6) "Дирилик" - еженедельно по 1000 экз.,
7) "Мезели" - еженедельно по 1000 экз.,
8) "Мектеб" - еженедельно по 1000 экз.,
9) "Тути" - еженедельно по 2000 экз.
В этот период усиливается влияние передовых литературных, общественно-политических течений России и Европы на азербайджанскую интеллигенцию. Она выдвигает из своей среды талантливых поэтов, драматургов, журналистов, критиков, которые стремятся идти в ногу с бурным, противоречивым временем, пробудить соотечественников от сна невежества. В начале столетия пышно расцвела романтическая поэзия, первым вестником которой явился Мухаммед Хади. Его стихотворения и литературные заметки в основном публиковались в двух органах периодической печати - газете "Хаят" и журнале "Фиюзат". Редактором обеих газет изданий был Алибек Гусейнзаде, безошибочно распознавший по первые произведениям Хади его огромное природное дарование. Алибек Гусейнзаде был человеком всесторонне образованным и тоже весьма одарённым. Поэт, издатель, журналист, критик, художник, учитель, он к тому же превосходно играл на скрипке. Между тем, основной его профессией являлась медицина. А.Гусейнзаде окончил медицинский факультет Путербургского университета. Ещё со студенческой скамьи увлекался он литературным творчеством, взяв себе псевдоним "Дели шаир" ("Безумный поэт"). Выше я рассказывал о его педагогической деятельности и отъезде из Баку. Последний раз Алибек Гусейнзаде приезжал в Баку в 1926-м году на Тюркологический съезд.
Зачем приходит человек на этот свет - я не пойму.
Что наша жизнь: легенда? явь? и в чем ответ - я не пойму.
Зачем создал людей творец, какою целью движим он?
В чем назначенье бытия, в юдоли бед - я не пойму. М. Хади.
ТРАГЕДИЯ ПОЭТА-РОМАНТИКА. Жизнь великого мастера Мухаммеда Хади походит на тревожное, волнующееся море. Он прожил всего сорок лет, большую часть жизни из них - в страданиях и лишении. Нельзя не вспомнить о Хади на страницах этой книги, ведь один из самых бурных и, быть может, самых плодотворных периодов его творчества приходится на те годы, когда он жил в Баку.
Хади был поэтом яркой романтической направленности. Об этом говорят даже названия его книг и стихов: "Фирдовсюль-хамат" ("Цветник вдохновения"), "Эшг мехташам" ("Величие любви"), "Таранеи-гемпервепане" ("Скорбные песни"), "Дюнья - сахней гамдир") "Мир - это сцена печали"), "Чине лятиф" ("Нежное создание"), "Заваллы кёнлюм" ("Моё бедное сердце"), "Улдузлара догру" ("К звеёздам") и т.п.
Родился Хади в Шемахе, излюбленной обители поэтов, в купеческой семье. Он рано потерял отца и потому с детских лет познал нужду, горе сиротства и обездоленности. Мухаммед рос в окружении прекрасной, царственно-величавой природы Шемахи. Часто, чтобы отвлечься от тягот повседневности, мечтательный подросток отправлялся в горы, бродил по лесам, любовался разноцветьем альпийских лугов и, созерцая великолепие усыпанных звёздами небес, погружался в поиски счастливого, свободного от горестей мира. Привязанность к природе, погружение в её огромный, таинственно-загадочный мир, несомненно, оказали влияние на развитие поэтического дарования Хади, его романтической, философской направленности.
Живя в Шемахе, он перечитал все газеты, журналы, книги на азербайджанском, арабском, персидском, русском языках, какие имелись в местной читальне. Первоначальное образование он получил в школе отца Аббаса Сиххата - Моллы Алиаббаса. Затем стал учеником Ахмеда Эфенди, выступавшего под псевдонимом Сухтэ. Впоследствии Хади часто вспоминал этого педагога с благодарностью.
Под влиянием прочитанного, юноша сделался горячим поборником свободы и конституции, навсегда возненавидев рабство и деспотизм в любых направлениях. Один из старейших учителей Алимамед Мустафаев рассказывал, что как-то раз собрались шемахинцы в лавке уста Джари и с интересом слушали беседу Хади. Он очень красноречиво говорил. Зашёл разговор о событиях в Турции, и Хади стал возмущаться деспотизмом турецкого султана Абдулгамида. Он, мол, палач, кровопийца, насильник. Случившийся при этом разговоре мясник Гаджи Неймат взял секач и бросился на Мухаммеда. Хади не растерялся: перехватил секач и забросил его на крышу. Вообще, там, где был Хади, не каждый молла осмеливался рот раскрыть. Он знал Коран наизусть и, цитируя ту или иную суру, объяснял смысл прочитанного, переводил содержание. Знал много отрывков из Шах-намэ. Перевёл на азербайджанский стихотворения Фирдоуси, Низами, Хайама, Хафиза, Саади. Был знаком с творчеством французских поэтов, мыслителей - Вольтера, Руссо, Гюго. Следил за русской демократической печатью, литературой. Широкая эрудиция поэта проявилась в многочисленны статьях на литературные, общественно-политические и научные темы, которые Хад публиковал в различных органах печати. Избавление от невежества, отсталости Хад видел в просвещении. Этому посвящены многие его стихи и статьи. Великий поэт гуманист с болью в сердце писал о трагедии народа, вынужденного покидать родные сёла, спасаясь от голода, деспотизма беков и ханов, наводнять городские улицы, ночевать в снег и ветер на городских площадях, протягивать руку за куском хлеба.
Он влюбляется в красивую девушку, та отвечает ему взаимностью. Однако и любовь не приносит поэту счастья. Девушку выдают замуж за богатого купца, а Хади навсегда остаётся верен своей юношеской любви. Он так и не женился до конца своих дней...
Страстно мечтая об образовании, Хади умоляет богатых родственников послать его в Стамбул или Тегеран учиться. Но те отвергают его просьбу. Рушится ещё одна мечта поэта, и в сумрачные тона окрашивается его поэзия.
Могу ли выше воспарить, достанет ли крылатых сил
Но ментор мой унял порыв, крыла нещадно обломил
Откликнешь камень неживой - ответит эхом, громовым
Не вняли каменной душой тому, о чём я их молил
Так от несбывшейся любви сошёл в могилу и Фархад,
Томимый сладостной мечтой, которой рок не пощадил
Бессилен я поведать вам о всех преврат ностях судьбы
И горечью полна душа, и белый свет души не мил
В 1902-м году, в снежный зимний день Шемаху потрясает землетрясение.
Один из первых азербайджанских инженеров - педагогов с высшим техническим, образованием - доцент Гаджибаба Алиев, окончивший в Харькове на тагиевскую стипендию технологический институт, рассказывал: "Когда случилось землетрясение, мне было лет одиннадцать-двенадцать. Я остался жив благодаря бабушке: при первых же толчках она схватила меня в охапку выбежала на веранду. Вокруг творилось нечто несусветное: почти все дома рухнули от сокрушительного удара, город заволокло пыльным туманом. Когда прошло первое оцепенение, окрестности огласились душераздирающими воплями, стонами, мольбам о помощи. Город был сметен с лица земли. Под обломками домов остались тысяч людей. Многие из них были погребены заживо. Мужчины вывели женщин, стариков и детей на городские окраины, разожгли костры, а сами вернулись в Шемаху, что бы вызволить оставшихся под землёй родных и близких. Из близлежащих сёл на помощь спешили крестьяне... На четвертый день после несчастья братскую руку шемахинцам протянул Баку: прибыл караван продовольствием, одеждой, палатками, одеялами. В караване было более ста верблюдов. А вскоре подошло ещё восемьдесят фургонов с предметами первой необходимости. В те дни шемахинцы с благодарностью произносили слово "Баку" и имя Гаджи Зейналабдина Тагиева: говорили, что большую часть каравана снарядили за его счёт. В Баку объявлен сбор пожертвований в помощь пострадавшим от землетрясения.
Газеты писали, что, получив известие о землетрясении, Тагиев срочно собрал в своей конторе людей и предложил организовать комитет содействия жертвам стихийного бедствия. Гаджи избрали председателем, Марданова секретарём, а С.Тихонова - казначеем комитета. Пожертвования принимались в размере от 5 до 500 рублей. За короткий срок бакинцы собрали 122 тысячи 912 рублей.
В Шемаху и близлежащие сёла беспрерывным потоком отправлялись фургоны с продовольствием и одеждой...
Правительственные круги предприняли первые шаги лишь на девятые сутки.
Люди, оставшиеся без крова в суровую, снежную зиму, были вынуждены покидать свою родину...
Вместе с потоком беженцев Хади приезжает в Кюрдамир, где открывает небольшую школу. Публикует в азербайджанской печати первые произведения. Затем переселяется в Баку. Он живо интересуется общественно-политической, культурной жизнью страны и всего Востока, выписывает газеты и журналы из Тебриза, Тегерана, Ташкента, Бахчисарая ("Терджуман"), Стамбула ("Сабах"), Индии ("Хаблул метин")...
В 1903 году начинается подъём революционного движения. Подобно другим городам России, Баку потрясают стачки и манифестации. Рабочие заводов, фабрик, нефтепромыслов, с красными знаменами в руках переполняли городские улицы, обличая эксплуататоров, требуя конституционных свобод. На площадях пламенно выступали ораторы. "Свободу слова!" "Свободу действий", "Свободу женщинам", - провозглашали они.
Революционная борьба азербайджанского пролетариата оказала несомненное воздействие на творчество пылкого певца свободы, каким был Мухаммед Хади. В годы первой русской революции Хади часто выступает в печати, сотрудничает с большевистскими газетами.
Хади переезжает в Астрахань, устраивается корреспондентом в одну из местных газет, однако вскоре, неудовлетворённый, вновь возвращается в Баку.
В Турции происходит буржуазная революция. Султана Абдулгамида свергают с престола. "Младотурки" берут власть в стране в свои руки. Думая найти в Турции воплощение своих чаяний, Хади в начале 1910-го года приезжает в Стамбул. Устраивается переводчиком восточных языков в газете "Тенин" ("Эхо), публикует свои произведения на страницах газет "Рюбаб" ("Саз"), "Шахюбал" ("Крылья"), "Махитаб" ("Луна"), "Хилал" ("Полумесяц"). Работать в стамбульской газете, выступать со своими произведениями в столь солидных органах печати было делом не простым. Это требовало от автора глубоких знаний, эрудиции, острого пера и хорошо подвешенного языка, - всего того, чем в избытке обладал поэт. Однако мятущаяся натура Хади и здесь не находит удовлетворения. Романтические мечты разбиваются о суровую, неприглядную действительность. К тому же, турецких реакционеров весьма встревожили "бунтарские" статьи Хади, его стихотворения в защиту женской эмансипации.
В Турции, куда он устремился с великими надеждами, поэт сполна испил чашу страданий. За критику существующих порядков, "оскорбление" высокого должностного лица, Хади арестовывают и ссылают в Салоники. Греки, заподозрив в Хади турецкого шпиона, едва не убили его. От смерти Мухаммеда спас греческий священник. Дни в Салониках протекали в жестокой нужде и одиночестве. После окончания срока ссылки Хади не возвращается в Стамбул. Разочарованный, подавленный, сломленный душевно и физически, поэт приезжает в Баку.
В результате перенесённых потрясений Мухаммед Хади заболевает и попадает в психиатрическую лечебницу. Вышел он оттуда в самом начале первой мировой войны. Записавшись добровольцем, поэт отправляется на юго-западный фронт в составе специального отряда Красного креста.
Он становится живым свидетелем ужасов империалистической войны, гибели тысячи невинных людей, разорения сёл и городов, трагедии обездоленных, осиротевших семей. Поэт гневно заклеймил войну в своих произведениях. С фронта в Баку пересылает он стихи, объединённые в цикл "Впечатления с театра военных действий".
Не в силах обрести уверенность, определиться в сумбурной атмосфере первых революционных лет, отчётливо ощущая отчуждение и даже враждебность окружающей среды, Мухаммед Хади чувствует большее уныние и разочарование. Отпечатав с помощью наборщиков и рабочих то в типографии Самеда Манеура "Туран", то в "Каспии" Гаджи Зейналабдина Тагиева или в издательствах "братья Оруджевы", "Электрик" - свои стихотворения на длинных листах, похожих на свитки, он продавал их по гривеннику, по двугривеннику и тем кормился.
Педагог Алимамад Мустафаев рассказывал, что поп ходил по городу в поношенной чухе, чёрных штанах и старых, стоптанных башмаках. "Помню, стоим мы с Хади на Николаевской. Было это в девятнадцатом году. В то время неподалёку останавливается машина. Из неё выходит премьер-министр мусаватского правительства, уважительно здоровается, а потом и говорит: "Хади-афенди, прошу вас, садитесь в машину. Вы нам нужны". Поэт многозначительно поглядел на него и ответил, качая головой: "Поезжайте! Поэту с министром не по пути!"
Рассказывал Алимамед Мустафаев и другую историю: "В девятнадцатом году, в канун праздника Новруз-байрам, местная интеллигенция - учителя, артисты, музыканты, поты и писатели - устроила торжественный вечер в честь женщин-мусульманок. Возле "Исмаилийе" я и Алиджаббар Оруджалиев, старейший деятель отечественного просвещения, встретили Мухаммеда Хади. Алиджаббар пригласил поэта на меджлис:
"Хади-афенди, завтра состоится собрание, посвящённое нашим женщинам. В школе Бадалбека. Прошу вас пожаловать". Хади спросил: "У вас с собой есть ручка и бумага!" Алиджаббар, удивлённо посмотрев на меня, вытащил из кармана записную книжку, вырвал лист и вместе с "вечной" ручкой протянул её Хади. Тот написал что-то на бумаге и протянул листок Алиджаббару. Прочитайте тот бейт от моего имени на вечере". Бейт был следующего содержания:
Вы, вскормленные молоком женщины,
Её с презрением отгородили от мира.
Мы продолжали упрашивать его прийти на вечер. Он кротко улыбнулся и развел руками: "Как я могу появиться среди образованной публики в столь неприличном наряде! Нет уж, увольте... Прочитаете стихи, того будет достаточно..." Он поседел, выглядел уставшим, изнуренным. Словно могучий дуб, сломленный грозой. Только глаза смотрели на мир столь же гордо и непреклонно. Он был готов погибнуть, но согнуть его не могла никакая сила на свете. Поэт открыто презирает тех, кто теряет свое собственное лицо, кто унижает и забывает о собственном достоинстве ради презренных благ.
Не станет пресмыкаться гордый ради
хлеба,
Ярма не примет благородный ради
хлеба,