6604.fb2
— Гордон? Он о таких вещах не говорит. Он хороший мальчик.
— Фру Юлия очень милая дама.
— Да, не правда ли, на редкость? Мы все так её любим.
— Да, вообще всё на свете хорошо! — сказал Хольм и снял с её платья былинку.
— Замечательно! О боже, до чего прекрасно на свете! Если бы можно было, я бы навсегда тут осталась.
Август сосредоточённо и тихонько шёл вверх по дороге. Поравнявшись с парой, он поклонился и подсел на минутку к ним. В руках у него был метр, который он вытягивал из футляра и затем опять отпускал.
— Мы осматриваем дорогу, На-все-руки, — сейчас же сказала Старая Мать. — Я не могла от этого удержаться.
— Да и к тому же погода уж очень хороша, — постарался извинить её Август.
— Какая чудесная это будет дорога!
— Да, с божьей помощью, — сказал Август.
Аптекарь не нашёл ничего лучшего, как принять это за шутку и засмеялся. Потом он указал на метр и сказал, дурачась:
— Метр не для того, чтобы на нём вешаться, На-все-руки, — в случае, если вы это задумали.
Август: — Не говорите так: это грешно.
Аптекарь попробовал исправить свою оплошность и сказал:
— Ну, а удалось ли вам получить ваш миллион у окружного судьи?
— Миллион? — переспросил Август. — Это не был миллион, как вы говорите, но всё же порядочная сумма. Я не получил этих денег и, верно, никогда не получу. Но я твёрдо знаю, что господь мне поможет, как помогал до сих пор.
— Конечно, поможет. Он для того и существует, чтобы помогать своим детям.
— Ну, а теперь я пойду работать, — сказал Август и встал.
— Что же ты будешь делать, На-все-руки? — спросила Старая Мать, чтобы сказать что-нибудь.
— А я должен измерить длину края, консул хочет, чтобы перед пропастью была загородка.
— Ох, какая ужасная глубина! Я не смею глядеть вниз. Прощай пока, На-все-руки!
Пара удалилась. Август начал измерять. Неожиданный звук заставил его поглядеть вверх: цыган Александер стоял возле хижины.
Август взобрался наверх и выругался:
— Ни кой чёрт ты тут? Что ты тут делаешь?
— Я только что пришёл, — отвечал Александер. — Я был в горах.
— Что ты там делал?
— А ты чего спрашиваешь? Разве это твоё дело?
— Разве не сегодня ты должен коптить лососину?
— С этим делом я покончил. А если, тебя ещё что-нибудь интересует, то я могу рассказать и это.
— Я хочу, чтобы ты убирался отсюда, — сказал Август.
Александер продолжал стоять.
Он всё злее и злее глядел на Августа, который опять начал измерять.
— Что за чёрт! — воскликнул он. — И принесла же тебя нелёгкая сюда как раз сейчас!
Август рот разинул от удивления:
— Меня? Сюда?
— Потому что ты пришёл и помешал мне сбросить в пропасть аптекаря.
— Я велю арестовать тебя! — сказал Август.
Цыган засмеялся своим белым ртом и фыркнул:
— Ты стоишь очень удобно, я могу столкнуть и тебя.
— Прежде чем ты дотянешься до меня, ты замертво упадёшь там, где стоишь! — предупредил Август и вытащил свой револьвер.
Цыган пошёл вниз по дороге. Он поводил плечами, громко говорил сам с собою и размахивал руками.
Август спрятал револьвер обратно в карман, окончил свои измерения и записал несколько чисел. Он был совершенно спокоен. Он в одну секунду отправил бы несчастного цыгана на тот свет.
Август глядел вдаль, на большое горное озеро. Здесь оно напоминало бухту приморского города. Воспоминание цеплялось за воспоминание, и в конце концов он вспомнил почему-то Рио. Вот в воде плеснулась рыба, — но как попала сюда рыба? Изредка она словно прокусывала водную поверхность и оставляла после себя большой круг.
Молодой парень, сосед Беньямина по деревне, пришёл к нему в здание кино, и между ними произошёл таинственный разговор. Они пошептались о чём-то, придвинувшись друг к другу вплотную, и пришли к какому-то соглашению. Старик из Северной деревни говорит, что сейчас как раз время: и ночи стояли лунные, и косьба ещё не началась, и погода хорошая. Сначала они собирались сделать это втроём, а потом только вдвоём, чтобы не делить счастье; кроме того, ничего нет хуже, как явиться целой толпой и спугнуть подземных, — так сказал старик из Северной деревни.
В воскресенье они причастились, и потом уж не прикасались к табаку и не развлекались с девушками, соблюдали чистоту. В восемь часов каждый поужинал у себя дома, и после этого они встретились на условленном месте и отправились.
Они шли не по дороге или тропинке, а прямо через лес; потом наткнулись на заросли и глубокие расселины, и идти стало труднее. Они сели отдохнуть.
— Но ведь это же не грех, — то, что мы делаем, — сказал Беньямин, который был несколько простоват в этом смысле.
Но товарищ не боялся: они ведь последовали указанию старика и сделали всё правильно, — рубашки на них были надеты наизнанку, ножей они не взяли, и у каждого в кармане было по три ягодки можжевельника.
Они показали друг другу, что каждый из них принёс в подарок лесной деве: новые вещи, никогда ещё не бывшие в употреблении у крещёных людей и купленные в сегельфосской лавке, где продавалось всё, что существует между небом и землёй. У Беньямина было серебряное сердечко на цепочке, потому что он заработал так много за летнюю работу; и у товарища был тоже ценный подарок — серебряное кольцо с двумя золотыми руками. Они были во всеоружии на случай встречи.