Борислав потупился:
- Выходит, так...
- Вот то-то и оно! Учись... посадник тмутараканский!
Занятый делами, Святослав даже не поинтересовался, где схоронился полумифический властелин Хазарии - каган, от чьего имени правил страною ее настоящий хозяин, каган-бек Иосиф. Тот самый Иосиф, что всего сутки назад, покинув свое войско на произвол судьбы, в этих же дворцовых покоях с лихорадочной поспешностью отдавал приказы многочисленной челяди, торопясь спасти хоть часть накопленных сокровищ. Вокруг метались слуги и рабы, таскали сундуки и мешки с драгоценностями, а худой, костлявый каган-бек в черном одеянии, придававшем ему сходство с раввином жадными глазами следил: не забыли ли чего!
Черной тенью следовал за правителем кряжистый косолапый темник Надир, последний из приближенных, сохранивших верность теряющему трон владыке.
- Стражу во дворе я заменил, - мимоходом докладывал Иосифу Надир. Своих людей поставил. Не доверяю ни арсиям, ни византийцам: они хитры, как лисы, и жадны, как стервятники... - С большой буквы и тут же выложил другую новость: - Таксиарх Диомид вернулся в Итиль, сумел выбраться из Саркела... Я приказал не пропускать его во дворец.
Иосиф резко повернулся к Надиру:
- Стражу сменил - правильно. А Диомида зря не пустил, он мне нужен. Вели позвать его. Немедленно!
С замирающим сердцем, опасаясь самого худшего, направился Диомид во дворец. У покоев Иосифа, где обычно несли охрану наемники арсии, теперь стояли незнакомые лучники. Они расступились, перед дверью появился Надир. Он поманил грека.
Правитель Хазарии был в своих покоях. Диомид склонился перед ним в раболепном поклоне. Сердце грека отчаянно колотилось.
- Я пришел по твоему приказу, повелитель...
Иосиф смерил наемника презрительным взглядом.
- Вижу, как тебе не терпелось поскорее меня увидеть. От самого Саркела бежал без оглядки...
Диомид упал на колени:
- Помилуй, не вели казнить! Дай мне возможность искупить свою вину!
- Встань. Мой гнев уже остыл. Я оставлю тебе жизнь, хотя она стоит недорого в наше смутное время. Сегодня же ночью ты отправишься к ясам и касогам. Убеди их поднять все племена на войну против русов. Обещай им золото, рабов, что угодно. Доберись до Таматархи, передай беку Сурхану: пусть соберет всех хазар, способных держать оружие, и ударит по русам. Войско кагана Святослава затеряется на просторах, подвластных Хазарии земель, истечет кровью в мелких стычках с нашими данниками. И тогда... Ты все понял? Золото тебе вручит Надир. Ступай!
Не случайно много лет назад дальновидный Аарон, отец нынешнего каган-бека Иосифа, разгромив ясов, женил своего сына на дочери побежденного правителя. Этим браком он хотел укрепить связь между двумя соседними народами, вернее - надежнее подчинить себе Аланию, страну ясов. Много воды утекло с тех пор, умерла жена Иосифа, сам Иосиф состарился, но ясы по-прежнему оставались данниками Хазарии. Именно на них рассчитывал сейчас владыка Хазарии, посылая Диомида. Пусть Тагаур и другие аланские князья соберут ополчение. У них много отборных воинов, они навалятся на русское войско, перебьют его в горных ущельях. За ясами поднимутся касоги, им помогут хазары Сурхана. А там...
Иосиф знал: Диомид приложит все старания, применит всю свою хитрость, чтобы выполнить поручение. Наемник не упустит такой удобный случай заслужить милость каган-бека и разбогатеть.
Через час таксиарх Диомид тайно покинул Итиль...
Богдан попал в столицу Хазарии ночью. Старший из греков отдал какое-то приказание своим подчиненным и торопливо покинул их. Оставшиеся двое воинов вытащили пленника из лодки и повели по темным запутанным улицам, где за высоким - в рост человека - глиняным забором, напоминавшим крепостную стену, виднелись плоские крыши невзрачных мазанок. Порой улица вдруг исчезала, превращаясь в выгон или майдан, заставленный широкими, будто приплюснутыми книзу, стогами сена. Вокруг них суетились люди, внутри одного стога блеснул огонь, и Богдан догадался, что это жилища полукочевых итильских хазар.
Когда проходили через один такой майдан, из-за туч выглянула луна, залила землю мертвенным, тревожным светом. Богдан, падавший от усталости, едва волочил ноги, но все-таки старался запомнить дорогу, по которой его вели.
Несмотря на позднее время город не спал. Бесшумно скользили между юртами какие-то люди, прошел караван тяжело нагруженных верблюдов, иногда, нарушая ночную тишину конским топотом, проносились всадники. Прошел ночной дозор.
Несмотря на то, что не было слышно ни криков, ни особого шума, чувствовалось, что город охвачен тревогой. И в сердце Богдана затеплилась надежда. Он подумал, что хазарам, ожидающим приближения русского войска, сейчас не до рабов, не до пленников. Да и грекам, кажется, не по себе если князь Святослав уже взял Саркел, то скоро он будет и здесь. Бежать! При первой же возможности надо бежать!
Между тем они прошли порядочное расстояние. Наконец один из греков остановился перед высокой глухой стеной. За нею послышался собачий лай. Открылась едва заметная дверца. Заслонившая на мгновение проем темная фигура подалась назад, негромко окликнула псов, и лай оборвался.
- Иди! - подтолкнул пленника один из его стражей.
Они быстро пересекли большой пустынный двор, прошли мимо молчаливого слуги и окружавших его рослых, глухо порыкивавших псов. Богдана втолкнули в какую-то каморку. Он упал на твердый земляной пол и, несмотря на то, что попал в тюрьму, вздохнул с облегчением: что будет дальше неизвестно, а сейчас он, во всяком случае, получил передышку. У него не хватило сил даже на то, чтобы обследовать свою темницу. Он устало растянулся на полу и тотчас забылся глубоким сном.
Разбудил его яркий свет, ударивший в глаза. Солнечные лучи врывались в настежь распахнутую дверь.
- Эй, рус! Живой?
На пороге стоял смуглый раб в полуистлевших лохмотьях, едва прикрывавших его тощее тело. Солнце отражалось от его лысого черепа, высвечивало редкую щетину на впалых скуластых щеках.
Богдан приподнялся на локтях, стараясь сообразить, где он. Вспомнил горестно застонал.
- Ай-ай! Плохо тебе? А кушать хотел?
- А ты откуда по-нашему разумеешь? - вопросом на вопрос ответил Богдан.
Поставив на землю перед пленником миску, наполненную темной бурдой, положив рядом с нею несколько лепешек, раб заговорил быстро-быстро, путая русские слова с другими - словами неизвестного Богдану языка. И все-таки гридень кое-что понял. Этот человек - берендей. Его кочевое племя когда-то давным-давно осело на окраинах Полянской и Северной земель, наполовину обрусело. Берендеи вместе с русичами разводили скот, сеяли хлеб, охотились и бортничали, несли службу в княжеской дружине. Их села первыми принимали на себя удары хазар и печенегов, делавших частые набеги на Русь. Во время одного такого набега попал в плен к хазарам и Алташ, новый знакомый Богдана.
- Неужто нельзя сбежать отсюда?
Берендей отрицательно покачал лысой головой. Его захватили в полон молодым, привезли сюда, в Итиль, здесь он успел и состариться. Переходил от одного хозяина к другому, у одного было плохо, у другого - еще хуже. Но бежать? Куда? Вокруг Итиль-града по одну сторону плавни, болота, по другую - бескрайная степь. А к югу - море. Если беглец не утонет в болотах, не завязнет в трясине, то на другой же день его схватит хазарская стража. А там - казнь, мучительная, жестокая, чтобы другим рабам неповадно было искать свободу.
- Все равно уйду! - упрямо нагнул голову Богдан. - Кто меня не пустит отсюда? Ты?
Он рывком вскочил с земли, легко отодвинул в сторону щуплого, высохшего Алташа и остановился на пороге. Четверо могучих псов, усевшись полукругом напротив открытой двери, угрожающе скалили острые волчьи зубы. Да, таких стражей не возьмешь голыми руками! Но Алташ, он ведь может им приказать...
Берендей сочувственно смотрел на молодого пленника.
- Отзови, они же тебя послушаются...
- А дальше что? Далеко не уйдешь.
Богдан упал ничком на землю и закрыл лицо руками. До самого вечера он лежал, не притронувшись к еде, оставленной ему берендеем. Во дворе было тихо, временами издалека доносился смутный гул. Богдан не прислушивался к нему. Если бы он знал, что это шум толпы разноплеменных жителей Итиля, встречающих войско русичей!
Ночью за ним пришли двое знакомых уже воинов-греков и снова повели его по лабиринтам городских улиц. На этот раз они шли крадучись. Путь был недолгим, вскоре вышли к пустынному берегу реки, где столпилась кучка людей. Вместе со всеми, Богдана посадили в большую лодью, тесно загруженную какими-то узлами и тюками. Это домоправитель Диомида по приказу хозяина тайно отправлял в Семендер самое ценное имущество и рабов таксиарха.
Богдана сковали цепью с другими невольниками, усадили за весла. Засвистела плеть надсмотрщика. Богдан, не дожидаясь удара, потянул на себя весло.
За бортами сонно заплескалась вода. Лодья вышла в море и медленно повернула к югу.
В числе рабов Диомида было еще трое русичей - рослый, кряжистый Ратибор с лицом, до самых глаз заросшим густой черной бородой, и невысокий худощавый отрок, оправдывающий свое имя - Мал. Богдану довелось сидеть на одной лавке с Ратибором, ворочать одно весло. Осторожно, чтобы не привлечь внимание надсмотрщика, хлеставшего плетью каждого зазевавшегося гребца, Ратибор коротко поведал новому товарищу свою историю.
Он был десятником в охране богатого киевского гостя Чурилы. Их караван с грузом шелков и восточных пряностей возвращался из Дербента. Прошли Семендер, оставили позади Итиль - никто обиды не чинил русичам. А в Саркеле, последнем хазарском городе перед Диким полем, хитрые нукепы каган-бека решили дважды собрать десятину с Чурилы. Купец схватился за оружие, стражники и нукеры - тоже, завязалась драка. Почти всех русичей перебили, оставшихся в живых взяли в полон. Знают ли в Киеве о том, что творят хазары?
- Знают. Из-за того и пришел сюда князь Святослав со своим войском...
И Богдан рассказал Ратибору о походе, о сече под Саркелом, о своем пленении.
А Мал? Его хазары увели из Северной земли во время одного из своих набегов. Он попал сюда совсем мальцом.