К середине 1944 года в США утвердилась уверенность не только в победе над Японией, но и в том, что грядущее сулит Соединенным Штатам полное доминирование в бассейне Тихого океана. Даже дипломаты не скрывали своих эмоций. Дальневосточный отдел госдепартамента США стал подчеркивать, что США "имеют на Тихом океане более протяженную линию побережья, чем кто бы то ни было. Американская торговля со странами региона и внутри Тихого океана больше, чем у какой-либо другой державы. У США более широко разветвленные культурные интересы на Тихом океане, чем у любой другой державы". Столичная "Вашингтон таймс геральд" заметила: "Мы можем восстановить части британской, голландской, французской и португальской империй на наших собственных условиях". Вице-президент США Г. Уоллес после посещения данного региона в это время заявил, что Америка "вступает в эру Тихого океана".
Двадцать первого июля 1944 года морская пехота США высадилась на самом крупном из Марианских островов - Гуаме; 24-го - на Тиниане, где впервые в истории войн был применен напалм. (Именно отсюда через год поднимается в воздух "Энола Гей" с первой атомной бомбой".) В свете этих поражений японской стороны последовала отставка премьер-министра Тодзио, его пост занял генерал Койсо Куниаки, один из руководителей нападения на Маньчжурию в 1931 году. Генерал Койсо предпочел обнадежить население: "У Японии есть секретное оружие, которое сокрушит Соединенные Штаты Америки". Однако кроме баллонов с подвешенными бомбами, японцы ничего не могли предпринять против собственно американской территории.
Между тем президент Рузвельт 27 июля 1944 года встретился на Гавайских островах (в Гонолулу) с генералом Макартуром и адмиралом Нимицем. Было решено направить острие наступления на Филиппины, а уже затем обратиться к собственно Японским островам. Поняв по маневрам американцев, что их следующей целью будут Филиппины, японское руководство приняло план обороны архипелага, в котором хладнокровно предусматривалась жертва 300 тысяч японских солдат. Американцы же собрали невообразимые прежде силы - сорок семь авианосцев, десять линкоров и тридцать один крейсер. На авианосцах находилось 1600 самолетов. Для действий против этой армады был создан корпус летчиков-камикадзе. Между октябрем 1944 года и февралем 1945 года 378 камикадзе потопили шестнадцать американских кораблей и убили 2 тысячи американцев. Но это был уже жест отчаяния. Все более ясным становилось, что время работает против Японии.
Рузвельт создал стабильную внутреннюю инфраструктуру высшего военного командования. Непосредственно при президенте находился адмирал Леги - его помощник, не вторгающийся в обсуждение глобальных стратегических замыслов. В Вашингтоне военной машиной США все эти годы руководили Стимсон, Маршалл, Кинг и Арнольд. Это не было похоже на постоянные смены, скажем, в администрации президента Линкольна. В Европе главным военным представителем Рузвельта являлся Эйзенхауэр. На тихоокеанском театре ситуация была сложнее, здесь власть поделили адмирал Нимиц как командующий войсками в северной и центральной части Тихого океана, генерал Макартур - на юго-западе тихоокеанского бассейна и генерал Стилуэл в Китае. Жесткая военная структура, полагал Рузвельт, была залогом успешной дипломатии. Как главнокомандующий, он мог позволить себе уйти в мир высшего стратегического планирования, не будучи привязан к конкретным боевым операциям.
* * *
Войска антигитлеровской коалиции приближались к границам Германии. Основные силы вермахта откатывались под ударами советских войск. Война вступила в последнюю фазу.
Выход Красной Армии в 1944 году к довоенным границам имел важнейшие последствия для европейских стран. Все демократические силы Европы, уверенные в скорой поддержке, усилили свою активность, их влияние ежечасно росло. Антифашистское подполье порабощенных стран готовилось к решающему выступлению. На повестку дня выходит ряд вопросов исключительной важности: отношение к национально-освободительным движениям, к правительствам в эмиграции, к политике на освобожденных территориях. Отныне к ним приковано первоочередное внимание западной дипломатии. В антигитлеровской коалиции намечаются резкие различия во взглядах на указанные проблемы.
В июле 1944 года, когда советские войска подходили к Висле, а американские - к восточной границе Франции, Рузвельт предложил Сталину еще одну встречу на высшем уровне. В повторном письме он писал, что ситуация требует "дальнейших стратегических решений", он прибег даже к такому аргументу: встреча поможет ему в ходе предвыборной борьбы. Между тем посол Гарриман начал выражать скептицизм по поводу возможностей сотрудничества с СССР. Он имел в виду восстание, происходившее в Варшаве под руководством "лондонских поляков", бюрократические сложности, мешающие созданию баз для американских самолетов на Дальнем Востоке. Когда обозначилась возможность окончания войны, "наши отношения с Советами приняли в течение последних двух месяцев поразительный оборот. Они воспринимают наши запросы с полным безразличием к нашим интересам и показывают нежелание даже обсуждать насущные проблемы".
Нейтрализовать эти негативные тенденции, восстановить "дух Тегерана" тогда, когда он особенно нужен - в период выработки общих подходов к освобождаемым народам - вот чего хотел Рузвельт. Складывается впечатление, что он вступил в стартовую полосу создания послевоенного мира. На конференциях в Думбартон-Оксе и Бреттон-Вудсе наметились основные черты этого мира.
Рузвельт считал, что ключом к успеху экономического "открытия мира" является ликвидация имперских преференций Англии. Напомним, что в 30-е годы, страдая от мирового кризиса, англичане "закрыли" свою империю для внешних товаров, прежде всего американских. И, утверждая в Атлантической хартии "свободный доступ" ко всем рынкам, Черчилль постарался впоследствии выхолостить этот принцип. Но в Белом доме хватало решимости. Вместе с Англией на США приходилось более половины мирового торгового обмена. Победа на английском фронте давала Вашингтону надежды на экономическое доминирование в глобальном масштабе. Президент Рузвельт надеялся на это не напрасно.
Две мировые войны нанесли британскому экономическому могуществу непоправимый ущерб. Тридцать лет назад английская промышленность производила товары, достаточные для компенсации импорта, который включал в себя половину потребляемых англичанами продовольственных товаров и почти все сырьевые материалы. Ленд-лиз (33 миллиарда долларов) уже был показателем слабости Англии, а в дальнейшем она просила новые займы. Давая очередные 3,8 миллиарда долларов, американцы добились от англичан обещания демонтировать имперские торговые барьеры. Ведший в Лондоне переговоры У. Клейтон констатировал: "Во время переговоров с англичанами о займе мы обеспечили все предпосылки для свободного перемещения товаров".
Президент сумел "приобщить" к зоне свободного перемещения капиталов и товаров вторую по величине - Французскую империю. Предоставляя в 1945 году правительству генерала де Голля заем в один миллиард долларов, американцы в обмен заставили французов сократить правительственные субсидии, пресечь валютные манипуляции и открыть зону франка для американских товаров. Рузвельт полагал, что стремиться чисто военными рычагами контролировать мир нецелесообразно, да и попросту невозможно. Шести процентам мирового населения трудно диктовать свои условия остальным девяносто четырем. Но картина меняется, если перейти в экономическую сферу. Доля США в мировом валовом продукте приближалась к пятидесяти процентам, и именно эта колоссальная экономическая мощь должна была обеспечить Америке мировую гегемонию.
Рузвельт готовил инструменты воздействия Америки на мир в глобальных размерах. Организация экономической помощи (УНРРА) получала от конгресса все большие фонды для инвестиций в пораженные войной страны. Рузвельт дотошно изучал возможности создания международной гражданской авиации, которой открыты были бы все небеса. Особое внимание президент обращал на формирование консолидированной системы мировых финансов, международного валютного агентства. В министерстве финансов был разработан проект создания фонда экономической стабилизации Объединенных наций. Требовалась глобальная либерализация торговли, пересмотр валютной системы на основе обращения к доллару. Вызрела идея основания Банка реконструкции и развития с колоссальными финансовыми возможностями.
Решающий шаг был сделан в Бреттон-Вудсе (штат Нью-Хемпшир) в июле 1944 года. Чтобы воспользоваться своей мощью, американцам нужно было открыть мировые рынки для свободного торгового обмена - именно тогда индустрия и сельское хозяйство США получили бы возможность глобального воздействия.
В приветствии бреттонвудской конференции Рузвельт писал: "Торговля является жизненно важным кровообращением свободного общества. Мы должны следить за тем, чтобы артерии, по которым идет этот кровоток, не были закупорены снова".
Америка видела, как нуждаются в займах ее жестоко пострадавшие в войне союзники - СССР и Англия. Американская делегация пообещала советской делегации, возглавляемой Молотовым, значительную долю будущих займов. Опасения англичан (открыто боявшихся долларового могущества США в мире будущего) американская сторона тоже постаралась сгладить. В конечном счете на конференции в Бреттон-Вудсе был создан Международный валютный фонд и Мировой банк.
Мировой банк владел активами в 7,6 миллиарда долларов и правом предоставлять займы на вдвое большую сумму. Международный валютный фонд (МВФ) владел 7,3 миллиарда долларов, предназначенных для стабилизации основных мировых валют, для расширения мировой торговли. Важно отметить, что создатели обеих организаций позаботились о том, чтобы главный донатор владел контролем. Таким донатором были, разумеется, Соединенные Штаты. Близкий к президенту Рузвельту финансист Б. Барух сказал в начале 1945 года: "Если мы сможем прекратить субсидирование рабочей силы (что предполагала прежняя - "закрытая" система отдельных торговых блоков. - Л. У.) и жесткое соперничество на экспортных рынках... мы будем иметь самый долгий период процветания".
Каким образом Рузвельт надеялся получить твердый контроль над Мировым банком и Международным валютным фондом? Мощь американской экономики была очевидна, но нужно было обладать и соответствующими дипломатическими рычагами. Рузвельт видел их в том, что США как самый крупный вкладчик будут иметь в Мировом банке и в МВФ треть распорядительных голосов. Рузвельт категорически настаивал на том, чтобы оба этих международных агентства возглавляли американцы. Уверенность Рузвельта помимо прочего покоилась на том, что все валютные операции обоих ведомств должны были осуществляться в долларах, национальной валюте США, это давало американской стороне фактическое право вето. Оба международных агентства должны были размещаться в Вашингтоне.
Рузвельт начал расчищать путь к выгодной Америке открытой мировой экономической системе в августе 1944 года, когда США подписали с Англией так называемое Соглашение по нефти, в свете которого была создана возглавляемая американцами и англичанами Международная нефтяная комиссия. Это был крупный шаг в направлении получения доступа к ближневосточной нефти, прежде контролировавшейся только Англией. По мнению специалистов госдепартамента, высказанному госсекретарю Хэллу, это явилось попыткой "снять существующие препятствия для более широкой эксплуатации ближневосточных концессий Соединенными Штатами".
Напомним, что и ленд-лиз был для Рузвельта инструментом создания более открытой для гигантской американской экономики мировой системы. В соглашениях по ленд-лизу, заключенных Соединенными Штатами с другими странами, имелась специальная оговорка, предполагавшая "уничтожение всех форм дискриминационной практики в международной торговле". Оговаривалось также понижение таможенных барьеров. Государственный департамент в отношении Британской империи выработал "предложения по расширению мировой торговли и занятости". Англичане, естественно, видели в американских действиях стремление после Латинской Америки и важных регионов Азии подчинить себе Британское содружество наций.
Как пишет американский историк Г. Колко, "если отбросить риторику, удобные ссылки на необходимость "открытых дверей" в международной экономике означали американское экономическое превосходство, часто монопольный контроль над многими из критически важных сырьевых материалов, на владении которыми основывается современная промышленная мощь... Соперничество между Соединенными Штатами и Британией из-за нефти и по поводу послевоенных мировых экономических структур ускорило неизбежное ослабление Британии во время войны и создало вакуум в мировой мощи, который американцы быстро и с удовлетворением заполняли на Ближнем Востоке и в Латинской Америке. Новая роль не была ни спонтанной, ни случайной, она была принята с энергией и желанием, что англичане восприняли как американский эквивалент тех самых сфер влияния и блоков, в создании которых Вашингтон обвинял Англию. Уничтожение британской мощи в огромных районах мира, вхождение в эти районы Америки несло с собой огромную политическую и глобальную ответственность, что неизбежно для тех, кто желает завладеть доходами в мировых масштабах, и это новое бремя было в такой же степени побочным продуктом американского стремления к мировой экономической экспансии, в какой оно было ответом на подъем левых сил повсюду и, в меньшей степени, на рост русской мощи... Именно этот круг экономических и политических целей, избранных Соединенными Штатами в конце второй мировой войны, противопоставил их Советскому Союзу, подъему левых сил и Британии как партнеру-сопернику по защите мирового капитализма".
Для послевоенного мира Рузвельт планировал активнейшее вовлечение США в мировое разделение труда, резкое расширение международных экономических контактов, что требовало практики "открытых дверей" от всего мирового сообщества. Это отчетливо видно уже из Атлантической хартии, в которой провозглашалось право всех наций на "доступ, на равных условиях, к торговле и сырьевым источникам мира, необходимым для их экономического процветания". Как утверждал Рузвельт, "мы не преуспеем в строительстве системы безопасности, если не построим экономически здравый мир".
Одним из каналов воздействия на мир будущего Рузвельт видел непосредственную материальную помощь жертвам войны. План ее оказания был подготовлен в 1943 году четырьмя странами - Соединенными Штатами, Советским Союзом, Англией и Китаем. Рузвельт рассчитывал на этот план в свете того, что США обязывались предоставить три четверти помощи, это автоматически ставило их во главе программы и придавало ей почти национальный характер. Рузвельт настолько полагался на этот рычаг, что подключил Америку к данной программе посредством президентского распоряжения, не испросив на то согласия конгресса, вызвав некоторую оппозицию законодателей, а также такого влиятельного члена своего кабинета, как Г. Стимсон.
В те самые месяцы, когда специалисты и оборудование требовались на фронтах, американцы построили в Саудовской Аравии огромный аэропорт Дахран. Активность американской дипломатии на этом направлении была так велика, что в исследовании государственного департамента Ближний Восток называется "новой американской границей". Прежние владельцы региона - англичане обеспокоились, прежде всего, за свое влияние в Иране и Ираке (Саудовская Аравия уже частично была "списана" в свете американского финансово-политического вторжения в нее). Президенту Рузвельту пришлось успокаивать их в этом отношении. Черчилль, который всегда предпочитал раздел сфер влияния, выразил признательность Рузвельту: "Большое вам спасибо за уверения в том, что вы не имеете виды на наши нефтяные поля в Иране и Ираке. Позвольте мне отблагодарить вас самыми надежными уверениями в том, что мы не будем зариться на ваши интересы и собственность в Саудовской Аравии".
На Тихом океане американцы стали осуществлять контроль над принадлежавшими прежде Японии Каролинскими, Маршалловыми и Марианскими островами, где представители США сразу же показали, что здесь возникает новый "редут" Америки. Следует особо отметить, что Рузвельт уже в 1944 году пришел к твердому выводу: в оккупированной Японии США будут обладать всей полнотой власти, не деля ее ни с кем из союзников. Несомненно, это означало создание своей зоны влияния на Тихом океане.
Восприимчивость советской стороны в вопросе о займах (вполне понятно, что разрушенному хозяйству страны они были чрезвычайно нужны) вызвала радужные надежды Рузвельта в отношении того, что это поможет ему решить "русский вопрос". Размышляя по данному поводу, министр финансов Моргентау поделился с президентом: "Есть два типа людей. Одни подобно Идену верят в то, что мы должны сотрудничать с русскими и что мы должны доверять России ради мира на земле. Позицию других иллюстрирует замечание мистера Черчилля, который сказал: "Что мы собираемся иметь между белыми снегами России и белыми скалами Дувра?"".
Рузвельт отозвался так: "Очень хорошо обрисованы позиции. Я принадлежу к той же школе, что и Иден".
Полагая, что он заложил надежные основания для послевоенной стратегии США в экономической области, Рузвельт сфокусировал свое внимание на будущем политическом устройстве мира. Речь шла об организации, которая заменит Лигу Наций. В августе 1944 года в Думбартон-Оксе начались переговоры по этому поводу между американской, советской и английской делегациями.
Обращаясь к заглавной теме своей дипломатии, Рузвельт опирался на окрепшее убеждение большинства американцев, что изоляционизм для США невозможен, Америка должна стремиться создать эффективную мировую организацию. В стране с большим успехом шел фильм "Вильсон", в котором говорилось о борце за верный для Америки международный курс, об ошибке 1920 года, когда Лига Наций была отвергнута сенатом, о необходимости исправить эту ошибку и создать новую международную организацию. Общественные опросы свидетельствовали, что две трети американского населения выступают за такую организацию. Громко высказывалось мнение, что она должна будет иметь собственные вооруженные силы, чтобы не просто декларировать, но утверждать свои решения.
Ушедший в отставку С. Уэллес в книге "Время решений" выдвигал ту точку зрения, что будущая организация - Объединенные Нации будет эффективно руководима исполнительным советом из одиннадцати членов, среди которых только США, СССР, Англия и Китай явятся постоянными. Обязательными станут лишь решения, принятые "большой четверкой" единогласно. Книгу Уэллеса признали лучшей книгой месяца в августе 1944 года, в стране этот политический трактат был продан тиражом полмиллиона экземпляров. Дело защиты вильсоновской идеи о выходе США в океан мировой политики, о создании всемирной организации взяли на себя известные американские историки и политологи - Д. Перкинс, Д. Флеминг, Дж. Шотвел. Высоко ценя их поддержку, Ф. Рузвельт писал в эти дни 1944 года: "Почти все интеллектуалы сейчас с нами". Нам важно отметить массовое стремление в США найти американо-советское согласие и на нем построить послевоенный мир. У. Липпман в книге "Военные цели США" указывал, что в будущем мире будут "три орбиты" - атлантическая, русская и китайская. Задача Вашингтона нахождение прочных рабочих отношений с Москвой.
Осенью 1944 года Рузвельт уже мог опираться на рычаги создаваемых международных организаций. Из пепла и неясностей вставала новая структура мира. Рузвельт всегда был лаконичен в ее описании. Он никогда детально не распространялся по поводу своих послевоенных планов. Но некоторые положения казались аксиомами. Например, он совершенно очевидно не хотел восстановления предвоенной мощи Западной Европы, его концепция "четырех полицейских" изначально исключала такое развитие. Президент Рузвельт был достаточно откровенен, когда говорил в феврале 1944 года о своем нежелании того, чтобы "Соединенные Штаты взяли на себя после войны бремя восстановления Франции, Италии и Балкан. Здесь должна была проявить себя Англия. В Азии простор предоставлялся гоминдановскому Китаю. У Соединенных Штатов же возникала совершенно уникальная миссия. В письме Сталину президент прямо писал: "В этой глобальной войне для нас не существует буквально ни одного вопроса, политического или военного, который не интересовал бы Соединенные Штаты".
Глобализм американской внешней политики проявился во второй половине 1944 года, когда произошло ее вторжение в географическую сферу, еще недавно названную в Вашингтоне имеющей "минимальное значение для США" - в Восточную Европу.
В Думбартон-Оксе советская делегация стремилась получить шестнадцать голосов (по числу республик в СССР) в совещательной ассамблее новой организации, очевидно, пытаясь при помощи этого избежать изоляции, создать ситуацию примерного равенства с Британским содружеством наций и с Соединенными Штатами, твердо рассчитывавшими на голосование своих латиноамериканских соседей. Остроту приобрел и вопрос о вето великих держав в Совете безопасности. Чтобы избежать тупика, Рузвельт в начале сентября 1944 года решил обсудить спорные вопросы с главой советской делегации А. А. Громыко.
Аргументы Рузвельта были таковы: американское общественное мнение не поддержит всевластия великих держав, олицетворяемого в праве вето; малые страны станут опасаться великих; ООН нарушит главенствующий принцип суверенитета; у президента будут проблемы с проведением устава мировой организации в сенате. Сталин в письме от 14 сентября 1944 года защищал принцип единогласия четырех великих государств: "Среди этих стран не должно быть места взаимным подозрениям". Предубеждения против СССР делают право вето абсолютно необходимым для самообороны Советского Союза. Президент должен понять советскую озабоченность.
Думбартон-окские обсуждения еще продолжались, когда Рузвельт и Черчилль встретились 11 сентября 1944 года во второй раз в Квебеке. Это была их восьмая встреча военных лет. Союзные войска, вытеснив немцев из Франции и Бельгии, находились перед "линией Зигфрида". Нельзя было считать фантастическим мнение некоторых военных, что война может завершиться к концу года. Черчилль не преминул сделать патетическое введение: "Будущие историки самым внимательным образом станут изучать послетегеранский период... Все, чего мы касаемся, превращается в золото".
Данная конференция явилась одной из серии встреч Рузвельта, целиком посвященных послевоенному устройству мира.
В сентябре 1944 года премьер-министр Черчилль переводит вопрос о "сдерживании" СССР в Европе в практическую плоскость. Он указывает Рузвельту на "опасное распространение русского влияния" на Балканах обстоятельства капитуляции Румынии и Болгарии дают ему для этого основания. Рузвельт разделял опасения Черчилля. Принимая австрийского эрцгерцога Отто, он сказал: "Нашей главной задачей становится не допустить коммунистов в Венгрию и Австрию".
На конференции в Квебеке Рузвельт и высшее американское военное командование открыто обсуждали возможности союзных войск в реализации плана наступления на Триест, Истрию и продвижение в направлении Вены. Рузвельт подписал инструкцию, по которой генералу Г. Вильсону, в случае неожиданного краха Германии, надлежит оккупировать четырьмя дивизиями Австрию. Рузвельт и Черчилль не скрывали, что их действия несут политическую нагрузку. После встречи в Квебеке, уже в Гайд-парке, Рузвельт согласился с посланием Черчилля Сталину, где говорилось "о политической опасности противоречий между Россией и западными союзниками в отношении Польши, Греции и Югославии".
В это время президент яростно отстаивает в своем окружении идею, что для США в послевоенном мире нужна сильная Британия, необходимо "восстановление гражданской экономики Объединенного королевства и восстановление английского экспорта". Неделю спустя после второй Квебекской конференции Рузвельт говорил своему помощнику о "необходимости сохранения Британской империи сильной". И между тем, санкционируя сближение с ослабевшей Англией, Рузвельт все же не оставлял идеи сделать осевой линией своей дипломатии договоренность с СССР. Основой этого, возможно, было то, что он хотел сотрудничества в "германском вопросе".
Президент на протяжении всей войны полагал, что Германия, виновница двух мировых войн, должна быть лишена политического могущества, должна исчезнуть как первостепенный фактор мировой политики. Это означало создание механизма жесткого контроля над немецкой промышленностью, взимание суровых репараций и децентрализацию экономики. "Германский вопрос" интенсивно обсуждался в Квебеке, и в подходе к нему не было найдено взаимопонимания американской и английской сторон. На этом этапе Рузвельт хотел выработки жесткой политики в отношении Германии. "Мы должны быть твердыми в отношении Германии, я имею в виду немецкий народ, а не только нацистов. Мы должны либо кастрировать немцев, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они не могли воспроизводить население, которое хотело бы продолжать свой прежний путь".
Рузвельт отверг как неудовлетворительный план обращения с Германией, предложенный американскими военными. "У меня складывается впечатление, что Германия не должна быть восстановлена подобно Нидерландам и Бельгии... Каждый в Германии должен понять, что на этот раз они являются поверженной нацией".
Рузвельт склонялся к идее Моргентау о демонтаже индустриальной мощи Германии. По мысли Моргентау, такой демонтаж гарантировал бы, по меньшей мере, двадцатилетнюю гегемонию в Западной Европе Англии. Он должен был развеять страхи Советского Союза перед германской мощью и перед Западом в целом (страх перед тем, что Соединенные Штаты или Англия могут восстановить германское могущество в своих целях).
Скептически отнесся к плану Моргентау Г. Стимсон. В первые дни сентября 1944 года он задавал Рузвельту сложные вопросы: деиндустриализация Германии выбросит на улицу примерно тридцать миллионов человек, что делать с ними? Нарушится внутренний механизм европейской экономики, налаженный за последние восемьдесят лет.
Ранней осенью 1944 года Рузвельт еще не занял окончательной позиции. Он колебался между двумя вышеозначенными курсами. На совещании 6 сентября с Моргентау, Стимсоном, Хэллом и Гопкинсом он выступил за деиндустриализацию, но предложил проводить ее постепенно, в течение полугода - года (по мысли Моргентау следовало приступить к уничтожению германской промышленности немедленно). Рузвельт указал, что план Моргентау противоречит требованиям Советского Союза о репарациях. В то же время президент согласился с тем, что Европа не нуждается в сверхмощном германском индустриальном ядре, и высказался за "сельскохозяйственную Германию". Аргументируя отсутствие ясно выраженной позиции потребностью в консультациях с союзниками, Рузвельт, собственно, "прикрылся" второй квебекской встречей от необходимости занять более отчетливую позицию.
В Квебеке события развивались в целом в пользу плана Моргентау. С одной стороны, Черчилль выразил крайнюю озабоченность экономическим положением Англии после войны. С другой стороны, посол Гарриман сообщал из Москвы, что русские обеспокоены тем, чтобы надежно гарантировать свою безопасность в Европе. Моргентау сказал в эти дни Рузвельту:
"Россия боится того, что мы и англичане собираемся заключить "мягкий" мир с Германией и восстановить ее как будущий противовес России".
В свете этого демонтаж германской мощи виделся логическим ответом, удовлетворяющим и англичан, и русских.
Рузвельт начал приходить к мысли, что обескровленную Англию следует сделать главным поставщиком стали для Европы в следующие двадцать-тридцать лет. Но изложенный им в этом духе план вечером 12 сентября 1944 года напугал Черчилля. Тот выступил за уничтожение лишь военной германской промышленности. Оскорбленный в лучших намерениях Рузвельт сказал премьер-министру, что тяжелая промышленность Германии может быть превращена в военную за одну ночь. Под давлением американцев Черчилль вынужден был уступить, соглашаясь теперь на программу "ослабления" Германии, переориентации ее на сельское хозяйство. Индустрию Рура и Саара следует "закрыть", а некоему международному наблюдательному совету надо поручить контроль за реализацией этого плана. Черчилль заключил, размышляя: "В конце концов, речь идет о судьбе моего народа, и если мне приходится выбирать между моим народом и немецким народом, я выберу свой".
Черчилль желал получить германский северо-восток как гарантию невосстановления немецкого флота. Он также думал и о тесном союзе с Голландией. Прежде и Рузвельт настаивал на северо-западе, предоставлявшем открытый доступ к портам. Теперь же он хотел иметь американские силы в центре всех европейских процессов и выбрал для оккупации юго-западную часть Германии.