На концерте декламировали стихи Сабира, читали отрывки из произведений Пушкина, Лермонтова, стихи Абдуллы Шаига, Аббаса Сиххата и других...
Не следует думать, что мы росли белоручками. В старших классах нас учили домоводству, рукоделию, шитью. Группа девушек, окончив школу, подарила Тагиеву большое панно, которое выткала своими руками. Гаджи Зейналабдин, как правило, приглашал выпускниц к себе во дворец, устраивал в их честь обед, а затем дарил каждой коробки шоколада, шёлковую шаль, сувенирные изделия Толстого, Пушкина, Лермонтова, Карамзина, произведения великих азербайджанских писателей, азербайджанский вариант Корана.
Частой гостьей "Александровки" была супруга Тагиева - Сона-ханум. Она привозила девочкам подарки, письменные принадлежности, угощала фруктами и сладостями. Гаджи нередко присутствовал на наших занятиях, слушал, как мы отвечаем педагогам. И радовался успехам учениц как родной отец. Он часто говорил нам:
"Дети мои, доченьки, учитесь как следует, с усердием. Счастье-в учении. Помните, знание- самое большое богатство".
Однажды нас посетил редактор журнала "Молла Насреддин", гремевшего тогда по всему Востоку, - Джалил Мамедкулизаде. Долго он беседовал с нами. Мы прочли ему несколько стихотворений Са-бира, а также стихотворение Абдуллы Шаига, написанное на смерть великого сатирика. Он остался очень доволен.
Из нашей семьи и из семьи Наримановых я, Лея, Гумру, Марьям, Ильтифат, Симузар учились бесплатно. Жили в пансионе. Чистота в классных и спальных комнатах была необыкновенная, как в аптеке. Белоснежные одеяла и подушки, пуховые матрасы. Постельное бельё меняли раз в неделю. Такая же чистота царствовала в столовой. Здесь по очереди дежурили ученицы старших классов. Кормили нас сытно и вкусно. В связи с этим мне вспоминается одна история, свидетельствующая о заботливом отношении Гаджи Зейналабдина к пансионеркам. Вызвал как-то к себе Тагиев лавочника, который поставлял на кухню Александровской школы мясо, и крепко отругал его за то, что тот послал на днях в школу тушу овцы. "Ты разве не знаешь, что мясо самки непригодно для девичьих желудков! Они же заболеть могут. Попробуй только схитрить ещё раз, будешь иметь дело со мной!"
На втором этаже находился театральный зал с большой сценой. Здесь часто давались представления и концерты для матерей, сестёр, тёток пансионерок, которые приходили в школу в чадре, изумлялись свободе и непринуждённости поведения девушек и втайне завидовали им. В праздники Новруз и Курбан-байрама пансионерки и ученицы школы устраивали выставки, демонстрируя своё рукоделие. На выставки приглашали родных и знакомых, устраивали небольшой обед. Всё это способствовало небывалому росту популярности женской мусульманской школы на всём Кавказе и за его пределами.
Одной из начальниц-директрис школы была Сапима-ханум Якубова. Она окончила в Петербурге два отделения университета; физико-математическое и педагогическое, была одаренным педагогом, но и требовательным до чрезвычайности. Она впоследствии возглавила двухгодичные курсы учителей при школе.
О школьной библиотеке следует сказать особо. И здесь Гаджи не пожалел средств. В библиотеке была собрана русская, зарубежная и восточная классика. Мы читали произведения Низами, Хафиза, Пушкина, Байрона, Тургенева, Толстого, Шекспира, Вольтера, Шиллера, Сеид Азима, Намика Камала и др. Получали множество периодических газет и журналов. В том числе, конечно, и журнал "Молла Насреддин".
Не поскупились попечители и на приобретение школьных принадлежностей: оборудовали кабинеты и классные комнаты атласами, картами, глобусами, чучелами зверей - птиц, животных, гербариями. Всё это использовалось в процессе занятий, на экзаменах. Видели бы вы, как ликовал Гаджи, какой счастливой улыбкой озарялось лицо этого неграмотного миллионера, когда кто-нибудь из нас отвечал на "отлично". На экзаменах присутствовал инспектор просвещения. Рассказывали, что, бывая в Петербурге, Москве, Париже, Гаджи Зейналабдин непременно посещал детские дома, учебные заведения, а по возвращении делился своими впечатлениями с азербайджанскими педагогами, дабы те переняли из этого рассказа всё поучительное. Во время этих поездок он заказывал книги, письменные и школьные принадлежности.
В Тифлисе первая мусульманская женская школа была открыта лишь в 1906-м году. Гвджи пригласили на церемонию открытия, но он не смог поехать из-за болезни. Послал поздравительную телеграмму и 25 тысяч рублей.
В начале XX века в Баку приехал известный журналист, ближайший соратник Джалила Мамедкулизаде Омар Фаик Неманзаде. Он был очарован воспитанницами Александровской школы и назвал это учебное заведение непостижимым чудом. Действительно, если принять во внимание царившую в то время темноту и невежество, наша школа могла показаться чудом..."
Омар Фаик Неманзаде написал по этому поводу специальную статью, которую послал в стамбульский журнал "Сервети-фюнун" ("Кладезь знаний"). Эта статья вызвала в мире ислама большой шум.
Вот как он сам вспоминает об этом:
"В БАКУ. Первое мое посещение Баку относится к весне 1900-го года. Здесь, на родине "черного золота", я не видел ни одной организации, серьёзно занимающейся вопросами издательства и просвещения. Увидел я лишь владельцев вышек и пароходов, тюрков-миллионеров, влиятельных ахундов, тюркских молодых людей в полуевропейских костюмах. Были здесь всего одна-две начальные школы, в которых обучались тюрки. А учеников-тюрков в русских школах можно пересчитать по пальцам.
Кроме типографии и газеты "Каспий" на русском языке, у тюрков здесь нет ничего, напоминающего о печати. Ни одной новой книги, произведения на тюркском языке. Если б я не увидел женской школы, открытой Тагиевым, я бы перечеркнул тюркское просвещение в Баку чёрной линией. Однако женская школа вселила в меня оптимизм. Открытая в такое время, в такой обстановке, школа столь обрадовала меня, что я, не в силах скрывать своих чувств, написал пространную статью и под псевдонимом "Защитник обездоленных" послал её в сборник "Сервети-фюнун", выходящий в Стамбуле.
Видно, статья эта обрадовала и деятелей стамбульской печати, потому что, помимо "Сервети-фюнунва и женского журнала, она была в точности перепечатана и всеми ежедневными газетами. Более того, эту статью и отклики на неб издали в виде книги, выразив таким образом свои братские чувства и удовлетворение.
Жаль, что, кроме этого очага просвещения, которое можно назвать чудом, в Баку не сделано ничего, заслуживающего внимания, в области народного образования и культуры.
Превращение Баку в большую производственную и торговую базу вселяло надежды на будущее. Капиталисты, движимые жаждой лёгкого обогащения, со всех сторон стекались сюда, одновременно привлекая в Баку тюркских интеллигентов, которые также искали более прибыльную работу. Среди них были люди, желавшие трудиться на ниве отечественного просвещения - открывать тюркские издательства, тюркские школы. Однако правительство остерегалось, что тюрки, просветившись, поймут требование новой жизни, постигнут запросы времени. Поэтому оно любыми путями стремилось убаюкать тюркское просвещение и пело ему лживые колыбельные. В этом смысле самым верным помощником и самым влиятельным слугой правительства, более даже чем русские чиновники, было мусульманское духовенство.
Я это наблюдал не только в Баку, но м в Ахалцихе, Гяндже, Шеки. Помнится, когда я учился в Шеки, шиитские и суннитские интеллигенты решили объединить школы, ученики которых принадлежали к этим двум направлениям ислама, сплотить их на культурном фронте. Однако правительство не могло спокойно наблюдать за этим движением нравственного и культурного возрождения народа. Оно перечеркнуло наш прогресс нашими же собственными руками.
Известный деятель духовного управления (речь идёт об Абдуррагиме-эфенди), в соответствии с тайным приказом из канцелярии наместника, под предлогом различия шиитов и суннитов, в корне пресек прогрессивное начинание. А ведь в Баку живут ещё более влиятельные члены духовного управления, чем в Шеки.
Как бы там ни было, Баку - сильная экономическая база, дающая свет многим странам, - был погружён во мрак и с точки зрения просвещения и культуры отставал от таких городов, как Тифлис, Гянджа, Шеки. Самые богатые миллионеры-тюрки, самые авторитетные ахунды, самые большие фанатики, самые опасные враги просвещения, первейшие предатели нации также живут именно здесь.
Я приехал в этот большой и богатый город с великими надеждами. Я надеялся увидеть здесь просветительское движение, которого не увидел в других городах. Однако после десятидневных поисков я, обескураженный вернулся назад. Потому что убедился: Тифлис пока является единственным центром просвещения для всех наций Кавказа..."
Школу Тагиева в 1913-м году превратили в учительскую семинарию для девушек-мусульманок. Гаджи Зейналабдин, помимо 150.000 рублей, положил на счёт школы ещё сто тысяч. Он собирался отдать семинарии и свой пассаж на Ольгинской. Но тут началась первая мировая война и помешала осуществлению его планов.
На выпускниц Александровской школы смотрели как на нечто необыкновенное. Образованные, раскрепощённые девушки действительно казались необыкновенными на фоне всеобщего засилья фанатизма и религиозных предрассудков. Они явились достойными поборницами отечественного просвещения, внесли весомый вклад в дело культурного возрождения и расцвета нации.
ПЕРВЫЙ СЪЕЗД УЧИТЕЛЕЙ-МУСУЛЬМАН КАВКАЗА. ( В некоторых источниках его называют съезд мусульманских учителей Азербайджана).
В мае 1906-го года на собрании просветительного общества "Ниджат" было решено созвать (в августе месяце) учительский съезд, в связи с чем создаётся комиссия в следующем составе: Гасан-бек Зардаби (Меликов), А.Агаев, Н.Нариманов, А.Джафарзаде, А.Эфендиев, Г.Махмудбеков, Г.М.Гаджибабабеков, М.Эфендиев. Начинается серьёзная подготовительная работа. Г.Зардаби посылает письма и корреспонденции в газету "Каспий", Н.Наримаиов - в "Хаят", А.Агаев - в "Иршад", определяя и уточняя цели и задачи съезда.
Председатель учредительной комиссии Нариман Нариманов работает в преддверии съезда без устали, пишет многочисленные статьей о проблемах школьного образования, а в день открытия публикует статью под названием "Сегодня".
15 августа 1906-го года, в 10 часов утра, в зале второй городской школы открылся съезд азербайджанских учителей. Коротким вступительным словом его открыл председатель учредительной комиссии Н.Нариманов. Г.Зардаби избирается председателем, Н. Нариманов - его заместителем, Фархад Агаев - секретарем съезда.
Съезд обсудил ряд важных проблем народного просвещения и образования: введение азербайджанского языка как обязательного предмета в начальных и средних русско-татарских школах, составление новых учебных программ, обсуждение единого метода, улучшение условий жизни и труда сельского учителя, перевод азербайджанского отделения Горийской семинарии в один из городов Азербайджана и развитие женского образования.
Старейший учитель Самед-бек Аджалов так рассказывал о причинах разногласия, обнаружившегося во время проведения съезда: "В Баку был инспектор просвещения по фамилии Ливицкий. Матёрый реакционер и ярый проводник русификаторской политики в школах. Он предписывал учителям: "Не вздумайте говорить на уроках по-татарски (по-азербайджански-М.С). Услышу хоть одно слово, выгоню. "Среди педагогов началось смятение: "Как же мы объясним маленьким детям смысл слов, которые произносим по-русски! Остаётся только лаять, произнеся слово "собака" или мяукать при слове "кошка"..."
Делегаты съезда решили пожаловаться наместнику Кавказа на инспектора Ливицкого и потребовать узаконения родного языка в качестве равноправного предмета обучения.
Составить текст телеграммы поручили председателю съезда. Г.Зардаби выполнил поручение делегатов, а на следующий день зачитывал текст на очередном заседании. Телеграмма заканчивалась следующими словами: "Съезд просит о справедливом разрешении вопроса". Нариман Нариманов запротестовал: "Съезд требует! Требует, а не просит".
Зардаби коротко ответил, что слово "требует" может не понравиться чиновникам, заправляющим в канцелярии наместника. Они положат телеграмму под сукно и вовсе не покажут наместнику. Скажут: кто вы такие, чтобы ещё требовать! И действительно, мы здесь с одним Ливицким справиться не можем, куда уж нам с наместником и с его свитой тягаться...
Завязался спор. Каждый настаивал на своей формулировке. В конце концов все делегаты съезда разделились на две группы. Решили проголосовать. Победило предложение Нариманова. Окрылённый победой, один из сторонников Нариманова, молодой учитель, воскликнул: "Прав не тот, кто старше, а тот, кто умнее".
Г.Зардаби покинул зал заседаний. Это случилось 21 августа.
О происшедшем на съезде узнал Гаджи Зейналабдин Тагиев. 22 августа он появился среди учителей. Между ним и Н.Наримановым произошло довольно резкое объяснение. Тагиев обратился к педагогам:"Ваше вчерашнее решение свидетельствует о том, что съездом руководят недальновидные люди, подобные Нариману Нариманову. Да знаете ли вы, кто такой Нариманов! У него в кармане нет ни гроша, и учится он на мои деньги. А сейчас он явился сюда и ведёт революционную пропаганду, пытается и вас сбить с пути истинного... Прошу вас, измените своё решение, потому что оно не принесет нашей нации ничего, кроме вреда".
В зале стояла тишина. Эта история, долго ещё служила пищей для разговоров не только среди педагогов - её живо обсуждали в широких кругах творческой интеллигенции.
Одной из плодотворных акций первого съезда учителей-мусульман явилось также обращение к педагогам-армянам: "Давно живя надеждой на восстановление мира и добрососедства между двумя нашими народами, мы единогласно поддерживаем ваш призыв оказать совместное воздействие на тёмные, отсталые массы и с радостью протягиваем вам свою руку. Вместе с вами, мы видим свою обязанность в том, чтобы разъяснять народу пользу прочного мира между мусульманами и армянами".
Через двадцать пять-тридцать лет после этой истории, главный бухгалтер Тагиева Мир Магомет рассказывал: "Каждый год, в начале осени, я представлял на утверждение Гаджи список студентов и учащихся средних школ, которые получали стипендию. Через два месяца после того памятного съезда я осмелился спросить у Гаджи: включать Нариманова в список или нет! Он ответил, конечно, включай. Однако Нариманов не принял стипендии. Вернул её обратно. В то же время в школе Тагиева обучались бесплатно пять или шесть девочек, племянниц Нариманова. Я и сейчас помню их имена: Набат, Гумну, Ильтифат... Да,- Мир Магомет помолчал, - должен сказать, что товарищ Нариманов всегда с большим уважением относился к Гаджи Зейналабдину. После установления Советской власти никто не обидел Гаджи ни единым худым словом. Он предоставил Гаджи возможность выбрать, где бы тот хотел провести остаток своей жизни. И Гаджи выбрал свой любимый дом в Мардакянах... Шутка ли: четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, со всей домашней утварью, с роскошным садом, виноградником, бассейном... Говорят, что Нариманов вернул Тагиеву деньги, которые тот посылал ему в бытность Нариманова студентом Одесского университета... А когда Гаджи умер в двадцать четвёртом году, газеты поместили о нём некрологи. И все это - заслуга Нариманова... Да и то сказать: известный был человек Гаджи Зейналабдин. Его знали на Кавказе, в Иране, Турции, Египте, Индии... Помню, когда он умер, все владельцы магазинов и лавок (тогда еще сохранялась частная собственность) объявили трёхдневный траур. Изо всех окрестных сёл привозили баранов, рис, мясо, другие продукты, предназначенные для поминальных обедов. Мир то праху недюжинная была натура, редкой широты и доброты человек..."
ПЕЧАТЬ. История периодической печати в Азербайджане насчитывает всего лишь сто с большим лет. Многие века печать заменяли устная "почта" и "беспроволочный телеграф". Новости передавались из уст в уста. Существовала специальная профессия гонцов, которые разносили по уездам и провинциям различные указы, постановления, сообщения властей. По улицам городов ходили глашатаи, оповещая население о том или ином событии. В больших городах в каждом квартале был свой глашатай. С развитием науки, культуры, появлением соответствующей материально-технической базы возрос интерес к печатному слову, появилась потребность в национальной периодике.
История национальной печати в Азербайджане датируется 1875-м годом, когда начала издаваться газета "Экинчи" ("ПАХАРЬ"). Многим известно, что газета эта появилась на свет в результате неимоверных усилий и подвижничества Гасан-бека Зардаби. Чтобы получить разрешение на издание газет, он обивал пороги впасть предержащих ровно три года. Да и после его не оставляли в покое - то и дело вызывали в жандармское управление, подвергали допросу. Реакционеры угрожали расправой. Зардаби часто посылал номера "Экинчи" в провинцию, в отдалённые деревни бесплатно, чтобы хоть немного просветить тёмные массы соотечественников. Нередко газета приносила одни убытки. "Экинчи" издавалась на листке небольшого формата два раза в месяц. Всеми делами: написанием статей, сбором корреспонденции, правкой, печатанием, корректурой занимался сам Гасан-бек. В его газете находили своё отражение важнейшие события, происходящие в мире - зарубежные новости, известия из других городов страны; причём, тематика была самая разнообразная - материалы научного и экономического характера, особенно по сельскому хозяйству, вопросы литературы, культуры и просвещения, медицины и технического прогресса... Одновременно Гасан-бек преподавал в Бакинском реальном училище, публиковал статьи в русскоязычных газетах и журналах, затрагивая научные, общественно-политические, литературно-критические проблемы. Зардаби был непримиримым врагом невежества, отсталости нации, бекско-ханских предрассудков и произвола. В каждом номере разоблачал он деспотизм и насилие власть имущих, бесправие и темноту низов... Естественно, газета подобной направленности не смогла просуществовать слишком долго через два года её закрыли... Гасан-бек Зардаби уволили из реального училища, запретили ему заниматься преподавательской деятельностью и выслали из Баку... Однако факел, зажженный "Экинчи", не погас. Он загорался с каждым годом всё ярче.
В связи с оживлением общественно-политической жизни, превращением Баку в крупный промышленный центр стремительно росло число газет и журналов, издававшихся в Баку. Назову некоторые из них: "Иттмфаг", "Тарагги", "Сада", "Садаи-халг", "Хаят", "Таза хаят", "Текамюль", "Икбал", "Иршад", "Йолдаш", "Каспий", "Фиюзат", "Ени Фиюзат", "Ары", "Зенбур", "Тути", "Мезели", "Шелалё" и др. В нашу литературу пришли невиданные для той поры жанры: "рассказ", "очерк", "сатирический фельетон", "повесть", "роман", потеснив позиции "марсие", "хаджа", "мадхи"*, которые долгие века господствовали в литературной среде.
______________ * Элегии, памфлеты, оды - жанры восточной классической поэзии.
31 декабря 1914-го года в газете "ИГДАМ" ПОЯВИЛИСЬ СЛЕДУЮЩИЕ СВЕДЕНИЯ относительно издаваемой в Баку мусульманской печати:
1) "Икбал" - каждый день 4000 экз.,
2) "Садаи-хагг" - каждый день 5000 экз.,
3) "Таза хебер" - еженедельно по 300 экз.,
4) "Игдам"-каждый день 1500 экз.,