— Ах, так! Ну, я так и знал! — восклицает Август. — Он обратил её в деньги!
— Он сам принёс её мне.
— Сколько вы за неё заплатили?
— Скажите мне раньше, сколько он сам заплатил?
— Свинство по отношению к святой книге! — сказал Август. — Если б я это знал, я никогда бы её не отдал ему.
— Я заплатил пять крон. Пожалуй, слишком много?
Август: — Больше я не пущу его к себе. Однажды он попробовал утащить у меня совершенно новую... то есть я хочу сказать молитвенник, старинный молитвенник.
— На каком он языке?
Август принимается теперь за работу и говорит:
— Больше его ноги не будет у меня...
Потом у дорожных рабочих произошло недоразумение с кузнецом. Пришёл Адольф и пожаловался: кузнец этот — безбожный человек, пусть На-все-руки сам потолкует с ним.
Прекрасно. На-все-руки бранился с кузнецом, — это неумелый парень, буравы ломаются, он не умеет их закаливать.
— Я не умею закаливать?
— Да, не умеешь. А если ты не будешь лучше работать, то ты получишь от нас заказ на последний бурав и последний крюк.
Кузнец смеётся:
— Я здесь единственный кузнец, и другого я не знаю. Может, ты хочешь звонаря попросить оттачивать твои инструменты?
— Я телеграфирую, чтобы мне прислали кузнечный горн, и буду работать сам. И как бы там ни было, но консул достаточно влиятелен, чтобы пригласить в Сегельфосс порядочного кузнеца.
Кузнец бледнеет:
— Порядочного кузнеца? Я учился у самого корабельных дел мастера Орне из Тромсё.
— Но ты не умеешь закалить бурав так, чтобы он не ломался.
— Прекрасно, я не умею. Но если ты умеешь, то в таком случае поучи меня, как делать! Ха-ха-ха!
На-все-руки некогда, совершенно некогда, но он крестится, кладёт на огонь железный прут и велит Адольфу раздувать меха.
Кузнец злорадно созерцает. На-все-руки не кузнец, но он мастер на все руки, также и кузнец. Дело, к которому он прикасается своими руками, не может не удаться; да ему и прежде случалось сталкиваться с каждым ремеслом, случалось стоять и перед наковальней и закалять даже сталь.
И конечно, ему удаётся. Он делает прут более тонким, внимательно следит за жаром, держит наготове горсть песку на тот случай, если жар будет слишком силён, сплющивает прут, поколачивает тоненьким молотком, кладёт в третий раз на огонь, на этот раз на малый огонь, — до чего осторожно, до чего обдуманно!
— Ну, как ты поступишь в дальнейшем? — насмешливо спрашивает он кузнеца. — Конечно, ты отправляешь прут в ведро с водой — и готово! Но не так поступаю я.
Да, он поступил не так: На-все-руки воткнул прут в ящик с песком, подержал там чуть-чуть, — о, всего лишь полмгновенья! — поглядел, получился ли нужный голубоватый оттенок, потом осторожно и испытующе опустил самый кончик в воду, подождал, чтобы голубоватый оттенок совсем сошёл, опять опустил прут в воду, помешал тихонько в воде, дал ему постепенно остыть.
Они попробовали поточить его напильником, но напильник не взял. Кузнец одобрительно кивнул головой. Они попробовали твёрдость кончика о наковальню, кончик не согнулся. Кузнец опять кивнул головой.
— Хорошо, я попробую делать так же, — смиренно сказал он. — Теперь отточи бурав!
— Мне некогда. Но поступай приблизительно так же и с буравами, — поучал На-все-руки. — А крючья накаляй немного меньше, потому что они из сплава стали и железа. Ты должен научиться этому. И помни — осторожный и продолжительный закал!
На-все-руки повезло, и он заважничал, но неизвестно, повезло ли бы ему во второй раз. Может быть, он проделал несколько лишних манипуляций. Но он доказал свою правоту и остался победителем.
На-все-руки обратился к Адольфу:
— В некоторых местах нам следует проверить дорогу. А то, я боюсь, автомобиль с трудом проедет, крылья будут задевать за стену. Нам придётся или надстроить с левой стороны, или взорвать больше с правой. Я зайду к вечеру и посмотрю, что обойдётся дешевле. А так, верно, всё у вас обстоит благополучно?
Адольф ответил не сразу:
— Да все этот Франсис!
— Что с ним такое?
— Да он всё продолжает.
На-все-руки: — Что ты за чучело, Адольф, что позволяешь Франсису дразнить себя! Кланяйся ему от меня и передай, чтобы он не безобразничал на дороге и не ссорился.
Сделано...
Но сколько времени потеряно! Опять задержка, тоска. На следующий день на работу не является Александер.
— Час от часу не легче! — восклицает огорчённый На-все-руки.
— Он коптит лососей, — возражает ему на это Стеффен.
— Мы никогда не закончим гараж.
— Но консулу выгоднее отправить вовремя лососину.
— Выгоднее, выгоднее! — передразнивает его На-все-руки. — К чему вся эта мелочь? Я строю дорогу в горах и гараж в городе. Мало, что ли, я делаю для процветанья и прогресса всей местности, и города, и человечества? И как тебе не стыдно так говорить!
— Я только сказал, где Александер. Нечего из-за этого огрызаться.
— Ты хорошо знаешь Северную деревню? — спросил На-все-руки.
Стеффен: — Я сам из Северной деревни.
— Значит, ты знаешь парня, которого зовут Беньямином?
— Как же! Так сказать, наш сосед.