Молла Мирза оказался очень предприимчивым человеком и потому выполнил поручение Гаджи с блеском: привез письменные разрешения от восьми самых известных в то время муджтахидов. Тагиев вновь собирает в своем дворце духовников и спрашивает их по одному: какому муджтахиду ты веришь? (Тогда у каждого был наиболее почитаемый муджтахид, чье слово считалось непреложным законом). Те перечисляют своих кумиров, а Гаджи показывает подписанные ими бумаги, где они разрешают обучение девушек современным наукам.
Тагиев имел немалые заслуги перед Российской империей: своими благотворительными делами он способствовал развитию просвещения и культуры, способствовал претворению в жизнь многих полезных начинаний. Поэтому по высочайшему указу ему было присвоено звание действительного статского советника. Это звание равнялось званию генерала, контр-адмирала и обер-прокурора, и имело большие полномочия. Собрав "отцов города", духовенство, влиятельных лиц в Старой Тазапирской мечети, Тагиев вновь приступает к обсуждению этого вопроса. Он вразумляет, уговаривает, угрожает...
"Святые отцы" в черной абе, с огромными чалмами на головах, толстобрюхие гаджи и мешади с рыжими бородами, окрашенными хной, выйдя на середину, просторно разглагольствовали о целомудрии, приводили примеры и доказательства из Корана, из житий пророков, халифов, имамов, называя затею Тагиева "бесовской" и "богохульной". Гочу, увешанные саблями и револьверами, открыто угрожали Гаджи и его сторонникам.
Тагиев потрясал документами и свидетельствами, привезенными из мест поклонения, неоднократно перечитывал их, до хрипоты убеждая соотечественников, что обучение девушек современным наукам - дело полезное и нужное.
Два самых уважаемых религиозных деятеля, присутствовавших на меджлисе кази Бакинской губернии Мир Магомет Керим и Мирза Абу тураб Ахунд, приводили цитаты из Корана, где говорилось о том, что мусульманки, как и мужчины-мусульмане, должны овладеть знаниями. В изучении современных наук нет ничего богопротивного.
И вновь возвышались голоса протеста.
Наконец берет слово Гаджи Зейналабдин Тагиев:
"О мои соплеменники, нашим дочерям необходимо учиться; у них раскроются глаза, они будут достойно вести себя в семье... А то что же это получается? Наша молодежь уезжает учиться в Англию, Германию, Францию и привозит оттуда жену, потому что наши девушки им, видите ли, не подходят; дети, рожденные в этом браке, невольно становятся вероотступниками. А ведь они - наши наследники. Если так пойдет и дальше, отцовские очаги останутся без Корана, без намаза, без шариата. В новой школе мы будем обучать наших девочек основам религиозного права, домоводству, умению вести хозяйство, готовить, шить, ткать, читать, писать и разговаривать по-русски и по-мусульмански, будем учить арифметике, географии, научим воспитывать детей, быть образцовой матерью и женой. Что в этом плохого?! Молла Али Гаджи Халил оглы! Послушай меня! Я вовсе не хочу сделать наших девушек бесстыдными, заставить их ходить с открытыми лицами и все такое прочее. Позавчера ночью твоя двадцатилетняя дочка едва не померла от жестоких колик. Ты спешно послал за усатым доктором Амбарцумом, который обследовал девушку, выписал ей лекарства и тем спас от смерти. Теперь ответь мне по совести: если бы вместо усатого Амбарцума к тебе в дом явилась женщина-мусульманка и вылечила твою дочь, разве это не более соответствовало бы шариату? У нас великая нужда в женщинах-педагогах, женщинах-врачах. А школу эту я решил открыть после того, как мой народ а присутствии государя-императора обозвали диким. Я истратил почти две сотни тысяч рублей, построив здание будущей школы. Учителями здесь будут лица женского пола. Я послал в Казань гонцов, чтобы те отыскали мусульманок-татарок, кои смогут преподавать нашим девочкам. Они нашли педагога по имени Хадиджа-ханум. Мы дали объявления во все русские газеты о том, что ищем женщин-учительниц, знающих наш язык...". Вскоре объявились еще две женщины - Марьям-ханум Суркевич из литовских татар и Ганифа-ханум из Ахалциха.
На следующий день после этого меджлиса реакционно настроенные правоверные под предводительством гочу затеяли на улицах города переполох: насильно разувая встретившихся им на пути женщин и девушек-мусульманок, они заставляли их вместо башмачков на высоких каблуках обуться в налеин*; на головы тех, чье лицо было открыто чуть больше положенного, набрасывали большую, черную чадру; прохожих, которые пытались вступиться за женщин, обливали грязной бранью и грозились пристрелить. В те дни были совершены нападения на дома учениц мусульманской женской школы. Так, неизвестные ворвались в дом жителя крепостной части города Ахунда молла Рухуллы и убили его во время намаза за то, что он послал в тагиевскую школу сразу двух дочерей. Местные власти и полиция наблюдали за происходящим со стороны, предпочитая не вмешиваться в "национально-религиозный вопрос". В сущности, официальные круги восприняли идею Тагиева об открытии женской школы без особого восторга.
______________ * Налеин - старинная женская обувь без задников.
Гаджи Зейналабдин советует девочкам послать телеграмму императрице Александре Федоровне, поблагодарить ее за живое участие в деле создания школы и за то, что согласилась дать школе свое имя. Через два дня от Александры Федоровны пришла ответная телеграмма, в которой она желала девушкам учиться на "отлично", стать полезными Родине и обществу гражданками, прожить жизнь в здравии и счастье. Эта телеграмма пресекла все споры и раз и навсегда решила судьбу женской школы.
В школу приняли 58 девочек, 35 из них были из бедных семейств. Их освободили от платы за учение. Расходы на питание и одежду взялся возмещать Тагиев. Школа представляла собой закрытый пансион. Пансионеркам разрешалось навещать родителей один раз в неделю - по пятницам, с 10 до 17 часов дня.
Занятия в школе начались 7 сентября 1901 года. А 9 сентября состоялась праздничная церемония открытия. По этому случаю пришло множество поздравительных телеграмм из Крыма, Узбекистана, Петербурга, Казани и других мест. Сенатор Янковский, к примеру, писал Тагиеву: "Желаю успехов Школе, для открытия которой вы приложили столько усилий...". А Тагиев, выступая перед собравшимися, сказал: "Эту женскую школу мы должны в будущем превратить в гимназию. Сие моя заветная мечта".
На церемонии открытия выступало много интеллигентов. Среди тех, кто не мог скрыть бурной радости по поводу этого знаменательного события, был редактор первой азербайджанской газеты "Экинчи" ("Пахарь") Гасан-бек Зардаби. Свое пламенное выступление он закончил следующими словами: "Долгие тебе лета, Гаджи!".
Прошло немного времени, и в других национальных окраинах Российской империи стали открываться мусульманские женские школы - в Тифлисе, Казани, Башкирии, Дагестане. А в самом Баку к 1915 году было уже 5 женских школ. Одна из них - в рабочем районе города - Балаханах.
Некий француз по имени Да Бай в книге, изданной в Париже, назвал первую мусульманскую женскую школу в Баку непостижимым чудом.
Официальной формой одежды учениц бакинской русско-мусульманской женской школы на первых порах была одежда дагестанских девушек. В 1909 году ее сменила форма, принятая в русских учебных заведениях - платье из голубой ткани, белый фартук, пелерина; помимо каждодневного платья, ученицы имели одежду, надеваемую по торжественным случаям или праздникам.
Школа с четырехлетним сроком обучения через два года стала пятилеткой, затем шестилеткой и в конце концов семинарией. Гаджи поместил в банк сто тысяч золотых рублей из расчета 5% годовых, настояв на превращении школы в семинарию. По историческим документам, здание александровской школы обошлось ему в 183,533 рубля золотом, да на школьное оборудование было затрачено 29.000 золотых рублей. В банке хранился неприкосновенный капитал школы в сумме 125.000 рублей, проценты от которого покрывали насущные расходы. После превращения школы в семинарию капитал составил 225.000 рублей.
Подвальное помещение здания было сдано в аренду братьям Оруджевым под типографию, выручаемая от аренды сумма также предназначалась на покрытие текущих нужд школы.
Впоследствии при школе были открыты двухгодичные подготовительные курсы для женщин-педагогов.
Здание александровской женской школы интересно и оригинально в архитектурном отношении. Здесь умело использованы национально-романтические традиции азербайджанского зодчества. Стена основного фасада выложена параллельным рядом белых и золотистых камней, что создавало светлое, оптимистическое ощущение.
На торжественной церемонии первого выпуска Гаджи Зейналабдин подарил выпускницам Коран, переведенный на азербайджанский язык, "Гюлистан" Саади, произведения Льва Толстого, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, новые платья, памятные сувениры. С той поры дарить выпускницам подарки сделалось доброй традицией.
Интересна история перевода Корана на азербайджанский язык. Реакционное духовенство яростно сопротивлялось переводу Корана, доказывая, что изречения Корана суть божественного происхождения, а потому никто не имеет права вникать в их смысл и переиначивать по-своему. И вновь за дело берется Тагиев. Он отправляет кази Мирмагомеда Керима в Багдад, откуда тот привозит официальное разрешение на перевод Корана, а затем, ныписав из Лейпцига арабский шрифт, Гаджи отпечатал азербайджанский вариант Корана. Переводчиком был сам казн Мирмагомед Керим.
Первой директрисой женской мусульманской школы была Ганифа-ханум Меликова (жена Гасан-бека Зардаби).
Когда шах Ирана посетил проездом Баку, его супруга нанесла визит ученицам женской мусульманской школы имени Александры Федоровны и подарила каждой в память о встрече золотую десятку на золотой цепи. Девочки носили этот подарок как амулет.
Своих дочерей - Сару и Лейлу - Гаджи Зейналабдин решил отправить учиться в Смольный институт. Послал соответствующие документы в Петербург и стал ждать ответа. Из Смольного пришел отказ, мол, в связи с тем, что вы не бек, не хан и вообще не принадлежите к аристократическому сословию, выполнить вашу просьбу не можем. В нашем институте обучаются лишь дети графов, князей, ханов, беков, эмиров. Тогда жена Тагиева - Сона-ханум представила официальные документы о том, что ее отец - доблестный генерал русской армии Араблинский, награжденный царем золотым оружием. Эти девочки внучки генерала, а следовательно, имеют право на привилегии. Благодаря заслугам деда, дочек Тагиева приняли в Смольный институт.
В центре Москвы, неподалеку от Ленинской библиотеки, Тагиев выстроил четырехэтажный особняк, где останавливался, когда попадал сюда по делам.
О Гаджи Зейналабдине рассказывают множество историй.
Писатель Солтан Меджид Ганизаде, основатель новой учебной методики, инспектор просвещения Бакинской губернии, старейший азербайджанский педагог был другом Гаджи Зейналабдина. Он рассказывал, что на торжества по случаю восшествия на престол Александра III от мусульман Закавказья послали представителем в Петербург Тагиева. Во время церемонии председатель совета министров, стоя по правую руку императора, представлял ему подходящих с поздравлениями сановников. Когда Гаджи Зейналабдин в традиционном мусульманском одеянии - архалуке, длинной чухе, шираз-ских чарыхах - с хлебом и солью приблизился к государю, председатель совета министров пренебрежительно сказал, думая, что Тагиев не понимает по-русски: "Ваше величество, это представитель дикого народа". Тагиев с достоинством ответил: "Мы не дикие, мой народ не дикий, он имеет богатую многовековую историю".
Ганизаде рассказывал и о другом эпизоде: "Я отправился в Гори, сопровождая юношей-мусульман в семинарию. Все они успешно сдали вступительные экзамены, но двоих мусульман дирекция зачислить отказалась, ссылаясь на отсутствие денежных средств. Я заспорил с директором и сказал ему в сердцах, что эти юноши все равно будут учиться в горийской семинарии. А потом пошел на почту и дал телеграмму Гаджи, мол, так и так - прошу вас взять на себя расходы на обучение двух юношей-мусульман. Вскоре пришел ответ, что Гаджи Зейналабдин берет на себя расходы по обучению и содержанию в семинарии четырех мусульман, двух армян и двух грузин-".
Рассказывал он и о другом интересном случае. Знаменитый художник Бродский взялся нарисовать Гаджи Зейналабдина Тагиева во весь рост - в мундире действительного статского советника, при всех регалиях, орденах и медалях. В два сеанса он закончил свою работу. Гаджи спрашивает, сколько он должен живописцу за портрет. Бродский называет сумму в десять тысяч рублей. Гаджи не может скрыть своего изумления: "Десять тысяч за три часа?!".
Художник отвечает: "Нет, Гаджи, не за три часа, а за двадцать пять лет, семь месяцев, двадцать один день и три часа...".
В это время в кабинет входит высокий, среднего возраста мужчина. Одет он в короткий бешмет, поверх накинута чуха, на голове бухарская папаха, на ногах ширазские чарыхи. Редкостная по красоте борода... Поздоровавшись с Гаджи, вошедший извлек из-за кушака кисет с деньгами, протянул Тагиеву и говорит: "Гаджи, возьмите аманат*... Большое спасибо... Дай господь, чтобы ваши руки всегда были такими же щедрыми на добрые дела...".
______________
* ' Аманат - вещь, данная на хранение или временное пользование.
Гаджи кликнул казначея: "Мир Габиб-ага, возьми этот аманат!".
Мир Габиб берет кисет с деньгами, сверяется с конторской тетрадью и, возвратившись, сообщает, что гость сполна вернул долг: 1000 рублей, сто золотых десяток...
Вернувший долг говорит: "Гаджи, если не составит труда, отдайте аманат, что я оставлял в залог".
Гаджи спрашивает с интересом: "А что ты оставил в залог?".
Мужчина отвечает: "Откройте Коран, там, где начинаются суры Ясина, вы положили маленький конверт".
Мир Габиб открывает огромный Коран, находит небольшой конверт, откуда извлекает два волоса, которые возвращает владельцу.
Художник недоуменно наблюдает за происходящим, ничего не понимая,
Мир Габиб объясняет ему, что у мусульман издавна сложился обычай оставлять в залог несколько волос из бороды. Никто не смеет нарушить этот обычай. Иначе его назовут бесчестным. С таким никто не станет иметь дела..
Бывший батрак из Чемберекенда Кербала Гюли рассказывал, что сорок лет тому назад (он имел в виду голод 1892 года) случилась засуха и недород; цены на ячмень и пшеницу подскочили в десять раз. С другой стороны, началась эпидемия холеры. Люди погибали от голода и болезней. Спекулянты, наживаясь на народном горе, продавали пшеницу, ячмень и просо по дорогой цене. Гаджи Зейналабдин соорудил четыре деревянных амбара, которые засыпал ячменем, рисом, пшеницей и мукой. Все содержимое амбара он раздал сирым, больным и голодным. По этому случаю в народе даже ходила частушка:
Гаджи Зейналабдин
Верный богу господин.
Хлебный отворил амбар,
Обездоленным раздал.
Спекулянты, мешавшие муку с песком и продававшие людям втридорога, возненавидели Гаджи лютой ненавистью.