бригадиру окопать прошлогоднее свекловичное поле, предупредить возможное бедствие. С соседями надо жить в мире и согласии, а не насылать на них долгоносика. Осмотрительный, проницательный председатель правильно рассудил, спас людей от напасти. Все почувствовали удовлетворение. Кое-кто, правда, недружелюбно посматривал на Теклю.
Сень тоже ввязался в спор с Дорошем, пустился при людях поучать его да наставлять. Кому это приятно? Что могут подумать о Дороше, опытном хозяине, если каждый желторотый юнец начнет вправлять ему мозги?
- Поле у Дороша покрылось корочкой, кукуруза желтеет, скручивается. А ведь ни для кого не новость, что боронованная земля лучше держит влагу... - говорит Сень.
- Борона ломает неокрепшие стебельки, - доказывает свое Дорош.
Так и не стал бороновать кукурузу, ругал агрономов. Советчики нашлись! Затвердили, что боронование поднимает урожай. А что хрупкий молодой стебель ломается при этом - им пустяк! Так и посевы загубить недолго!
Сеню удивительно - что плетет человек! Или вот: куда это годится бороновать кукурузу по росе, на ранней зорьке? Пусть пригреет солнце, кукурузный стебелек чуть привянет, пускайте тогда легкие деревянные бороны. Они разрыхлят корочку, закроют трещины, пробудят силу роста.
Дорош с явным недоверием отнесся к совету тракториста. Мало того, что Сень публично подрывает авторитет бригадира, он еще надумал ставить ему в пример Теклю:
- А почему Текля бороновала кукурузу и ни одного стебелька не поломала? Не потому ли у нее такая отменная кукуруза?
В печенках у Дороша эта девичья бригада сидит!
В людной конторе после собрания к Текле подошел Тихон:
- Завтра буду культивировать твою свеклу.
Текля решительно возразила:
- Вчера только трактор закончил шаровку, а через день опять культивировать? Пусть свекла укрепится.
Совести нет у парня. Отвечает вызывающе:
- Мне надо выполнять план.
- А у меня чистое междурядье, и я не хочу, чтобы пересыхал грунт.
Тихон убедился: нелегко уломать бригадира. Сказал с неприязнью:
- Ты, я вижу, упряма!
12
Стояла на горе, плакала...
Дружно зеленеют поля, пахнет душицей, полынью. Тучные хлеба нежатся на солнце, жадно впитывают ласковое тепло, переливаются сизыми волнами. Струится, колышется воздух - каждая стеблинка дышит! Купается взгляд в неоглядных далях. Не то в трубы трубят, не то звон плывет по степи. Кругом гудит, жужжит, летают облепленные золотистой пергой пчелы, кричит перепел, заливается жаворонок, неумолчно разносится звучное кукованье кукушки, и дергач подает свой хоть и не очень чистый голос. На лугу, где отливает синевой река Псел, гудит выпь, глушит рыбу, слышится визгливый крик чайки, не жалобный, как всегда, а прославляющий погожий день. Меж хлебов вьется белый платочек, девушка вышла в поле с печальной думой, сбегает по лицу слеза. Как прекрасен мир! Век бы смотреть, слушать песню земли. Раскрыла набухшую, смуглую от загара грудь, пусть сечет ветер, опаляет солнце. Босая нога прильнула к росистой траве. Текля прислушивалась к голосам весеннего поля. Сквозь марево жарко припекает солнце, в воздухе душно, парит. Девушку разморило, хотелось упасть в изнеможении на траву, забыть, передремать мучительные воспоминания.
Зеленое половодье разлилось далеко-далеко. Звенит воздух. Все полно весеннего обаяния. Сколько солнца вокруг, сколько дающего радость труда! Не насмотришься, не наслушаешься, не налюбуешься! Реять бы свежим ветерком над нивами, нежно касаясь крылом, слушать, как стеблинка со стеблинкой перешептываются.
По склону горки карабкается сирень, синие яры, намытые вешними водами по берегу Псла, усеяны цветами, повыбрасывали свои свечки каштаны, развертывается дубовый лист, изумрудно-зеленые буруны-перевалы побежали над кручей, светясь, переливаясь на солнце; на смену бледным, чуть с прожелтью тонам наплывала сочная зеленая краска, густая, что смола... Где-то в зарослях ворковала голубка, щелкал соловей. Под горой бьет ключ, сбегая в Псел. Вот соловей примолк, а вода все журчит. Дорога исчезает в зеленом туннеле, пахнуло орешником, лесной прелью. Освещенные солнцем, распростерлись бархатом меж холмов черные пары. Дремучий бор, привольное поле, очисть душу от незаслуженной обиды и надругательства!
Облитый солнечным маревом, раскинулся сад - разлив пушистых белоснежных яблонь. Глазом не окинешь - столько их. Бледно-розовая нарядная яблоня щедро раскрыла свои медовые венчики пчелам.
Роскошное, облитое цветом дерево - песня моя! Отдыхаешь душой, глядя на тебя. Слава трудовым рукам, украсившим землю! Звенят пчелы, густо обсыпали яблоню. Порхают, щебечут пташки. Или это сердце песню весны поет? Чуть дохнул ветерок, и словно порошей присыпало землю. Играет красками весна. Черная галка села на дерево в белом уборе. Что гроздья, набухали красноватые бутоны-почки, вот-вот брызнут цветом. Буйно цветет сад белый, фиалковый. Что это - девичьи мечты или песня витает над полями? Точно кровью облита титовка. Вишни что дивчинки стоят. А у дороги сухое-сухое дерево - груша, расщепленная, с уродливо торчащими ветками, и тоже цветет!
За садом весело колышутся тучные всходы пшеницы. И засуха не взяла. Выстоял стебель, не засушило его, не прижгло.
Как, откуда пришла в ее сердце радость - непостижимо. Словно рукой отвернуло постылые думы, и она вдруг почувствовала: что значат ее личные невзгоды, когда кругом так бурно, так пышно цветет жизнь!