Откуда же берутся беспокойные сердца, которые противятся этому властному зову? На каком основании они так уверенно отрицают существование Бога? Каковы исторические корни этой точки зрения?
До XVII в. атеизм не играл существенной роли в истории человечества, он стал заметен лишь с приходом эпохи Просвещения и подъемом материализма. Но распространение атеистического мировоззрения связано не только с открытием неизвестных ранее законов природы; скажем, сэр Исаак Ньютон был не просто верующим человеком, а серьезным богословом, среди его трудов больше посвящено толкованию Библии, чем математике и физике. Более мощной силой, вызвавшей к жизни атеизм XVIII в., было возмущение против гнета со стороны государства и церкви, вылившееся в итоге в Великую французскую революцию. В глазах революционеров и королевская семья, и руководители церкви выглядели жестокими, своекорыстными, лицемерными и равнодушными к нуждам простых людей. Отождествив церковную иерархию с самим Богом, революционеры решили свергнуть обоих.
Позднее масла в огонь подлил Зигмунд Фрейд, доказывавший, что люди, веря в Бога, лишь выдают желаемое за действительное. Но еще более мощной поддержкой для атеистического мировоззрения последние 150 лет служит дарвиновская теория эволюции. Она разбила «аргумент от порядка мира» — один из самых мощных в арсенале теистов, — чем не замедлили воспользоваться атеисты в своей борьбе с религией.
Обратимся, например, к работам Эдварда О. Уилсона — одного из наиболее выдающихся биологов-эволюционистов нашего времени. В своей книге «О природе человека» Уилсон с торжеством пишет о победе эволюционной теории над всеми и всяческими представлениями о сверхъестественном, заканчивая этот пассаж следующим образом: «Последнего решающего рубежа естественные науки достигнут тогда, когда сумеют найти полностью материалистическое объяснение для традиционной религиозности — своего главного соперника». Сильно сказано.
Еще более резкие слова исходят от Ричарда Докинза. В серии своих книг — «Эгоистичный ген», «Слепой часовщик», «Восхождение на пик невероятного» и «Служитель дьявола» — он рассказывает о результатах изменчивости и естественного отбора, приводя убедительные аналогии и используя многочисленные риторические красоты. Опираясь на дарвиновскую основу, Докинз распространяет свои выводы на религию, причем делает это в крайне агрессивном тоне: «Стало модным впадать в апокалиптическое настроение по поводу угроз для человечества, создаваемых вирусом СПИДа, «коровьим бешенством» и другими заболеваниями, но думаю, можно утверждать, что религия — одно из главных мировых зол; она сравнима по вредоносности с вирусом черной оспы, только искоренить ее гораздо труднее».
Богослов и молекулярный биолог Алистер Мак-Грат недавно выпустил книгу «Бог Докинза», в которой рассматривает выводы Докинза относительно религии и указывает на логические ошибки в его рассуждениях. Аргументы Докинза разделяются на три группы. Первая сводится к тому, что, поскольку вся сложность человеческого организма объяснима как результат эволюции, в Боге больше нет необходимости. В действительности одно из другого не следует. Теория эволюции отрицает (и справедливо), что Бог сотворил по отдельности все виды, обитающие на нашей планете, но предположение о том, что Он осуществил посредством эволюции Свой план творения, остается в силе. Таким образом, данный аргумент никак не относится к Богу, которого почитал блаженный Августин и которого почитаю я. Но Докинз — большой мастер наряжать, а потом победоносно разоблачать соломенные чучела. Трудно отделаться от мысли, что это постоянное приписывание вере отсутствующих у нее свойств — следствие личной озлобленности и Докинз не опирается здесь на рациональные доводы, которые так ценит в научной сфере.
Вторая группа аргументов Докинза и его школы эволюционного атеизма касается антирациональной сущности религии. Этот антирационализм — еще одно соломенное чучело. Докинз пишет о «слепой вере при отсутствии доказательств и даже вопреки доказательствам». Похоже, он следует здесь определению религии, которое дает Марк Твен в книге «По экватору» от лица вымышленного школьника: «Вера — это когда веришь в то, про что точно знаешь, что это не так». Такое описание, безусловно, не соответствует ни характеру воззрений наиболее серьезных религиозных мыслителей, известных нам из истории, ни взглядам большинства моих знакомых, верящих в Бога. Действительно, с помощью рациональных аргументов нельзя неопровержимо доказать существование Бога, но богословы от Фомы Аквинского до Льюиса продемонстрировали, что для веры в Него есть веские основания. Их доводы и сегодня остаются в силе. Докинз рисует не реальную веру, а карикатуру, на которую ему проще нападать.
Наконец, аргументы третьей группы отсылают нас к злу, совершавшемуся во имя религии. Эти факты никем не отрицаются, хотя нельзя отрицать и того, что верой были продиктованы многие великие акты милосердия и сострадания. Но злодеяния в действительности не бросают тень на религиозную истину, а лишь напоминают нам о несовершенной природе человека, о том, что чистая вода веры может попасть в ржавый сосуд.
Интересно, что, считая источником всего разнообразия жизни ген с его неукротимым стремлением к выживанию, Докинз тем не менее пишет о способности человека благодаря своему более высокому развитию сопротивляться генетическому императиву: «Мы можем даже изыскивать пути для намеренного культивирования и воспитания чистого бескорыстного альтруизма — того, чего нет и никогда не было в природе».
Таким образом, налицо парадокс. Докинз определенно признает Нравственный закон — но каков же источник благородных порывов? Не должен ли этот вопрос навести Докинза на некоторые подозрения относительно «слепого безжалостного безразличия», которое, как он считает, безбожная эволюция навязала всей природе, включая его самого и остальное человечество. Как следует с данной точки зрения расценивать альтруизм?
Главный и неизбежный порок рассуждений Докинза — в несостоятельности основного постулата: невозможно доказать, что наука требует атеизма. Если Бог находится вне природы, то наука не в состоянии ни подтвердить, ни опровергнуть Его существование. Отсюда следует, что сам атеизм с его собственной точки зрения — тоже разновидность слепой веры, поскольку отстаивать его с позиций чистого разума не удастся. Одно из наиболее ярких выражений этого взгляда находим, несколько неожиданно, у Стивена Джея Гулда — наверное, самого читаемого популяризатора эволюционной теории после Докинза. В рецензии, в остальном малопримечательной, Гулд раскритиковал позицию Докинза следующим образом:
В стомиллионный раз повторяю это для всех моих коллег: наука не в состоянии с помощью своих законных методов решить вопрос о возможном надзоре Бога над природой. Мы это не подтверждаем и не отрицаем; мы просто не можем здесь ничего сказать как ученые. Если кто-то из нашего сообщества сделает неуместное заявление о том, что дарвинизм опровергает существование Бога, я позову миссис Мак-Айнерни [учительница Гулда в 3-м классе — Ф.К.], чтобы она ему надавала линейкой по пальцам... Наука работает только с естественнонаучными объяснениями; она не может ни доказать, ни опровергнуть существование других типов действующих лиц (например, Бога) в других сферах (например, в области нравственности). Забудьте на мгновение о философии — здесь хватит обычных фактов из истории последних ста лет. Сам Дарвин был агностиком (он утратил веру в Бога после трагической смерти любимой дочери), но великий американский ботаник Эйса Грей, поддерживавший теорию естественного отбора и написавший книгу под названием «Дарвиниана», — верующим христианином. Пройдем на пятьдесят лет вперед. Чарльз Д. Уолкотт, открывший окаменелости в сланце Бёрджесс, был убежденным дарвинистом и столь же твердым христианином: он верил, что Бог учредил естественный отбор, дабы выстроить историю жизни в соответствии со Своими планами и намерениями. Сделав шаг еще на пятьдесят лет, попадем к двум величайшим эволюционистам нашего поколения — Дж. Г. Симпсону, который был гуманистом-агностиком, и Феодосию Добржанскому, христианину, члену русской православной церкви. Либо половина моих коллег непроходимо глупа, либо научный дарвинизм полностью совместим с традиционными религиозными верованиями — и столь же совместим с атеизмом.
Поэтому те, кто выбирает атеизм, должны обосновывать свое мировоззрение как-то иначе — эволюция не подходит.
Слово «агностик» придумал в 1869 г. колоритный английский ученый Томас Генри Хаксли, который сам себя называл «бульдогом Дарвина». Вот его собственный рассказ о происхождении этого термина:
Достигнув интеллектуальной зрелости, я начал спрашивать себя, атеист я, теист или пантеист; материалист или идеалист; христианин или свободомыслящий. Но обнаружилось, что чем больше я узнаю и чем больше размышляю, тем менее готов у меня ответ. Так продолжалось, пока я наконец не пришел к выводу, что не имею отношения ни к одной из перечисленных категорий за исключением последней. Я отличался от большинства этих добрых людей как раз в том, в чем они между собой сходились. Они пребывали в совершенной уверенности, что обладают неким знанием — gnosis — и более или менее успешно решили проблему бытия; я же был убежден, что ничего не знаю, а проблема неразрешима... Подумав, я изобрел термин, который представлялся мне подходящим, — «агностик». Это слово пришло мне в голову по ассоциации с «гностиками» из истории церкви — как антитеза им, претендовавшим на знание всего того, что мне было неведомо.
Итак, агностик — это тот, кто считает, что невозможно узнать, есть ли Бог. Для агностицизма, как и для атеизма, различаются сильная и слабая формы: первая предполагает, что человечество никогда не сможет это узнать, вторая просто констатирует, что сейчас это неизвестно.
Между сильным агностицизмом и слабым атеизмом нет четкой границы, как показывает следующий эпизод из биографии Дарвина. В 1881 г., принимая у себя в гостях двух атеистов, Дарвин спросил их: «Почему вы называете себя атеистами?» и добавил, что ему больше нравится слово «агностик», изобретенное Хаксли. Один из них ответил, что «агностик — тот же атеист, только названный почтительно, а атеист — всего лишь агностик, только названный агрессивно».
Агностики в большинстве своем не очень агрессивны и заявляют лишь, что по крайней мере они в данный момент не в состоянии выступить ни за, ни против существования Бога. Такая позиция на первый взгляд представляется логически безупречной (чего нельзя сказать об атеизме); она, безусловно, совместима с эволюционной теорией, и многие биологи относят себя к этому лагерю. Но агностицизм тоже рискует оказаться отговоркой.
Чтобы уметь отстаивать агностицизм, необходимо прийти к нему лишь после рассмотрения всех аргументов за и против существования Бога. Редкий агностик прошел этот путь, требующий немалых усилий, а некоторые из прошедших (в этом списке — ряд выдающихся людей) в результате неожиданно обратились к вере в Бога. И при том, что для многих агностицизм выступает удобным мировоззрением «по умолчанию», нередко это признак недостаточной интеллектуальной глубины. Стали бы мы восхищаться, если бы кто-нибудь, не дав себе труда ознакомиться с фактами, заявил, что невозможно установить возраст Вселенной?
Науку нельзя использовать для ниспровержения великих мировых монотеистических религий, опирающихся на вековую историю, моралистическую философию и мощное доказательство — альтруистическое поведение людей. Утверждать противное — верх научного высокомерия. Но проблема остается: если существование Бога — факт (не просто традиция, а действительный факт) и определенные научные выводы, касающиеся природы, также верны (не просто в моде, а объективно верны), то одно не может противоречить другому. Таким образом, должен существовать их полностью гармоничный синтез.
Однако при взгляде на современный мир возникает ощущение, что приверженцы двух этих «версий истины» не стремятся к их согласованию, а воюют друг с другом. И самые жаркие баталии разгорелись вокруг дарвиновской теории эволюции. А ведь именно здесь, где глубже всего взаимное непонимание, нам отчаянно нужна гармония, и от того, сумеем ли мы ее достигнуть, серьезнейшим образом зависит будущее нашего мира. Давайте же обратимся теперь к различным взглядам на эволюцию.
Основную массу религиозных и научных воззрений нельзя аккуратно описать одним словом. В современную эпоху применение к тем или иным позициям ярлыков, создающих о них ложное впечатление, не раз мешало диалогу между наукой и религией. Сказанное как нельзя более верно в отношении креационизма, неадекватное наименование которого было очень заметно в научно-богословских дебатах прошлого столетия. В собственном смысле слова «креационист» — это человек, считающий, что Бог непосредственно участвовал в создании Вселенной. И в таком, широком понимании креационистами должны считать себя многие деисты и почти все теисты, включая и меня.
Однако в ХХ столетии название «креационисты» (по-английски — с заглавной буквы) присвоили себе совершенно определенные верующие — те, которые настаивали на буквальном прочтении 1-й и 2-й глав книги Бытия как описания сотворения мира и появления жизни на Земле. Наиболее радикальный вариант соответствующих взглядов называется младоземельным креационизмом (Young Earth Creationism, YEC); в нем 6 дней творения интерпретируются как 24-часовые и считается, что Земле менее 10 000 лет. Младоземельцы верят и в то, что каждый вид появился в результате отдельного акта божественного творения, а Адам и Ева — исторические лица, они были созданы Богом «из праха земного» в саду Эдема и не являются потомками других существ.
В большей части направлений YEC признается возможность «микроэволюции», т. е. небольших изменений внутри вида за счет вариативности и естественного отбора, но «макроэволюция» — процесс развития одного вида из другого — отрицается. То, что в найденных окаменелостях нет следов ряда переходных видов, доказывает, по мнению младоземельцев, ложность теории Дарвина. YEC оформился как движение в 1960-е годы, когда вышла книга «Библейский потоп», а вслед за ней и другие публикации Института креационистских исследований, основанного покойным Генри Моррисом. Среди прочего Моррис и его коллеги утверждали, что разные геологические слои и окаменелости в них вовсе не складывались последовательно в течение сотен миллионов лет, а образовались за несколько недель Всемирного потопа, описанного в главах 6-9 книги Бытия. По данным опросов, этой точки зрения придерживаются сейчас 45% американцев. С ней солидаризируются многие евангельские христиане, и в магазинах христианской литературы можно найти массу книг и видеофильмов, посвященных ее обоснованию. В качестве доказательств младоземельцы ссылаются на отсутствие ископаемых промежуточных форм для птиц, черепах, слонов и китообразных (для последних, впрочем, такие формы недавно были найдены), на Второе начало термодинамики, якобы исключающее возможность эволюции (это заведомо не так), и на то, что радиоактивному датированию горных пород нельзя доверять, так как скорость радиоактивного распада со временем менялась (это также неверно). Существуют даже креационистские музеи и тематические парки, где можно видеть изображения людей, резвящихся вместе с динозаврами, — ведь YEC не признает, что динозавры вымерли задолго до появления человека.
Итак, младоземельцы считают учение об эволюции ложным. Родство между организмами, выявляющееся при исследовании ДНК, они объясняют тем, что Бог в процессе творения многократно использовал одни и те же идеи. Когда внимание сторонников YEC обращают на сходный порядок расположения генов у разных млекопитающих или нахождение аналогичных «мусорных» ДНК в одних и тех же позициях в хромосомах человека и мыши, они просто заявляют, что все это тоже входило в божественный план.
В целом младоземельцы — искренние, благонамеренные и богобоязненные люди, глубоко обеспокоенные тем, что успехи естественных наук грозят изгнать Бога из нашей жизни. Но то, на чем они настаивают, невозможно примирить с научным знанием, подправляя последнее. Если бы их заявления соответствовали действительности, это означало бы полный и необратимый крах физической химии, космологии, геологии и биологии. Как замечает в своей прекрасной книге «Примирение с наукой» профессор биологии и евангельский христианин Даррел Фок, позиция YEC равносильна утверждению, что дважды два — на самом деле не четыре.
Тому, кто знаком с научными данными, чрезвычайно трудно понять, каким образом младоземельный креационизм приобрел такую популярность, особенно в Соединенных Штатах — стране, по праву гордящейся своими научными и техническими достижениями. Но сторонники YEC апеллируют прежде всего к вере и борются с небуквальными интерпретациями Библии, которые, по их мнению, грозят совершенно подорвать авторитет Писания как книги, учащей людей почитать Бога. С точки зрения YEC если верующий соглашается с чем-либо, отличным от сотворения мира за шесть дней продолжительностью по 24 часа так, как это описано в начальных главах книги Бытия, то он становится на опасный путь ложной веры. Младоземельцы взывают здесь к сильному и вполне понятному инстинктивному стремлению верующих в первую очередь хранить верность Богу и решительно защищать Его от нападок.
Но давайте вернемся к блаженному Августину и его трактату о книге Бытия. Совершенно очевидно, что это внимательное, искреннее и почтительное исследование библейского текста фактически никак не опирается на сверхбуквальное понимание, хотя Августин не располагал научными данными ни об эволюции, ни о возрасте Земли и не должен был согласовывать с ними свои рассуждения. В действительности узкая интерпретация, которую считают необходимой младоземельцы, сформировалась в значительной степени как реакция на дарвиновское учение об эволюции в течение последней сотни лет.
Вполне можно понять беспокойство по поводу отказа от буквальной интерпретации библейских текстов. Ведь многие места в Библии, включая значительную часть Нового завета, написаны как рассказы очевидцев об исторических событиях, и для верующего естественно их именно так и воспринимать. Но там есть и поэтические произведения, которые не обладают характерными признаками чисто исторических повествований и в которых вполне уместны метафоры и аллегории. Таковы книга Иова, Песнь Песней, Псалтирь. Начало книги Бытия относится именно к этой категории. Августину, как и большинству других богословов прошлого, обращавшихся к данной теме, оно представлялось скорее нравоучительным рассказом, чем протокольным изложением действительных событий.
Требование буквально понимать каждое слово Библии наталкивается на другие трудности. Например, Бог заведомо не поднимал правой рукой народ Израиля (Исайя 41:10). Наверняка Он не страдает забывчивостью и не нуждается в том, чтобы пророки иногда напоминали Ему о важных делах (Исход 33:13). Цель Библии заключалась (и заключается) в том, чтобы рассказать человечеству о сущности Бога. Вряд ли этому помогла бы лекция о радиоактивном распаде, геологических слоях и ДНК, прочитанная Его народу тридцать четыре сотни лет назад.
Многие верующие обращаются к младоземельному креационизму, видя в научном прогрессе угрозу для Бога. Но нужна ли Ему здесь защита? Разве не Им созданы законы, управляющие Вселенной? Разве Он — не величайший из всех ученых, не самый великий физик, биолог? И самое главное, прославляют ли Его те, кто требует от Его народа отвергнуть строго доказанные утверждения о созданной Им природе? Может ли ложь служить основанием для веры в милосердного Бога?
За последние полвека младоземельцы — Генри Моррис и его коллеги — попытались выстроить альтернативные объяснения для всего комплекса наблюдаемых фактов, не укладывающихся в их концепцию. Но основные положения так называемого научного креационизма абсолютно не выдерживают критики. Не так давно некоторые сторонники YEC стали утверждать, что все доказательства длительной эволюции и огромного возраста Земли были специально сотворены Богом, чтобы ввести нас в заблуждение и тем проверить твердость нашей веры. Согласно этой точке зрения, все радиоактивные часы, окаменелости и последовательности ДНК намеренно созданы так, чтобы Вселенная выглядела старой, хотя на самом деле ей нет и десяти тысяч лет.
Как пишет профессор Кеннет Миллер в своей замечательной книге «В поисках Бога Дарвина», чтобы подобные заявления соответствовали истине, Бог должен был бы прибегнуть к очень уж масштабному обману. Например, поскольку многие видимые (но не существующие с точки зрения младоземельцев) звезды и галактики «выглядят» как удаленные от нас более чем на 10 тысяч световых лет, Богу пришлось бы позаботиться о том, чтобы все фотоны от этих «полностью фиктивных» объектов прибывали к нам «правильным» образом.
Представив Бога вселенским шутником, креационисты, как мне представляется, признали свое полное поражение. Неужели кто-то сочтет великого обманщика достойным поклонения? Совместимо ли это с тем, что мы знаем о Боге из Библии, из данного нам Нравственного закона и из всех остальных источников, — что Он милосерден, справедлив и никогда не обманывает? По всем мыслимым стандартам YEC пришел здесь к интеллектуальному банкротству и в научном, и в теологическом отношении. Живучесть этой разновидности креационизма остается, таким образом, одной из загадок нашего времени — и одной из величайших его трагедий. Нападая на основы чуть ли не всех научных дисциплин, YEC расширяет пропасть между научным и религиозным мировоззрением как раз тогда, когда нам более всего нужен путь к их гармоничному сочетанию. Говоря молодежи о том, что наука опасна, а научные занятия способны отвращать людей от веры в Бога, младоземельцы, возможно, лишают науку многих выдающихся умов.
Но религии YEC наносит еще больший ущерб, так как требует от верующих согласия с ложными в самой своей основе утверждениями о природе. Рано или поздно молодые люди, воспитанные в семьях и церковных общинах, настаивающих на креационистской доктрине, знакомятся с неопровержимыми доказательствами древности Вселенной и родства всех живых существ, связанных друг с другом через процесс эволюции и естественного отбора. Что за ужасный — и совершенно ненужный — выбор им приходится тогда делать! Чтобы сохранить веру своего детства, они должны отвергнуть огромную массу строгих научных данных, фактически совершив интеллектуальное самоубийство. Неудивительно, что, не имея иной альтернативы, кроме креационизма, многие из этих молодых людей отворачиваются от веры, — они просто не могут верить в Бога, желающего, чтобы они отвергли убедительно подтвержденное научное знание о мире.
Учитывая только что сказанное, я хотел бы закончить эту короткую главу обращением любящего брата к евангелической христианской церкви — организации, в которой я состою и которая сделала так много добра, распространяя всевозможными путями весть о любви и милосердии Бога. Как верующие христиане, вы правильно поступаете, твердо веря в Бога-Творца и в истины, содержащиеся в Библии; и совершенно справедлива ваша убежденность в том, что наука не дает ответа на самые главные вопросы человеческого бытия, как и в том, что можно и нужно дать отпор атеистическому материализму. Но вы не выиграете сражение, стоя на негодном основании. Продолжая держаться за него, вы даете врагам веры (а их немало) шанс одержать целый ряд легких побед.
Бенджамин Уорфилд, консервативный протестантский теолог конца XIX — начала XX в., хорошо понимал, как нужна верующим твердая убежденность в незыблемости религиозных истин несмотря на все социальные и научные сдвиги. И все же он считал необходимым приветствовать открытия, благодаря которым мы лучше узнаем мир, созданный Богом. Уорфилду принадлежат следующие замечательные слова, которые церковь вполне может принять и сегодня:
Итак, мы как христиане не должны занимать антагонистическую позицию по отношению к истинам разума, истинам философии, истинам науки, истинам истории или же истинам критики. Как сыны света, мы должны заботиться о том, чтобы быть открытыми для каждого луча света. Потому станем развивать в себе мужественное отношение к изысканиям наших дней. Никто не должен относиться к ним более ревностно, чем мы. Никто не должен оказаться стремительнее нас в выявлении истины на любом поле, гостеприимнее нас в ее принятии, вернее нас в следовании ей, куда бы она ни вела.
2005-й год был богат событиями, связанными с теорией разумного замысла (Intelligent Design, ID). Ее приверженцев отчасти поддержал президент Соединенных Штатов, заявив, что считает возможным рассматривать данную точку зрения в школе в рамках темы «эволюция». Эти слова были произнесены по поводу иска, предъявленного местному школьному совету города Довер (шт. Пенсильвания), проводившему именно такую линию; иск затем вылился в шумное дело, на которое бурно реагировали СМИ. Судебный процесс активно обсуждался на радио, анонсы статей о нем были вынесены на обложки Time и Newsweek, даже New York Times посвятила ему публикацию на первой полосе.
Споры об ID становились все яростнее, а непонимание сути проблемы — все очевиднее. За время разбирательства мне довелось разъяснять свою позицию и ученым, и представителям СМИ, и даже членам Конгресса. Осенью, еще до того, как суд вынес решение в пользу истца, граждане Довера проголосовали за отстранение от должности всех членов школьного совета, выступавших за преподавание концепции ID.
Ни разу со времен «обезьяньего процесса» 1925 г. в Америке не кипели такие страсти по поводу теории эволюции и выводов, которые следуют из нее для религиозной веры. Возможно, это даже добрый знак, поскольку лучше спорить открыто, чем нападать друг на друга исподтишка, но для большинства серьезных ученых, верящих в Бога, и даже для некоторых преданных сторонников ID ситуация явно вышла из-под контроля.
Несмотря на свою сравнительную молодость (пятнадцать лет), движение сторонников ID широко известно, и о нем много говорят. Однако основные положения теории разумного замысла часто интерпретируются неверно.
Прежде всего здесь, как и в случае со словом «креационизм», присутствует терминологическая путаница. Само по себе выражение «разумный замысел» охватывает очень широкий диапазон воззрений на то, как возникла жизнь на нашей планете и какую роль играл в этом Бог. Поэтому сторонний наблюдатель, не знающий истории вопроса, мог бы предположить, что с идеей разумного замысла согласен всякий теист (т. е. тот, кто верит в Бога, заботящегося о людях). Однако это неверно, поскольку в качестве имени собственного теории данное словосочетание означает ряд совершенно конкретных утверждений, в частности тезис о «нередуцируемой сложности».
Сторонники ID вышли на сцену в 1991 г., хотя корни идеи прослеживаются и в более ранних научных дискуссиях, участники которых указывали на крайне малую вероятность возникновения жизни с точки зрения статистики. Но в теории ID внимание сосредоточено не на возникновении первых самовоспроизводящихся организмов, а на последующем развитии форм жизни, поразительную сложность которых кажется невозможным объяснить в рамках эволюционной теории.
Основателем движения считается Филип Джонсон, христианский активист и профессор права в Калифорнийском университете в Беркли; его книга «Дарвин под судом» стала первым изложением идей ID. В дальнейшем эти взгляды развивались другими авторами; особенно значительный вклад внес профессор биологии Майкл Бихи, обосновавший в своей работе «Черный ящик Дарвина» понятие нередуцируемой сложности. Несколько позднее движение ID возглавил Уильям Дембски — математик, специализирующийся в области теории информации.
Появление ID совпало по времени с целым рядом судебных процессов по делам о преподавании креационизма в американских школах — все они были проиграны креационистами. Такой хронологический контекст позволил критикам заклеймить ID как «скрытый креационизм», или «креационизм 2.0». На мой взгляд, это несправедливо по отношению к сторонникам теории — искренним и думающим людям. Я, биолог-генетик и верующий человек, считаю, что их взгляды заслуживает серьезного рассмотрения.
Теория разумного замысла основывается на трех основных тезисах.
Тезис 1.Учение об эволюции поддерживает атеистическое мировоззрение, поэтому верующие должны против него возражать.
Филипом Джонсоном, основателем, руководил не столько научный интерес к явлению жизни (он не претендует на то, чтобы считаться ученым), сколько стремление защитить Бога от все более распространяющегося, как он считал, чисто материалистического мировоззрения. Его тревога нашла отклик в сердцах многих верующих, которых откровенно торжествующие заявления современных эволюционистов-атеистов привели к мысли о необходимости любой ценой представить приемлемую с научной точки зрения альтернативу материализму. (В этом смысле ID можно, пожалуй, рассматривать как незаконное дитя Ричарда Докинза и Дэниела Деннета, взбунтовавшееся против родителей.)