Ближе к горам начали попадаться заросли кустарника и целые лесные острова, не очень зеленые, прибитые зноем, но все же дающие тень. А еще дальше леса синели, сплошным ковром укрывая подножия высоких Ясских гор. Эти предгорные леса были границей хазарских владений, в глубь лесов степняки-хазары не решались проникать, хоть ясы и были их данниками.
До гор было еще далеко, но при виде их дружинники повеселели. Даже кони ожили, пошли бойчее, стремясь поскорее добраться до тени и влаги.
Переправившись через речку, князь вместе с гриднями оторвался от старшей дружины, ускакал далеко вперед. Только конные дозоры маячили перед ним. Легко дышалось на этом просторе, таком непохожем на оставшуюся позади песчаную степь. Здесь всюду была жизнь: цветы и буйные травы, птицы, вырывавшиеся из-под конских копыт, табуны сайгаков, мелькавшие вдалеке. Будто снова возникло Дикое поле, но еще более прекрасное и щедрое, окаймленное на горизонте синей цепочкой гор.
Глядя на горы, Святослав вспомнил свой терем, боярские терема, вот такой же зубчатой цепью - если глядеть издали - возвышавшиеся на Старокняжеской горе, высоком холме в Киеве над Днепром. Он вспомнил Киев, и сердце вдруг сжалось тоскливо и сладостно.
Раздумья князя прервал гонец, прискакавший от далеко ушедшего вперед дозора.
- Стой, княже! Впереди - неведомые люди...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БОГДАНОВА СУДЬБА
1
Все еще не веря в то, что ему удалось вырваться из хазарской неволи. Богдан спешил на юг. Сердце сжималось от боли при мысли о погибших в Семендере товарищах. Но мог ли он, безоружный, один против многочисленной стражи, отстоять Мала и Ратибора? Скрепя сердце Богдан шел по караванной тропе. Он решил во что бы то ни стало догнать войско князя Святослава, присоединиться к своим гридням.
Богдану повезло: на второй день пути его нагла караван арабского купца Джейхани. Богатый гость возвращался из Киева в родные края. Он благосклонно отнесся к молодому русичу, распорядился одеть его и кормить до тех пор, пока их пути не разойдутся. Когда Богдан стал благодарить щедрого хозяина каравана, спасшего его от голодной смерти, тот заговорил на языке русичей:
- Не меня благодари, а своего бога Волоса, покровителя земледельцев и торговых людей. Ты гадаешь: зачем я тебе добро содеял? Свою же выгоду блюду - знаю, что ты князю или воям его похвалишься, как тебя гость заморский выручил. Добрая слава обо мне пойдет, до вашего Киева докатится. А нам, гостям торговым, того и надо - чтоб добрая слава шла впереди нас, двери нам открывала. Мы за нею весь свет обойдем скорее, чем если бы шли окружно. Разве не так?
Еще не старый араб выделялся среди своих спутников мужественной красотой, гордой осанкой. На смуглом его лице, обрамленном седеющей бородой, под зеленой чалмой горели живые черные глаза. Он был горд, но не заносчив, горяч, но не вспыльчив.
Русский дружинник, бежавший из хазарского плена, заинтересовал араба. Джейхани на привалах дотошно расспрашивал его и о хазарах, и том, как живут русские люди, об их обычаях. Видя, что русич никак не мог поладить с предоставленным ему верблюдом, Джейхани велел одному из своих слуг пересесть на это непокорное животное, а Богдану отдать своего коня, Теперь они могли беседовать и в пути, придерживая рядом своих коней.
Вначале расспросы арабского гостя о Русской земле вызывали у гридня подозрение: не хазарский ли лазутчик этот чужак? Потом, когда он узнал Джейхани поближе, подозрения рассеялись. Нет, араб не был другом хазарам. Однажды Джейхани рассказал Богдану сказку.
От одной матери и отца были рождены два брата. Звали их Рус и Хазар. Росли они вместе, рядом скакали в чистом поле, объезжая молодых коней, спали под одной крышей. А потом оба полюбили одну девушку, самую прекрасную в их племени. Будто змея проползла между двумя братьями, стали они косо поглядывать друг на друга, соперничать в любом деле. А гордая Итиль смотрела на них и щурила свои прекрасные глаза, не знала кому отдать предпочтение.
В ту пору беда пришла: подступили враги к земле, где жило племя братьев. С двух сторон подошли. И сказала девушка братьям:
- Идите каждый в свою сторону. Кто сильнее в бою с врагом окажется, тому я и отдам свое сердце.
Рус сел на коня, взял саблю и щит и отправился на запад. Долго ехал по степи, до лесного края добрался. Увидел врагов, что на его племя идти войной собрались, выхватил саблю из ножен и кинулся в бой. Сражался Рус за свой дом родной, за любовь свою, за самого себя. Многих недругов поразил он, но сам упал с коня весь израненный.
Пораженные отвагой Руса, враги повернули коней, решив, что не победить им племени, вырастившего такого отважного воина. Руса подобрал стары дервиш, принялся врачевать его.
А Хазар тем временем встретился на востоке с другой вражьей ордой.
- Кто ты? - спросил его каган этой орды.
- Я, - ответил Хазар, - проводник. Вы попали в незнакомые края, не знаете, где можете найти гибель, а где ждет вас богатая добыча, где можно взять полон, коней и много всякого добра. Заплатите мне - проведу.
Согласились враги, и провел их Хазар, минуя свои вежи, к соседнему племени. Нежданно-негаданно обрушилась на мирных жителей орда, мужчин порубила, женщин и детей увела в неволю. Все добро себе забрала, а часть добычи, как договорились, отдала Хазару.
Вернулся Хазар домой, хвалится перед гордой Итиль своей сметкой. Ловко провел он врагов, да еще нажился при этом, богатое приданое привез своей невесте.
- Уходи! - твердо сказала ему красавица. - Не стану я женой предателя, нажившегося на чужом горе. Сердце отдам Русу!
Но не дождалась она второго брата. Пришла весть, что погиб Рус в бою, не пропустив пришельцев к становищу родного племени. И только теперь поняла Итиль, что именно его, этого смелого воина, любило ее сердце, Но разве вернешь мертвого!
Охваченная неутешным горем, наложила на себя руки гордая Итиль. В память о ней люди назвали ее именем широкую и полноводную реку, что протекала через их степи.
Рус возвратился слишком поздно. Узнал все, что было, и погнал коня на запад, прочь от родных мест. Там нашел новую семью, от его рода пошли русы - ныне могучее и многочисленное племя.
А Хазар осел у реки Итиль. Основал каганат Хазарию, стал пошлину взимать со всех, кто проезжал через его землю, разбогател еще больше.
Потомки Руса и Хазара забыли о своем родстве. В разные стороны разошлись их дороги.
И многое еще поведал Богдану араб Джейхани. Богдан слушал рассказы арабского гостя, будто дивную сказку.
Караван шел по местам, где за несколько дней до него двигалось русское войско. Богдан с замирающим сердцем бросался к погасшим кострам, за которыми, может, недавно сидели княжеские гридни. Он подолгу вглядывался в сизую полынную даль, напрягал до боли глаза, но не видел там ни пеших, ни конных. Только зубчатые вершины гор все явственнее поднимались на горизонте.
Миновали небольшой хазарский город, настороженный, притихший - войско русов побывало в нем всего день назад. Впереди победителей летела молва о том, что русский каган Святослав поклялся смести с лица земли все хазарские города и кочевья. Дружина местного бека поредела без боя в ожидании грозного нашествия, а русы, не встретившие сопротивления, получили дань, запаслись водой и провизией и ушли дальше, на юг, не оставив здесь ни одного воина. Собираясь на майдане, жители тревожно шумели, гадали: не вернутся ли русы?
Миновав этот город караван сделал крюк, обходя безводную степь, затем снова вышел на торную тропу. Дальше путь его лежал по берегу Джурджанского моря - на Дербент.
Богдан простился с гостеприимными арабами и свернул на запад, надеясь вскоре отыскать оставленный русичами след. Джейхани на прощание подарил гридню короткий кинжал и лук с колчаном, полным каленых стрел. Тут, в дикой степи, ох как пригодился бы и конь, но и том спасибо доброму гостю: теперь не безоружен Богдан, глядишь, и коня или верблюда отобьет себе где-нибудь...
Чем ближе к горам, тем оживленнее становилась степь. В балках, заросших кустарником, в рощицах, раскинувшихся на холмах, сновали птицы и мелкие зверьки. Из густой травы тяжело вспархивали грузные дрофы. Богдан подстрелил одну из них, дня на два запасся мясом.
Вскоре он наткнулся на след, оставленный русским войском: конница протоптала в степи широкую дорогу. Но как ни торопился за своими Богдан, никак не мог угнаться - видать, конные посадили пеших ратников на крупы своих коней, чтобы ускорить ход. Тревожно и тоскливо было идти одному по незнакомой безлюдной земле, где возможна встреча с хазарами или ясами. Раньше, пока он брел по пустынным пескам, ему было труднее, но спокойнее. А теперь казалось, что вот-вот из-за куста взовьется аркан, свистнет чужая стрела...
К вечеру Богдан вышел к реке. Он не решился в сумерках искать брод или переплавляться вплавь - вода быстрая, крутит коряги в водоворотах. Нашел впадину перед береговым обрывом, над самой водой, углубил ее, сделал нору. Для безопасности еще большой камень втащил туда, чтобы укрыться за ним - мало ли какое зверье тут бродит.
Ночь прошла беспокойно. Зыбкую тишину время от времени нарушали крики неведомых зверей и птиц, шорохи, всплески воды - то ли русалки, то ли крупная рыба плескалась в реке. Только перед рассветом гридень забылся тревожным сном, но ненадолго - внезапно его разбудил громкий хриплый рев, разнесшийся над рекой.
"Кто это? - Богдан осторожно высунул голову из своего укрытия. Барс? Или, может, тот самый зверь, барб, про которого рассказывал Мечник? Помоги мне, Перун, не доведи с ним повстречаться..."
Над рекою плыл молочный туман. Снова стало тихо.
Богдан выбрался из убежища, когда уже поднялось солнце. Он без особого труда отыскал брод, перебрался на другой берег и вскоре наткнулся на следы покинутого русского лагеря. Зола одного костра была еще теплая. Эх, не надо было задерживаться...
Сейчас, пока солнце еще не слишком припекало, Богдан торопливо шагал по широкой зеленой долине, поднимавшейся к горам пологими уступами. Горы приближались, меняли свои очертания, их синие вершины приобретали зеленый цвет. А еще дальше, за ними, будто ледяная глыба, врезался в небо белоснежный двуглавый пик.
Горные отроги все больше сжимали долину, заставляли реку петлять, виться змейкой между ними. Таким же извилистым стал и путь Богдана.
"Наши шли по долине, - подумал Богдан, - в обход вон того хребта. А чего я за ними потащусь? Махну-ка я прямо через хребет. Там намного ближе, скорей догоню дружину".
Он нашел едва заметную тропку, которая повела его сквозь густые заросли терна и орешника по довольно крутому склону. Подъем становился все круче. Богдан обливался потом, но упрямо карабкался вверх. Он с облегчением вздохнул, когда вступил в глухой буковый лес, плотно сомкнувший кроны столетних великанов над густым низеньким подлеском. Здесь можно было позволить себе короткую передышку.
В лесу стояла знойная тишина. Ни зверя, ни птицы, казалось - все попрятались, дожидаясь вечерней прохлады. Только рыжие муравьи деловито сновали вверх и вниз по шершавой коре бука, к которому прислонился Богдан. После почти бессонной ночи гридня стало клонить в сон. Чтобы не уснуть он с большим усилием заставил себя подняться и побрел дальше, спотыкаясь о торчащие из земли корни.
Лес окончился внезапно. Ровная седловина хребта оказалась почти лысой, заросшей только пахучими травами с ярким узором цветов. В глаза Богдану ударил солнечный свет. Над хребтом в синем небе плыли легкие белые облака.
- Ой! - гридень внезапно качнулся назад, в тень леса.