- О чем говорит?
- О всяком, - повторил Искандер.
- Вспомни, о чем? Можешь вспомнить?
- Он говорил, что в мире есть два льва. Это Россия и ваша страна. И что Россия - это лев, а Афганистан - львенок малый, и что лев львенка всегда защищать должен...
Дост Мухаммед прошелся по кабинету, потом стал перед адъютантом и толкнул его пальцем в грудь.
- Сядь.
Искандер-хан сел.
- Кто сказал тебе об этих словах русского?
- Аль Джабар.
- Где он слыхал их?
- В лавке... Кажется, в лавке.
- В какой лавке? Искандер замешкался.
- Ну! - прикрикнул эмир.
- Кажется, в лавке Гуль Моманда, оружейника.
- Та-ак... - задумчиво протянул эмир и снова неторопливо заходил по кабинету. Ходил долго, минуты три. Потом остановился перед адъютантом и спросил шепотом:
- Ты зачем врешь мне, Искандер?
Адъютант стал желтеть. Когда он волновался, лицо его не бледнело, а делалось серо-желтым.
- Я не вру, повелитель.
- Ты врешь мне, - повторил эмир, - только не понимаю зачем.
Подошел вплотную к Искандеру и, взяв его за кушак, приблизил к своей груди:
- Зачем, ответь мне?
- Я не вру, повелитель.
- И ответь мне еще, Искандер: почему ты не дал аудиенции русскому, когда тот пришел к тебе в приемную в первый раз? И почему ты не пропустил его ко мне позавчера? Ответь мне...
Адъютант смотрел в лицо эмиру и молчал.
Гуль Моманд поднял голову и тотчас же опустил. Отложив в сторону маленький молоток, поднялся; перед ним стоял эмир Дост Мухаммед, переодетый в костюм воина. Чуть позади, заслоняя своей могучей квадратной спиной почти всю дверь, врос в пол телохранитель эмира, мюрид Ибрагим Али.
Гуль Моманд пошел навстречу гостю, поздоровался с ним. Веселый ум оружейника подсказал ому верное решение: коль скоро эмир пришел к нему не в пышных одеждах, не с многочисленной свитой, а всего-навсего простым воином, то и обращаться с ним следует учтиво и почтительно лишь постольку, поскольку он гость. Обменявшись с эмиром рукопожатием, Гуль Моманд предложил ему садиться. Когда Дост Мухаммед опустился на раскладной стульчик, стоявший около полировальных каменных кругов, присел и Гуль Моманд.
- Устраивайся и ты, - предложил он Ибрагиму Али.
Мюрид отрицательно покачал головой и усмехнулся уголками губ.
- Здесь могут быть те, кто жаждет увидеть нас с тобой, - сказал эмир. - А сейчас я должен видеть тебя, потому что мне надо поговорить с тобой, Гуль. И пусть наша беседа, после окончания ее, сотрется в пыль, которая улетает в небо во время твоей работы за полировальными камнями.
- Твоя наблюдательность, воин, радует глаз мастера.
Дост Мухаммед рассмеялся, открыв ровные, не тронутые табачной копотью зубы. Пошутил:
- Ты хитер, как Рудаки. Быть тебе везиром.
- А я уже везир.
- Отчего так?
- Оттого, что в моей мастерской бывают гости из разных стран.
- Ты глядишь в будущее, словно в воду большого отстойного хауза.
- Будущее имеет разную меру.
- Наша мера - мера минут, и плох тот кот, который слишком долго ловит мышь.
- Я вижу здесь воина, его друга и оружейного мастера, - быстро ответил Гуль Моманд, - но я не вижу здесь ни кота, ни мыши, да простится мне несообразительность ремесленника.
Эмир рассмеялся от души. Потом поманил к себе Гуль Моманда пальцем и спросил:
- Русский - плохой?
- Хороший везир с плохим чужестранцем долго игру не играет.
Когда Дост Мухаммед чему-либо сильно удивлялся, у него обиженно опускались уголки губ, а брови вскидывались высоко вверх, собирая кожу на лбу толстыми складками.
- Ты слышишь, Ибрагим Али? Этот человек воистину везир и в отличие от большинства людей подобной должности мудр.
- Единственное, что не нуждается в красивом определении и не поддается измерению, так это мудрость, - заметил Гуль Моманд.
- А мудрость русского измерима? Гуль Моманд не торопился с ответом. Он долго думал, прежде чем стал говорить.
- Воин, верь мне, он добр сердцем и широк умом. Велика ли мудрость его не ведаю. Думаю, что не очень. Мудрым человек делается к старости. Но человек, ясно видящий цвет утра и сумерек, верно ощущающий снег и жару, должен называться умным. Ум - первая ступень в великой лестнице мудрости.
- Говори, - попросил эмир, - говори дальше, друг.
- Наш народ не верит речам, - пошутил Гуль Моманд. - Ведь речь-порожденье языка, а язык - оружие женщины. Русский мало говорит, потому что больше он любит слушать. Он любит слушать наши песни. Песня - зеркало души, окно в сердце. Так?