Сколько бед может породить политическая нетерпимость вкупе с религиозным фанатизмом! Дочиста опустошен дворец Медичи, и все собранные в нем произведения искусства попали в руки еще более корыстолюбивых людей, нежели их прежние владельцы. Страшному разграблению подверглись многие дома сторонников Медичи. Если хозяевам не удавалось вовремя скрыться, им перерезали горло в их же постели или живьем выбрасывали из окон. Бесчинства и разнузданные страсти еще не улеглись.
Вот до чего довело Флоренцию вмешательство монаха Джироламо Савонаролы в общественную жизнь. Многие флорентийцы - как богатеи, так и нищие поверили монаху и поныне внимают его наставлениям. Его страстные проповеди с амвонов Сан-Марко доходят до каждой улицы, проникают в любой дом. На всех углах ведутся разговоры только о нем. О нем говорят даже в Риме. Известно, что папа и римская курия * настроены против монаха и хотели бы, чтобы он наконец умолк. Излишне говорить, что Савонарола рассчитывает на предрассудки и ханжество людей, дабы разжигать страсти.
* Большой совет - высший законодательный орган Флоренции, учрежденный Лоренцо Великолепным в 1480 г.
* Римская курия - совокупность учреждений, посредством которых римский папа осуществляет руководство католической церковью.
Не забыть отметить также, какие усилия предпринимал напоследок синьор Альдовранди, лишь бы удержать меня в Болонье. Он без устали убеждал меня, что если я наберусь чуточку терпения и выдержки, то вскоре стану первым художником в городе, где всяк - и стар и млад - мне будет оказывать почет и уважение. Его посулам завалить меня работой не было конца.
* * *
Во времена Лоренцо Великолепного во Флоренции не делали различия между горним и земным, между Данте и Гомером. Любое достойное произведение принималось всеми и находило благожелательный отклик. Во всем проявлялась терпимость. Художники были окружены не напускным, а подлинным уважением. Им выражалась признательность за их труд, а это всегда доставляет истинное удовлетворение людям искусства, глубоко их волнует и окрыляет.
Но когда оголтелые толпы, подобные тем, что беснуются ныне во Флоренции, готовы видеть руку дьявола в любом произведении античного искусства, это лишь означает, что безумие и бесчинства порождены не невежеством несведущих, а умело направляются рукой хитрых и коварных людей, желающих насадить мракобесие. И самое страшное, что та же рука хотела бы лишить тебя всякой свободы выбора. Какая разительная перемена в сравнении с былыми временами, когда никто не докучал художникам и они были вольны в своих поступках!
Черпать вдохновение в природе, в ее совершенных жизненных формах - вот задача современного художника, достойная самих Джотто, Гиберти, Петрарки. Мастера, которые уничтожают свои вчерашние произведения в угоду нынешним умонастроениям, заранее обреченным на провал, совершают две погрешности: одну - моральную по отношению к самим себе; другую - историческую, направленную против искусства. Коль уж ошибся, то не топчи работу, а исправь. Дело это многотрудное, как и само искусство, но необходимое.
Изо дня в день ползут по городу слухи о доминиканском монахе, и частенько крепко ему достается от злых языков. Сегодня, например, проходя мимо лоджии Ланци, слышал, как некто божился, что разузнал пренеприятнейшие вещи о Савонароле. Одни обвиняют его в извращенности, утверждая, что кое-кто из монахов монастыря Сан-Марко делит с ним ложе. Другие поговаривают, что он колдун, от которого надо держаться подальше. Таковы слухи. Я же думаю, что все это обычная клевета, пущенная в ход, чтобы опорочить монаха и разделаться с ним. Неужели нельзя честным способом избавиться от него? Бесспорно одно - недругов у Савонаролы хоть отбавляй.
* * *
Думал ли я найти сады Сан-Марко в столь ужасном состоянии! Только бесчувственные вандалы могли причинить такие разрушения. До моего отъезда в Венецию это место почиталось как святыня искусств и поэзии. Сам Лоренцо распорядился устроить здесь школу для юных дарований, проявляющих особую склонность к ваянию. По его приказу сюда были снесены из его частного собрания произведения античного искусства и работы лучших современных мастеров. Здесь было все необходимое для плодотворных занятий скульптурой. Лоренцо с любовью относился к тем, кто помогал ему превратить этот уголок Флоренции в подлинное лоно искусств как для искушенных мастеров, так и для начинающих.
Всего здесь было вдоволь. Молодежь нашла в лице мастера Бертольдо * своего учителя, а сады обрели заботливого садовника. Лоренцо поставил его во главе школы, видя, что престарелому мастеру уже трудно справляться с резцом и молотком скульптора. Верный ученик великого Донателло *, он выделялся среди всех остальных как старейшина, но не прожитыми годами, а проделанной работой. Бертольдо умер до изгнания Медичи. Время пощадило его, избавив от зрелища страшного погрома, учиненного в его школе, о чем бы старик горько тужил.
Недавно на свой страх и риск взялся высекать Купидона, и пока мне удалось заставить его забыться непробудным сном. Чтобы предложить ценителям античности сего спящего амура, которому всего лишь несколько дней от роду, пытаюсь теперь состарить скульптуру по крайней мере столетий на пятнадцать. Ничего не поделаешь, торговцам подавай только античный товар, за который неплохо платят. Если мне удастся придать моей работе греческий или римский облик, тем легче будет сбыть ее с рук. Я испытываю нужду в деньгах, так как должен "помогать" моему родителю Лодовико содержать семью. За помощью он чаще обращается ко мне, чем к братьям, двое из которых - Джовансимоне и Сиджисмондо * - обычные лоботрясы, то и дело препирающиеся с отцом и со мной. Живут себе дома на всем готовом как у Христа за пазухой, так им еще денег подавай. Наглости им не занимать.
* Бертольдо ди Джованни (1420-1491) - флорентийский скульптор, создатель рельефного цикла о подвигах Геракла. Вошел в историю как учитель Микеланджело.
* Донателло, Донато ди Никколо ди Бетто Барди (ок. 1386-1466) - один из основоположников ренессансной скульптуры в Италии. Из работ наиболее известны: Давид, Юдифь и Олоферн (Флоренция), конная статуя кондотьера Гаттамелаты и алтарь с рельефами в соборе св. Антония (Падуя).
* Джовансимоне (1479-1548) и Сиджисмондо (1481-1555) Буонарроти, младшие братья Микеланджело.
* * *
Сегодня видел знаменитого Леонардо да Винчи. Об этом человеке, которому чуть больше сорока, говорят немало, хотя не все сказанное делает ему честь. У нас многим известно, особенно это знают художники, что мессер Пьеро выгнал сына из дома из-за скандальных историй. Родитель Леонардо держит во Флоренции нотариальную контору и, чтобы не оттолкнуть клиентов, особливо среди монахов и монахинь, был вынужден оградить себя от делишек сына, охочего водить знакомство с веселыми компаниями. Молодой Леонардо стал жить на стороне по собственному разумению. Как и прежде, вел беспорядочный образ жизни, освободившись от опеки даже своего учителя Верроккьо *.
Теперь он пользуется славой великого мастера, хотя заказчики не очень-то ему доверяют. Редко он доводит до конца начатую работу, даже получив за нее в виде аванса значительный куш. В этом убедились на собственном горьком опыте и монахи монастыря Сан Донато в Скопете, не дождавшиеся обещанного "Поклонения", и один из заказчиков, так и не получивший долгожданного "Св. Иеронима" *. Говорят, что Леонардо бросает любую начатую работу, чтобы заниматься научными трудами, которые никто у нас всерьез не принимает.
Человек он, безусловно, незаурядный, хотя и водит за нос заказчиков. Он так и не сдержал, например, обещания написать картину для часовни св. Бернарда во дворце Синьории. Позднее работа была завершена сыном фра Филиппо Липпи.
Во Флоренции немало людей, готовых посудачить на чей-либо счет. Вот и я узнал эти подробности от художников, чей час пробил и им ничего более не остается, кроме сплетен. Обо всем-то они помнят, словно эти воспоминания, особенно самые скабрезные, нанизаны у них на палец.
Выходя сегодня из мастерской Баччо д'Аньоло *, я увидел проходящего мимо Леонардо да Винчи. Тут-то меня и остановил один из наших болтунов:
- Гляньте-ка на этого важного господина. Сколько уверенности и достоинства в нем, как он чинно выступает, а ведь бывало...
Я остановился, а мой собеседник продолжал брюзжать, пока знаменитый мастер не скрылся из виду.
Откровения моего случайного собеседника не то чтобы потрясли меня, но оставили неприятный осадок. Дабы избавиться от назойливого рассказчика, я спросил его полушутя-полусерьезно:
- А каков ты был сам лет пятьдесят назад? - И, не дожидаясь ответа, пошел себе своей дорогой. Что и говорить, в этом городе ничто не забывается.
* * *
Сегодня я присутствовал при долгом разговоре с Симоне дель Поллайоло *, Джульяно да Сангалло *, Баччо д'Аньоло и Леонардо по поводу работ, которые должны в скором времени начаться в зале Большого совета дворца Синьории. Каждый из нас высказался, и мнение каждого было подвергнуто всестороннему обсуждению. Симоне отстаивал свою идею с наименьшим жаром, а Баччо говорил столь неубедительно, будто ему безразлично собственное мнение. Леонардо вознамерился подвести "итог" нашему обсуждению, но у него ничего не вышло.
* Верроккьо, Андреа ди Микеле Чони (1435/36-1488) - живописец, скульптор и ювелир Раннего Возрождения. Среди известных работ:"Крещение Христа", на которой фигура ангела написана юным Леонардо да Винчи (Уффици, Флоренция), и конная статуя кондотьера Коллеони (Венеция).
* ...не получивший долгожданного "Св. Иеронима" - речь идет о незаконченных работах Леонардо да Винчи: "Св. Иероним", подмалевок, ок. 1482 (Ватиканская пинакотека, Рим); "Поклонение волхвов", подмалевок, ок. 1482 (Уффици, Флоренция).
* Баччо д'Аньоло (1462-1543) - флорентийский архитектор и резчик, друг Микеланджело. Построил колокольню церкви Санто Спирито, дворцы Бартолини, Серристрои, резные трибуны в церкви Санта Мария Нуова (Флоренция).
* Симоне дель Поллайоло, прозванный Кронака (1457-1508) - флорентийский архитектор и скульптор. Среди многих его построек во Флоренции выделяется своей строгостью зал Пятисот во дворце Синьории и фасад с карнизом дворца Строцци.
* Джульяно да Сангалло (1445-1516) - архитектор и военный инженер, автор одного из выдающихся творений ренессансного зодчества - загородной виллы Медичи в Поджо-а-Кайяно.
По мне, и рассуждать-то особенно нечего по поводу предстоящих работ. Нужно всего-навсего подумать о расширении зала, укрепив предварительно стены и перекрытия. Такую работу Синьория могла бы поручить не колеблясь тому же Симоне или Баччо. Я же не охотник возиться со старыми постройками.
Леонардо сегодня выглядел так, будто охвачен замыслами рискованного по своей грандиозности начинания. Своим словам он придал торжественный тон. Его пространная речь изобиловала подробностями, отступлениями и нескончаемыми сравнениями. Он постоянно нацелен на нечто абсолютное. Но когда берется рассуждать, нередко его мысль теряет ясность и уводит в сторону от основной темы. В нем чувствуется большое желание придать весомость своим идеям, но сегодня, как мне показалось, он в этом не преуспел. Я понял: он не тот человек, от которого можно ожидать окончательного суждения, даже если он старается таковое высказать. Он утверждает, что ни одно суждение не следует принимать безоговорочно как окончательное; любое суждение нуждается в постоянном совершенствовании, ибо сам человек каждодневно стремится к совершенству. Его послушать, так мне ничего более не остается, как ждать, пока мой братец Сиджисмондо вконец усовершенствуется в своем беспутном времяпрепровождении и станет отпетым бродягой и бездельником. На мой взгляд, совершенствование не должно быть однобоким, а тем паче одноликим.
Декабрь, 1495 год.
* * *
Карнавал 1496 года.
Не радостный праздник уготовили флорентийцам монах и его присные. Ни тебе елок, носимых по улицам и сжигаемых на площадях под веселое улюлюканье и соленые остроты; ни тебе маскарадов с их танцами и песнями. Карнавальные шествия, скорее, смахивают на процессии, поющие псалмы во славу всевышнего и всех святых, а вместо наряженных елок повсюду зловещие кресты, вносимые и выносимые из церквей, словно на похоронах. Привычное веселье в эту новогоднюю пору уступило место унылому благочинию, искусственно насаждаемому по прихоти немногих. Как все это несовместимо с натурой человека, которому свойственно, когда тому настает черед, от слез переходить к смеху.
Но флорентийцы должны покаяться, а посему вместо карнавала их заставляют править тризну и публично сжигать все, что предается анафеме во имя отпущения грехов, особенно содеянных в незапамятные времена вероотступного правления Лоренцо Медичи. Юнцы, у которых молоко на губах не обсохло, по наущению плакальщиков ходят теперь по домам, требуя выдать им все богохульное, осужденное на сожжение. Заодно с ними и грациозные девицы. Женщины отрезают себе косы и расстаются со всякими украшениями. Словом, все, что противоречит духу строгой католической морали, предается огню с тем же исступленным изуверством, с каким нередко устраиваются костры из старинных фолиантов и современных книг. Причем не делается никакого различия между "мирским" античных авторов и нынешней серостью, которую время обратит в прах и без нашего пылкого усердия.
Есть нечто фанатическое в этом кажущемся триумфе благонравия. Однако налицо единоборство двух мировоззрений и двух эпох. А вопли, испускаемые монахом с амвона Сан-Марко, не столь уж бескорыстны, равно как противоестественно все, что ими порождено. Таковы, пожалуй, уроки, которые можно извлечь из всей этой истории.
(Пока суд да дело, не лучше ли сидеть себе в тиши и изливать чувства в работе, не имеющей ничего общего с делами государственными?)
* * *
Годы ученичества, проводимые молодыми людьми в мастерской любого художника, растрачиваются впустую. Коль юноша даровит, из него выйдет толк и без вмешательства наставника. Однако мое мнение резко разнится со взглядами, бытующими в мастерских флорентийских живописцев. Но ведь искусство подчиняется законам, которые не воспринимаются произвольно; поэтому на стезе искусства законами не повелевают, а им следуют. Вот почему я рассматриваю школьное ученичество как препятствие, мешающее начинающим обрести свободу, которая является движущей силой творчества. Истинное дарование не захиреет, сколько бы ему ни навязывали несуществующие правила. Уметь устоять перед соблазном, который сулят такие правила (пусть даже приносящие некую пользу бездарям), и найти в себе мужество бороться с ними - вот задача молодого художника, стремящегося оставить свой след в искусстве. (Но мои слова не должны служить запретом тем, кто склонен превращать наследие мастеров в ханжески повторяемые прописные истины.)
Все, что я думаю об искусстве, не находит отклика в моей среде. Открыто выражать такие мысли во Флоренции, как, впрочем, и всюду, - значит прослыть хулителем общепринятых норм и воззрений. Леонардо, например, не согласен со мной. Еще бы, рассуждая об искусстве, он выступает блюстителем канонов или, еще того хуже, как ревностный приверженец идей этого уходящего века. Что бы он ни говорил, в его словах я неизменно улавливаю призыв следовать его примеру. Он хочет убедить других, что, только следуя по пути, на который он без устали указывает, можно стать великим мастером. Для него былинка и человеческая рука на картине равнозначны, а потому и должны быть исполнены с равной творческой отдачей, да и сам пейзаж следует писать столь же скрупулезно, как и фигуру человека. Словом, если верить ему, то любая картина должна быть продумана тщательно и выполнена во всех своих деталях.
Нет, меня интересует человек, и только он, как таковой. И пусть себе Леонардо и иже с ним тешатся на здоровье, изображая всякие там былинки, горы, ручейки с прилежностью, достойной лучшего применения. Я же охвачен иными порывами, в отличие от Леонардо, и тружусь - или по крайней мере стремлюсь к этому, - находясь во власти новых идей и замыслов.
Вчера под вечер мне вновь довелось с ним встретиться. Я стоял и помалкивал, не прерывая его, среди других художников, собравшихся подле него в Испанской лоджии *. Не было среди нас Сандро Боттичелли. Хотя Леонардо слывет другом Сандро, он все же не преминул заметить, что пейзаж в его картинах противоречит правилам истинно философского умозрения и грешит незаконченностью мысли. Леонардо посетовал также, что Сандро проявляет излишнюю торопливость в своих "изысканиях".
* Испанская лоджия - место встреч флорентийских художников во внутреннем дворике монастыря Санта Мария Новелла, где была мастерская Леонардо да Винчи.