— Вы пользуетесь чрезвычайным расположением моей жены, Август. Уж не знаю, чему это приписать.
— Мне кажется, я всё-таки предпочту грести, — сказал Август, — вместо того чтобы идти в Северную деревню и разыскивать там людей.
— Ты сможешь съездить в Северную деревню!
Фру встала и пошла звонить по телефону, словно старик был под её опекой. Вернувшись, она сообщила:
— Гордон кланяется и просит передать, что автомобиль стоит в гараже.
— Да, но... я, право, не знаю.
— Таково приказание, — сказала она.
Август в автомобиле в Северной деревне. Пусть поглядят на него и тут. Правда, это не его автомобиль, но предположим, что он владеет им вместе с консулом. Впрочем, он купит себе автомобиль, у него будет свой автомобиль.
Он гордо проехал мимо сирот Солмунда и не зашёл к ним. Перед домом Беньямина он прогудел три раза, вышел, зажёг сигару и стал прогуливаться. Показался Беньямин, он добродушно жевал что-то, может быть, он встал из-за стола. Он хотел было протянуть руку и поблагодарить за прошлое, но раздумал.
Беньямин был, как и прежде, добродушен и доверчив.
— Ишь, какие гости приехали! — поздоровался он. — Давно работали мы с вами на дороге, многое случилась с тех пор!
Август ничего не имел против него, он отлично переносил его, даже интересовался им.
— Так вот оно, твоё логово! — сказал он, окинув взглядом дом.
— Как? — спросил Беньямин.
— У вас в горнице только одно окно? — спросил Август.
— Да, кажется, только одно, — отвечал Беньямин и посмотрел, так ли.
— Значит, вы не видали изб из чистого стекла.
— Нет. А бывают такие избы?
— Я жил в такой, со всем своим имуществом. В ней было светло, как у бога на небе, — можешь себе представить. Уж одно то, что когда ты мылся по воскресеньям, то становился таким белым, что делался невидимым.
— В такой бы мне не хотелось жить, — сказал Беньямин, довольствуясь тем, что у него было. — Мы обходимся одним окном. Да, что, бишь, я хотел сказать?
Вероятно, он собирался заговорить о смерти Корнелии, и Август поспешил перебить его:
— А что товарищ твой дома?
— Как будто бы дома, насколько я знаю.
— В таком случае приходи с ним завтра, чтобы переправить в лодке наших гостей на птичьи скалы.
Длинный ряд вопросов о том, к кому придут гости, сколько их будет, кто приглашён, кому принадлежат птичьи скалы, хотя были только одни скалы, и всем было известно, что они — консула.
Август пояснил:
— От тридцати до сорока человек, среди них лорд из Англии. Вы придёте?
— Понадобится большая лодка.
— Да, самая большая из рыбацких лодок. Значит, я могу надеяться на вас?
— Раз уж мы обещаем, — как же может быть иначе?
— Итак, значит, вы придёте рано утром и вымоете хорошенько самую большую лодку. Мы предполагаем выехать в четыре часа. Понял?
Беньямин, улыбаясь и ничуть не удивлённый:
— Так чего же тут не понять?
— Возьмёте с собой еду, а на птичьих скалах вы получите еду от нас.
— Да, да, да, много всего случилось. Корнелия в сырой земле, и всё такое...
— Да, — с отсутствующим видом отвечал Август.
— Вы не проводили её на кладбище.
— Я? Нет.
— Я дал ей подарок с собой в могилу — сердечко, чтобы надеть на шею. Мне было всё равно, и для неё мне было не жалко.
Под конец Август, весь поглощённый делами мира сего, сказал:
— Смотри, не забудь придти за овцами в Михайлов день. Вечером прибежал Иёрн Матильдесен с жалобой, что кто-то стреляет в горах и пугает овец.
Август успокаивал его:
— Останется потерпеть только до Михайлова дня, до субботы, когда люди придут и разберут своих овец.
— Да, но с ними никак не справишься. И есть им больше нечего: утром сегодня выпал снег. А если к тому же стреляют и пугают их, — они разбегаются; сегодня так и припустили прямо через гору, в сторону Швеции.
— Тут уж ничего не поделаешь!
Но Август всё же обещался придти на другой день и расследовать, в чём дело.
— Кто же это стреляет? — злобно спросил Иёрн.
— Знатный лорд из Англии.
— А не может ли он подождать стрелять эти дни?