«...в бою у деревни Борки приведено в негодность 2 орудия противника, которые куда-то бандитами скрыты...
По пути следования бандитов уничтожены запасы продовольствия, расстреляно много политработников, представителей власти, комсостава, а в некоторых случаях и красноармейцев. По пути Махно менял у крестьян консостав...
Банда насчитывает до 1 500 сабель при пулеметах, сильно утомлена. Орудий нет. Отмечается тяготение противника к конзаводам и комхозяйствам с целью добычи свежего консостава и продовольствия...»[1110].
Из с. Борки один отряд с целью демонстрации был отправлен на запад на с. Савинцы в сторону г. Миргорода, а главные силы, продолжая рейд, двигались на север, на с. Лютенька – Веприк – Липовая Долина в район г. Путивля, где должен быть отряд Шубы. Дальше путь проходил через г. Недригайлов – сс. Ольшана – Терны – Виры, 20-го января достигли с. Речки (15 верст восточнее г. Белополье), но отряда Шубы не встретили.
Продолжая движение, армия повстанцев вошла в Курскую губернию. Достигнув села Курасовки, штарм получил более достоверные сведения об антоновщине. Между прочим, уместно немного вернуться назад, в село Бучки, где начдив 14-й Пархоменко, поняв, что встретился с махновцами, кроме того, что дал сведения о красных частях, просил Марченка и Махно сохранить ему жизнь. Он говорил, что имеет тесную связь с антоновшиной. Извлекая из кармана письмо, он рассказал, что его брат Пархоменко — анархист и находится в рядах антоновщины, что ои и себя считает последователем анархии. Но в сложной обстановке боя, А. Пархоменко и командиры штаба 14-й дивизии второпях, при отступлении были расстреляны. И после Махно жалел, говоря: “Пархоменку можно было бы и простить убийство дедушки Максюты”[1111].
Действительно, Пархоменко (наш командир и набатовец, дезертировавший с частью от нас в октябре 20-го года, не желая союза с Совправительством), являлся братом начдива 14-й. Он письменно упрашивал его перейти на сторону повстанцев-махновцев или антоновцев. Но начдив, будучи коммунистом, конечно, не слушал брата, да и не верится, чтобы он мог когда-либо изменить компартии. Он геройски руководил Екатеринославским участком по подавлению Григорьева и также, не будь захвачен махновцами врасплох, самоотверженно дрался бы с ними в с. Вучки.
Войдя в Курскую губернию, повстанцы легко вздохнули, так как большевистских войск здесь было несравненно меньше, чем на Украине, что давало возможность спокойно находиться на стоянках, привести себя в порядок, отдохнуть.
В это время, 23-го января 1921 г. Фрунзе писал в приказе из г. Харькова:
«Отряд Махно, преследуемый нашими войсками на протяжении свыше тысячи верст, заметно ослаб в своем качественном и количественном составе. Показания пленных и перебежчиков говорят о большом недостатке вооружения и огнеприпасов. Задача войск, преследующих Махно, остается прежняя — гнать Махно до полного его изнеможения, дабы окончательно покончить с главным повстанцем Украины...»[1112].
Тогда же, стремясь закрепить власть на селе, большевики при помощи войск, повсеместно лихорадочно работали с бедняками села, поддерживали их материально за счет отобранного у имущих. Об этом красноречиво свидетельствует протокольная запись съезда представителей от комнезаможей Криворожского уезда от 28-го января 1921 г.:
«Слушали: о расслоении села и закреплении работы комнезаможей.
Постановили: провести коренную чистку комнезаможей через политработников, исключить кулацкий элемент, примазавшийся к комнезамам, и вменить в обязанность комнезаможам искоренить лодырей и самогонщиков и привлечь таковых к общественному народному суду; комнезаможи, проявившие активность при проведении работы на селе, связанную с расслоением крестьянства, награждаются красными знаменами, согласно постановлению V-гo Всероссийского съезда Советов»[1113].
Совет Революционных Повстанцев Украины (махновцев) со своей армией проходит с. Кочетовку и линию желдороги между Курском и Белгородом, в последних числах занимает г. Корочу, где было отпечатано «Положение о Вольных Советах».
В городе имелся большой запас продовольствия. Двери складов были открыты для всего населения, расхитившего содержимое. Будучи недовольно советским режимом, сельское и городское население были активны. В лесах укрывались остатки Чередняковцев, которые вливались в нашу армию. Но, как только мы оставили город, они вновь ушли в леса, не желая выходить из района. Кроме того, командир Крымского кавполка Харлашка[1114] и Савонов ограбили церковь. Население по этому случаю начало на махновцев роптать. Об этом узнал штарм и дело передал на расследование комиссии антимахновских дел. Зная суровое наказание, они спровоцировали полк. И, когда армия выходила из города, они самовольно повернули на юг. Вскоре, пройдя Купянский район, они достигли Изюмского уезда, в котором и остались оперировать.
Здесь же, в Короче, Совет простился с Аршиновым-Мариным и Рыбкиным, выбывшими из армии по мотивам налаживания подпольной работы в Харькове и собирания материалов для истории махновского движения, решившими вступить в контакт с Антоновым[1115].
К этому времени армия истощилась. Достигнув села Веселое, что север, нее г. Валуйки, в своих рядах она насчитывала около 2 000 сабель при 2-х орудиях и 50 пулеметах, вспомогательных частей и служб. Кроме того, соединение с антоновщиной не оправдало надежды. В Воронежской губернии она была разбита. И перед штармом встает вопрос — присоединить группу Каменева. С этой целью он повернул на юг в Старобельский уезд и, пройдя с. Алексеевское, Н. Александровку, Ровеньки, Белолуцкую, достигает с. Каменки.
К этому времени приказ Фрунзе гласил:
«... г. Харьков, 4 февраля 1921 г.
В районе Ровеньки Махно, усилившись за счет банды Волаха, 1 февраля перешел в отчаянную контратаку против частей корпуса т. Нестеровича, но, несмотря на свои подкрепления, был разбит и бежал на Белолуцкую и Каменку. Упорные бои под Каменкой и Морозовкой 2–3 февраля также кончились поражением и бегством Махно. Таким образом, вся тяжесть боев легла опять исключительно на отряд т. Нестеровича. Действия 9 кавдивизии были до крайности вялы — отряд бандитов в 200 сабель безнаказанно уходит от двух кавбригад, с первых же шагов вся дивизия остается вне района боевых действий и оттягивается на Старобельск. Недопустимость подобной боевой работы ставлю на вид начдиву 9 кавалерийской.
Отряд т. Ивлева также не сделал ничего и сразу же потерял связь даже со своими частями...»[1116].
Здесь, у с. Каменки, повстанцы встретились с группой Пархоменко.
На заседании штарма Пархоменко отчитывался о своих действиях.
«После того, как я ушел от вас, — говорил он, — не желая союза с красными, я поднялся в Богучарский уезд. Ко мне притирались элементы, недовольные большевиками. К 10-му ноября 20-го года моя группа насчитывала до 8 000 штыков и сабель. С нею я продвинулся под Воронеж, объединяя недовольных в полки. Крестьяне, сами хотя не восставали, но охотно нас поддерживали. В Кирсановском уезде с августа 20-го года начали агрессировать лево-эсеровские отряды. Особенно отличался Антонов. И я решил с ним соединиться. Оставив в районе Новохоперска отряд казаков, сам ушел в Кирсановский уезд. Числа 20-го декабря 20-го года я перешел желдорогу у ст. Иноковки. Села двух уездов Тамбовщины: Кирсановского и Моршанского начали восставать. Моя группа насчитывала свыше 12 000 штыков и сабель. Антонов с отрядом в 3 000 штыков не замедлил ко мне явиться. Начали говорить о союзе. Но, так как он со своей партией выдвигал лозунги учредилки и союза трудового крестьянства, не желая принять наши, то мы решили остаться независимой организацией. Не договорившись по политическому вопросу, я решил заключить с ним военный союз. Распределив военную сферу, Антонов остался на Тамбовщине, а я повернул обратно, в Воронежскую губернию. Советский режим возмущал крестьян, и вся южная часть Воронежской губернии заколыхалась. Крестьяне, особенно зажиточный слой, были активны. Им понравился мой лозунг: “право на продукты своего труда”, и они нас поддерживали. К 20-му января моя группа выросла до 30 000 человек. Рост повстанческого движения достиг своего апогея и не было красной части, которая мешала бы его развитию. Но, вот начали появляться бронепоезда и красные полевые части. В результате двухнедельных боев моя группа начала таять, восстание ослабевать. Местная молодежь, как вы знаете, горячая, но и быстро остывающая, после нескольких поражений, не имея оружия, разбегалась по домам, А к этому времени я остался вот с этой кучкой самоотверженных бойцов: всех остальных растерял. Антоновщина затихает на Тамбовщине и идет на убыль: она ликвидируется усилиями красных частей...».
Пархоменко волновался. На заседании комсостава он вел себя задорно, обвиняя Совет в заключении договора с Совправительством против Врангеля. Но, узнав судьбу своего брата, расстрелянного в с. Бучки, притих. А когда понял, что Совет не собирается привлекать его к ответственности за прошлое дезертирство, махнул на все рукой и по приказанию влился во второй кавполк.
Тяжелым бременем для крестьян, где располагались красные части, было содержание этих войск. Так, например, если взять только 1-ю Конную армию, то ей на 34 385 человек и столько же лошадей требовалось для суточного довольствия минимум 17 тонн хлеба, 21 тонну овса и около 25 тонн сена[1117] да прочего. Централизованное снабжение почти прекратилось. Армия была на «подножном корму», что, как наказание за непокорность, тяжелым бременем ложилось на селения, где проходили или дислоцировались войска.
Будучи в Москве на съезде, командарм С. Буденный и комиссар К. Ворошилов имели встречу с заместителем Предреввоенсовета Республики Эфраимом Склянским, который в разговоре сказал: «...Владимир Ильич очень озабочен положением дел на Украине. Бандитизм мешает налаживать мирную жизнь, надо с ним быстрее кончать, считать теперь борьбу с бандитизмом важнейшей задачей войск Южного фронта.
Беседа наша продолжалась долго... На просьбу обеспечить Конармию достаточным количеством фуража Склянский лишь развел руками.
— Что не могу, то не могу. Плохо с продуктами и фуражем. Все запасы исчерпаны...»[1118].
В это время, 6-го февраля Ленин писал Э. Склянскому:
«Т. Склянский!
Прилагаю еще одно “предупреждение”.
Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно (несмотря на гигантский перевес сил и строгие приказы поймать), и теперь еще более позорно проваливается, не умея раздавить горстку бандитов.
Закажите мне краткий доклад главкома (с краткой схемой размещения банд и войск) о том, что делается.
Как используется вполне надежная конница?
— бронепоезда? (Рационально ли они размещены?) Не курсируют ли зря, отнимая хлеб?
— броневики?
— аэропланы?
Как и сколько их используется?
И хлеб и дрова, все гибнет из-за банд, а мы имеем миллионную армию. Надо подтянуть Главкома изо всех сил.
Ленин»[1119].
Числа 6-го февраля 1921 года армия повстанцев вышла на юго-восток, стремясь пройти в район Миллерово, чтоб присоединить отряд Фомина и Каменева. Она благополучно проходит с. Александровск, Ново-Александровку, Ровеньки, Осиповку и занимает Марковку. Здесь красные кавчасти ее атаковали и, израсходовав боеприпасы, вместо присоединения своих отрядов, повстанцы бежали через Беловодск, Шульгинку, Астрахань, ст. Кабанье, Шандриголов, южнее г. Изюма, ст. Барвенково в свой район, то есть в Гуляйпольщину. Отряд Фомина, стоящий к тому времени в районе станции Усть-Белокалитвинской и группа Каменева, рейдирующая в районе станицы Усть-Медведицкой, не могли спасти армию. Она таяла с каждым днем, таяла наглядно от распыления, усталости и саморазложения. И красная газета писала об этом:
«...Бандиты в значительном числе под предводительством батьки Махно появились у нас в губернии в начале февраля — 2 000 конных (в том числе пулеметный полк), 3-х дюймовые орудия.
Имея целью пополнения своих разбитых рядов кулацким элементом, Махно направился по излюбленным местам: появившись в северовосточной части Старобельского уезда, прошел по восточной части, вышел на Донецк, затем, минуя Лиман, вышел на переездную, а оттуда по северной части Гришинского уезда направился в Гуляй-Поле.
Частями Красной Армии было нанесено Махно, несколько ударов в Старобельском уезде, в Лисичанском р-не и на границе с Изюмским уездом...
Среди махновцев громадное количество раненых, которых Махно таскает за собой, и это усугубляет общее состояние разложения его банд. Больные и раненные махновцы не имеют никакого ухода. Достаточно сказать, что обязанность “старшего врача”банды исполняет санитар. Махно стремится разгрузиться от больных, так как большинство из них гуляйпольцы... Настроение главарей шайки подавленное, они отлично сознают близость своего конца и по словам жены Махно продолжают борьбу против Советской власти только потому, что выхода все равно нет.
К 10 февраля Махно был изгнан из пределов Донецкой губернии.
Оторвавшись от него, отдельные банды рассеялись и поодиночке рассеялись среди крестьянства. Меры борьбы против Махно будут успешны только тогда, когда само крестьянство сознательно пойдет на решительную борьбу с бандитами...»[1120].
В докладе Главного командования в Реввоенсовет Республики о состоянии борьбы с бандитизмом говорилось:
«№ 702/оп, г. Москва 9 февраля 1921 г.