На самом деле человечество не только в философии, но и в любой области познания добывало всеобщие, "бесконечные" обобщения и выводы вовсе не путем абстракции того одинакового, что имеют между собой все возможные случаи, а путем анализа хотя бы одного типичного случая.
В этой связи достаточно вспомнить замечательные слова Энгельса в "Диалектике природы":
"ИНДУКЦИЯ И АНАЛИЗ. Термодинамика дает убедительный пример того, насколько мало обоснована претензия индукции быть единственной или хотя бы преобладающей формой научных открытий. Паровая машина явилась убедительнейшим доказательством того, что из теплоты можно получить механическое движение. 100 000 паровых машин доказывали бы это не более убедительно, чем одна машина, они только все более и более заставляли физиков заняться объяснением этого. Сади Карно первый серьезно взялся за это, но не путем индукции. Он изучил паровую машину, проанализировал ее, нашел, что в ней основной процесс не выступает в чистом виде, а заслонен всякого рода побочными процессами, устранил эти безразличные для главного процесса побочные обстоятельства и сконструировал идеальную паровую машину (или газовую машину), которую, правда, так же нельзя осуществить, как нельзя, например, осуществить геометрическую линию или геометрическую плоскость, но которая оказывает, по-своему, такие же услуги, как эти математические абстракции: она представляет рассматриваемый процесс в чистом, независимом, неискаженном виде..." (Маркс К., Энгельс Ф. т.20, стр.543-544)
Не "индукция", направленная на отыскание абстракции, выражающей "общее" для всех частных случаев, а углубленный анализ одного частного случая, направленный на то, чтобы выявить искомый процесс в его "чистом виде", -- таким был и путь философии везде и всегда, где и когда она действительно приходила к объективным открытиям.
Путем "индукции" и "абстракции" пытались идти разве что люди, подобные Конту и Спенсеру. Но зато и результаты их стараний оказались соответствующими.
Философия всегда решала свои специфические проблемы, существенно отличные от глупенького стремления отыскать то "абстрактно общее", что крокодил имеет с Юпитером, а солнечная система -- с "богатством"... У философии всегда были свои серьезные проблемы, в ходе решения которых она и шла к раскрытию всеобщих закономерностей всего существующего, к раскрытию содержания категорий.
Маркс, как известно, подверг критическому анализу гегелевскую систему всеобщих категорий вовсе не путем сравнивания этих категорий с тем "общим", что человечество имеет с атомным ядром, а они оба вместе -- со строением большой вселенной.
Критическое преодоление гегелевской системы категорий свершилось путем ее критического сопоставления преимущественно с одним (хотя и крайне типичным) случаем диалектического развития, -- с диалектикой развития общества на одной из ступеней его развития.
Критическое преодоление исторически развитых философией, во всем объеме ее развития, всеобщих категорий с точки зрения углубленного анализа хотя бы одного типичного случая, -- это и есть тот реальный путь, на котором всегда совершалась эволюция в понимании содержания всеобщих категорий.
Анализ одного ("единичного") случая с позиции исторически развитых всеобщих категорий только и ведет реально к углублению понимания самих этих всеобщих категорий. Этот путь и был всегда реальным путем развития философии.
К анализу единичного с точки зрения всеобщего и сводится всегда реальная основная задача теоретического анализа "всеобщего". Надо только суметь выделить в "единичном" то, что составляет не "единичность" и "особенность" этого случая, а его "всеобщность". Именно в этом пункте как раз и требуется максимально сознательное отношение к абстракции и к путям ее получения.
Ведь самая обычная ошибка теоретического исследования и заключается как раз в том, что за "всеобщую" форму единичного факта принимают то, что на деле относится лишь к данному стечению преходящих обстоятельств, внутри которых дана созерцанию эта реально-всеобщая форма.
И поскольку речь заходит о том, чтобы более полно раскрыть содержание такой всеобщей категории, как "конкретность", то задачу не только можно, но и нужно решать на пути исследования хотя бы одного типического случая живой диалектически развившейся системы внутренне взамодействующих объективных явлений.
Типичнейшим случаем такой саморазвивающейся, относительно самостоятельной системы, "конкретности", является система товарно-капиталистических отношений между людьми. Ее мы и возьмем в качестве того непосредственно частного случая конкретности вообще, в котором могут и должны быть выделены всеобщие контуры всякой конкретности. Материал из других областей мы будем привлекать к рассмотрению лишь постольку, поскольку он нам достаточно знаком и сам по себе характерен.
Выбор этого материала определяется не субъективным капризом или личными склонностями. Гораздо более веское обстоятельство в пользу такого выбора заключается в том прежде всего, что ни одна другая "конкретность" еще не постигнута с такой полнотой, с какой постигнута эта.
Ни одна другая система конкретного взаимодействия не предстает еще перед нами во всей сложности и полноте ее внутренней диалектики, во всем богатстве ее диалектической структуры, как система товарно-капиталистических отношений -- именно поэтому на ее материале и целесообразнее всего рассматривать всеобщие характеристики всякой конкретности.
Такой способ рассмотрения вполне совпадает с тем, что и как делал в своей познавательной практике Маркс.
Когда Маркс поставил перед собой задачу раскрыть всеобщий закон капитализма как такового, как исторически определенной системы общественного производства, он вовсе не пошел по пути "индуктивного" сравнения всех без исключения случаев капиталистического развития, имевшихся на земном шаре в его время. Он поступил по-иному, поступил как диалектик: он взял самый характерный и самый развитый случай, а именно английскую товарно-капиталистическую действительность и ее теоретическое отражение в английской политико-экономической литературе, и развернул всеобщую экономическую теорию на основе детального исследования этого одного "случая".
Он понимал при этом, что всеобщие законы развития капитализма одни и те же для любой страны и что Англия, как страна, дальше других ушедшая по пути капиталистического развития, показывает все явления в наиболее отчетливом виде. В ней все то, что в других странах имеется в виде слабого и очень трудно различимого "намека", еще в виде не до конца выявившейся тенденции, перекрываемой и осложняемой побочными обстоятельствами, представлено в наиболее развитой и классически четкой форме.
Поэтому-то к материалам, характеризующим капиталистическое развитие других стран, Маркс обращался лишь в отдельных случаях (для анализа ренты он привлек, например, много материалов из экономического развития русской деревни). Но этот путь -- путь выявления непосредственно общего между различными случаями капиталистического развития вовсе не был той столбовой дорогой, на которой он разворачивал всеобщую теорию капиталистического развития.
Столбовой дорогой его исследования все время оставалось исследование английской экономической действительности и конструктивная критика английской политической экономии.
Теми же соображениями следует, очевидно, руководствоваться и при постановке вопроса о категориях диалектики. Ведь именно товарно-капиталистическая действительность, теоретически раскрытая в "Капитале" и других примыкающих к нему работах (как самого Маркса, так и его лучших учеников и последователей и прежде всего Энгельса и Ленина) предстает перед нами как наиболее полно развернутая картина исторически возникшей и развившейся "конкретности", как типичный случай "конкретности" вообще.
При этом именно "Капитал" представляет собой до сих пор непревзойденный образец сознательного применения диалектического метода, диалектической Логики, во всем объеме ее содержания. Как таковой, он показывает многим наукам их завтрашний день, показывает в классической четкой форме все те стороны метода, которые в других науках развиты лишь пока в виде намека и не до конца выявившихся тенденций.
Поэтому проблему "конкретности" и путей ее воспроизведения в мышлении , в понятии мы и можем ставить главным образом на материале "Капитала" и примыкающих к нему работ, используя материалы из других областей лишь постольку, поскольку они, во-первых, достаточно созрели в смысле сознательной диалектики, а во-вторых, поскольку они достаточно знакомы автору.
И второе, что следует отметить. Конструктивная критика предшествующих теорий для Маркса была вовсе не второстепенным, не побочным занятием, а формой разработки самой теории. "Капитал" недаром имеет своим подзаголовком "Критика политической экономии". Это связано с тем обстоятельством, что развитие теории всегда и везде совершается не путем непосредственного "обобщения" эмпирических фактов, а путем критического преодоления имеющихся теоретических представлений на основе новых эмпирических данных, в свете этих фактов. Важно только, чтобы конструктивному критическому преодолению подвергается при этом доброкачественный теоретический ("мыслительный") материал, действительно высшие образцы теоретического понимания действительности, которая исследуется.
Когда речь шла о разработке экономической теории, тогда главными теоретическими оппонентами, в ходе спора с которыми Маркс разворачивал свое понимание действительности, были классики буржуазной политической экономии, а не "современные" Марксу представители "вульгарной экономии" и "профессорской формы разложения" теории. "Современниками" Маркса они были лишь по времени, а не с точки зрения теоретического проникновения в предмет. В отношении теории они стояли бесконечно ниже классиков и никак не представляли собой достойной серьезного оспаривания теоретической противоположности. И, разворачивая свое теоретическое понимание действительности в форме серьезного спора с классиками, Маркс лишь высмеивает по ходу дела таких "теоретиков", как Сеньёр, Бастиа, Мак-Куллох, Рошер и т.п.
Сводить счеты с этими последними можно было только тогда, когда теоретическое понимание было по существу уже развернуто в его решающих моментах.
Когда же речь заходит о философских категориях, о категориях диалектики, то классическая буржуазная философия и по сей день остается единственно достойным и серьезным теоретическим оппонентом философии диалектического материализма.
В борьбе лишь тогда становишься сильнее, когда тебе противостоит действительно умный и сильный враг. В борьбе с мелким и пошлым врагом и сам рискуешь разменяться на мелочи.
И когда Маркс и Ленин подвергали специальному теоретическому анализу категории философской диалектики, то они всегда вели спор не с Ницше и Шопенгауэром, не с Махом или Богдановым, а с классиками буржуазной философии, и именно потому, что философия последних касалась действительно решающих пунктов и проблем, от которых зависели и зависят все остальные "мелочи" и "подробности", а философская мысль загнивающей буржуазии спекулирует именно на мелочах и подробностях.
Разоблачая путанную софистическую аргументацию махистов, Ленин прежде всего сводит ее к классически ясному и принципиальному выражению, которого оспариваемая позиция достигла у Беркли и Фихте. И это не только полемический прием, а скорее самый верный способ теоретически обнажить сущность позиции. С другой стороны, когда перед Лениным вставала задача дальнейшей разработки теории материалистической диалектики, он оставляет в стороне махистов как теоретических современников Беркли и возвращается к критическому анализу "Науки логики" Гегеля, как подлинной вершины буржуазной мысли в области понимания всеобщих законов природы, общества и человеческого мышления.
Это необходимо помнить, когда речь заходит о развертывании положительного содержания категорий философской диалектики. Вести при этом споры с Чейзом или Расселом, с Бергсоном и Витгенштейном было бы непродуктивным занятием. Последние стоят в том же самом отношении к Канту и Гегелю, в каком пошлый Бастиа или Рошер стояли к Смиту и Рикардо. Споры с ними дали бы лишь тот эффект, что увели бы нас от действительно решающих пунктов проблемы.
Итак, можно подытожить сказанное: подлинное, конкретное материалистическое обоснование необходимости способа восхождения от абстрактного к конкретному как единственного способа исторического развития, соответствующего диалектике, следует искать в "Капитале" Карла Маркса, в анализе его логической структуры.
Здесь реально и конкретно осуществлено то "совпадение логики, теории познания и диалектики", которое является отличительной чертой метода исследования Маркса, то совпадение "индукции и дедукции", "анализа и синтеза", которое характеризует способа восхождения от абстрактного к конкретному с его формальной стороны.
С "Капитала" и истории его возникновения, по-видимому, и целесообразнее всего начать рассмотрение, делая по мере возможности общелогические выводы.
Зададим себе такой вопрос: возможно ли вообще, с принципиальной точки зрения, теоретически понять (выразить в понятии) объективную сущность такого экономического явления, как деньги, не разработав предварительно теоретического понятия стоимости?
Тот, кто читал "Капитал" хотя бы раз, знает, что это невозможная затея, неразрешимая задача.
Можно ли выработать понятие (конкретную абстракцию) капитала на пути индуктивного выделения того "общего", что все различные виды капиталов имеют между собой? Будет ли абстракция, образованная на этом пути, удовлетворительной в научном отношении? Будет ли такая абстракция выражать внутреннее строение "капитала вообще", как специфической формы экономической реальности?
Стоит поставить вопрос так, чтобы можно было ответить на него только отрицательно.
Такая абстракция, конечно, выразит то одинаковое, что имеют между собой промышленный капитал -- с банковским, с торговым, с ростовщическим и т.д. Она безусловно избавит нас от повторений. Но этим и исчерпывается ее реальный смысл. Большего она не может выразить по самой ее природе.
Она не выразит конкретной сущности ни одного из этих видов капитала. Но столь же мало она выразит конкретное существо их взаимной связи, их взаимодействия. Как раз от этого в ней и произошло отвлечение. Но ведь именно конкретное взаимодействие конкретных явлений составляет с точки зрения диалектики предмет и цель мышления в понятиях.
Значение "общего" противоречиво, указывал Ленин, оно омертвляет живую реальность, но в то же время является единственно возможной ступенью к ее постижению.
Но в данном случае, как нетрудно заметить, "общее" только омертвляет, только удаляет мышление от конкретного и не является одновременно шагом к конкретному. Как раз от конкретного оно абстрагируется как от "несущественного"...
Конкретно-всеобщую природу капитала (любого капитала, -- и промышленного, и банковского, и торгового) такая абстракция ни в малейшей мере также не выражает.
"Капитал" нагляднейшим образом демонстрирует то обстоятельство, что конкретную экономическую природу торгового капитала -- как конкретной стороны товарно-капиталистического целого -- принципиально нельзя понять, выразить в теоретической абстракции, если предварительно не понят в его внутренней структуре промышленный капитал.
Рассмотрение промышленного капитала в его "имманентных определениях" совпадает с раскрытием сущности капитала "вообще". Столь же несомненно, что промышленный капитал не может быть понят раньше, чем понята "стоимость".
"Легко понять норму прибыли, если известны законы прибавочной стоимости. В обратном порядке невозможно понять ни того, ни другого".
Почему это невозможно? К этому сводится вопрос о необходимости способа восхождения от абстрактного к конкретному в анализе конкретных явлений, в процессе воспроизведения конкретного в мышлении.
Подчеркнем, что речь идет о том, чтобы понять -- выразить в понятии, -- ибо создать абстракцию прибыли вообще, разумеется, можно. В последнем случае достаточно свести эмпирически наблюдаемые явления прибыли к абстрактному выражению. Такая абстракция будет вполне достаточна для того, чтобы уверенно отличить явления прибыли от всех прочих явлений, "узнать" прибыль. Это с успехом проделывает на каждом шагу каждый предприниматель, прекрасно умеющий отличить "прибыль" от "заработной платы", от "денег" и тому подобного.