В настоящее время противник, пользуясь своим численным и моральным превосходством, развивает свой успех на следующих главнейших направлениях: харьковско-курском, воронежском и к северу от Царицына, где ему удалось прервать железнодорожное сообщение Поворино–Царицын, а также прервать сообщение к югу от Царицына по р. Волге. Кроме того, обнаружено наступление противника на Крымском полуострове, где им взята Феодосия, и вдоль северного берега Азовского моря. (То есть на махновский район, обезоруженный и “усмиренный”Троцким — А. Б.)...»[593].
Рано утром 15-го июня ко мне на станцию Малая Токмачка приехал Махно со своим бывшим штабом, членами ВРС и гуляйпольской «братвой». Их было до 150 человек при 10 пулеметах, но без патронов. Ночью наши части снова заняли утерянные пункты — г. Ногайск, ст. Верхний Токмак, с. Кирилловку, Пологи, Гуляйполе и Гайчур, на которых укрепились.
По настоянию «союза анархистов»и Махно у меня устроили заседание.
— Нет, мы были правы! — говорил Махно, окидывая нас взглядом. — Повстанчеству мы открыли новую блестящую страницу в истории, не поддались на провокацию.
Вопреки желанию Троцкого — толкнуть нас в объятия Деникина — мы выдержали экзамен блестяще. Окруженные заградотрядами, трибуналами, которые нас расстреливают, не имея патронов и снарядов, мы не отступаем, а наоборот — продвигаемся вперед. Однако так продолжаться больше не должно. На этом заседании нам необходимо решить дальнейшую судьбу повстанчества, ибо немыслимо умирать на фронте, когда в тылу твоих братьев расстреливают. Мы вышли из подполья и посмей Трибунал арестовать кого из нас — закатим ему такой скандал, что задрожит и Киев. Довольно сентиментальничать: надо действовать, да так, чтобы красный фронт разыграть в пользу повстанчества. Наша дивизия должна повернуть штыки против своего тыла — Мелитополя, Федоровки и Александровска, где засели красные полки и карательные отряды и, как охотник из засады, расстреливают наших командиров, разоружают отряды, обозы, лазареты. Мы должны им сказать — или идите нам на помощь против белогвардейщины, или дайте дорогу на Херсонщину и сами защищайте наши районы. Надо выйти из перекрестного огня, отдохнуть, пополниться.
Так Махно от лица Военно-Революционного Совета, «Набата», Союза Гуляйпольских анархистов и штаба дивизии агитировал нас против большевиков.
Но все командиры, бывшие ранее в моем подчинении, как начальника полевого штаба дивизии, начбоеучастка и комбрига, не поддавались. Они разделяли мою мысль — с красными не воевать и не оставлять своего района, покуда живы.
Между нами, таким образом, соглашения не было достигнуто, и Махно, со мною разругавшись, а потом расцеловавшись, уехал на Большой Токмак. По дороге туда он митинговал, призывая повстанцев и население поддержать его выступление против большевиков. Но его плохо слушали, и он со своим отрядом вступил в Большой Токмак, где имел некоторый успех, как у населения, так и среди красного батальона.
Здесь он встретился с Марусей Никифоровой, к тому времени организовавшей группу в 60 человек террористов-анархистов, бывших в махновской контрразведке, отрядах Чередняка и Шубы. Она настоятельно просила выдать деньги на дело подполья, но Махно ей отказывал, они чуть не пострелялись, а под конец Махно выдал группе на руки 250 тыс. рублей.
Группа разделилась на три отряда и со станции Федоровка разъехалась в трех направлениях. Один — в 20 человек во главе с Никифоровой уехал в Крым, откуда должен был проехать в Ростов и взорвать ставку Деникина; Другой — в 25 человек во главе с Ковалевичем, Соболевым и Глазгоном уехали в Харьков для освобождения арестованных махновцев, а в случае неудачи — для взрыва Чрезвычайного Трибунала, и третий — во главе с Черняком и Громовым выехали в Сибирь, для взрыва ставки Колчака.
В конце июля Никифорова, вместе со своим мужем, известным анархистом В. Бжостек[594] была опознана и повешена в г. Симферополе генералом Слащевым. Ее отряд из Крыма перебрался на Кавказ и принимал участие в движении зеленых. Сибирский отряд проехал за Урал и также принимал участие в повстанческом движении в тылу Колчака.
Отряд Ковалевича[595] из Харькова решил выехать в Москву, в которой усматривал все «зло». В короткое время он организовал свою типографию и распространял погромные воззвания за подписью «Всероссийская организация анархистов подполья».
Эти боевики готовились взорвать Кремль и безнаказанно экспроприировали банки в Москве, Туле, Питере, Брянске, Иваново-Вознесенске и других городах. Но о деятельности этого отряда будет сказано ниже.
А Махно продолжал митинговать в Большом Токмаке. Красная рота, бывшая в распоряжении Военкомата, перешла на его сторону. Местные махновцы также переходили к нему в отряд, возросший к 17-му июня до 600 человек.
Из Большого Токмака Махно с отрядом вышел в район Новониколаевки с целью прикрыть левый фланг наших войск, но узнав, что в Софиевке (20 в. северо-восточнее Александровска) проходит волостной крестьянский съезд, повернул туда.
Делегаты съезда избрали Махно почетным председателем и заявили, что, хотя Махно и объявлен вне закона, но они выражают ему доверие, так как знают, что именно он защитит крестьян от деникинцев и не даст помещикам издеваться над ними.
Выступивший Махно заверил съезд, что повстанцы не бросят крестьян Украины в трудную минуту, если они сами будут проявлять активность в борьбе с белыми и поддержат повстанцев. Махно говорил, что, несмотря на то, что махновцев объявили вне закона, они продолжают держать фронт и бороться с контрреволюцией.
— Да и могло ли быть иначе. Мы защищаем свой район, свои очаги, свои хаты. Нас обвинили во всех грехах, — говорил Махно, — но мы виноваты лишь в том, что заявили: исконный враг труда и свободы — власть. На нашем знамени начертано: «Власть рождает паразитов!»Мы лишили возможности находиться паразитам в нашей среде, и вот на наш свободный район наступает власть в лице Деникина с востока и власть в лице Троцкого, нам в спину, с запада. Они с одинаковой злобой ненавидят нашу свободу и применяют одинаковые средства и приемы к нашему закрепощению.
Вот что пишут деникинцы в своей листовке о махновцах:
«Кто такие махновцы и чего они добиваются?
...Им нужно одно — погреть руки возле чужого добра, ведь это самый легкий промысел для тех, кто забыл Бога, забыл Родину, забыл честь, совесть и думает только о наживе. А добиваются они того, чтобы не было у нас никакого порядка, чтобы перевернуть решительно все вверх дном: ведь среди беспорядков и анархии им будет легче ловить рыбу в мутной воде и делать свои темные дела.
Ведь ничего другого, кроме звериных призывов бить одних, бить других, бить третьих, мы от них не слышали и не услышим. Но разве мало слыхали вы таких призывов от большевиков?..
Вы крестьяне, и вы рабочие, имеете теперь такой случай помочь борцам за Великую, Единую и Славную Россию...»[596].
А вот что вторят белым в своей листовке красные лицемеры. Махно снова начал читать листовку.
«Конец кулакам. Черное предательство изменников рабоче-крестьянского дела — Григорьева, Махно, Зеленого, Мазуренко и др. предводителей кулацких шаек сделало свое дело. Крестьянство должно само бороться с этими негодяями, потерявшими совесть и готовыми за гривенник продать не только крестьянина, но и своего родного отца. Крестьяне должны беспощадно уничтожать этих пособников офицерской банды и тайных друзей панов-помещиков. На все их змеиные провокаторские речи крестьяне должны ответить: “Вон негодяи! Трудовое крестьянство знает, что за вашей спиной прячется морда жандарма и палача”.
Политуправление Реввоенсовета 12-й армии»[597].
Далее Махно сделал краткий анализ двух листовок.
В заключение он поблагодарил съезд за доверие и заявил, что готов за бесправное, подневольное, беднейшее крестьянство умереть, лишь бы не дать их в обиду, а для этого он немедленно с отрядом отправляется на фронт.
Отряд имел жестокий бой с деникинцами и после боя направился к г. Александровску.
Дойдя до с. Мокрое, что в 5 верстах северо-восточнее Александровска, отряд остановился на ночевку.
Утром в город к председателю Уисполкома Михайловскому и военкому Гоппе был откомандирован Чубенко с заданием узнать обстановку на фронтах, будет ли защищаться Александровск и каково отношение на сегодняшний день центральных органов к Махно и махновщине, прозондировать почву в смысле приобретения боеприпасов.
Из Александровска к Махно был откомандирован т. Гоппе.
Приехала делегация в Мокрую поздно ночью, Махно уже спал. При встрече Махно и Гоппе расцеловались, и Гоппе стал просить Махно принять на себя командование обороной г. Александровска, хотя бы пока Федько[598] выведет крымскую армию из Крыма. Махно ответил, что днем будет в городе, где все можно будет обговорить.
Утром следующего дня Махно с отрядом человек в 60 отправился в г. Александровск. Но разговора о том, чтобы поручить руководство обороной г. Александровска Махно, никто не возобновил.
К вечеру Махно возвратился в с. Мокрое с плохим настроением и плохой вестью. Выяснилось, что 17 июня в г. Харькове расстреляли многих махновцев, в их числе члены полевого штаба махновцев, анархисты: Михалев-Павленко, Бурдыга, Олейников, Коробко и левые эсеры: Костин, Полунин и Добролюбов. На летучем собрании приняли решение немедленно занять переправу через Днепр.
Отряд Махно в 600 человек и подошедший отряд Щуся в 250 человек при одном орудии и 20 пулеметах «Максим»на тачанках, но без патронов, при полной боевой готовности, в сумерках прошли через г. Александровск и в 8 верстах вышли к Кичкасской переправе.
Примерно 24 июня по Кичкасскому мосту Махно перешел на правый берег р. Днепр и остановил свой отряд в колонии Кичкас, наблюдая в то же время Кичкасскую переправу.
За те три дня, которые повстанцы провели в Кичкасах, у них побывало много делегаций от воинских частей с просьбой взять их под командование Махно. Но Махно всем категорически отказывал, мотивируя это тем, что их уход ослабит противоденикинский фронт. Согласился взять с собой только пулеметную команду Фомы Кожина, за которым особенно охотились комиссары.
На третий день в Кичкасы прибыл П. Дыбенко, командир отряда особого назначения К. Медведев и политком, кажется Антонов. После приветствий Дыбенко сказал, что он приехал, чтобы сдержать честное слово, и ставит в известность Махно, что на него будут посланы войска для окончательного разгрома махновщины, поэтому повстанцы должны немедленно уйти из района.
Распорядившись, чтобы завтра Махно обязательно прибыл в его штаб в Никополь, Дыбенко отбыл. Медведев и Антонов с небольшим отрядом остались для ареста Ф. Кожина, но во время ареста были схвачены не подчинившимися приказу пулеметчиками Кожина и расстреляны.
На следующий день в штаб пришел телеграфист и заявил, что Махно не должен ехать в г. Никополь, так как стало известно, что Дыбенко хочет заманить Махно и его командиров к себе в Никополь и там их арестовать, то есть повторить то, что сделал К. Ворошилов с Михалевым-Павленком и Бурдыгой.
В этот же день Махно распорядился перевести отряд в с. Хортицу, что в 6-ти верстах южнее Кичкаса.
Пробыв пару дней в Хортице, отряд Махно занял ст. Канцеровку, откуда Махно разговаривал по телеграфу с военным и партийным командованием, в том числе и с Дыбенко.
Из ст. Канцеровки отряд отправился в направлении с. Томаковки.
Наши же части продолжали воевать под новым высоким командованием, но положение на фронте все ухудшалось.
17 июня в г. Харькове под председательством троцкиста Пятакова (члены: Буздалин и Рафаилов) заседал Чрезвычайный военный трибунал Донецкого бассейна. В числе приговоренных, и в 24 часа расстрелянных, были члены бывшего полевого штаба Повстанческой дивизии: Бурдыга, Коробко, Михалев-Павленко, Олейников, Добролюбов, Костин и Полунин[599]. Им инкриминировалось открытие фронта Деникину.
Весть о приговоре и казни наших штабных командиров и товарищей быстро облетела фронт и действовала на него самым разлагающим образом. Все пали духом, но не отступали.
В этот период идейные анархисты и представители Конфедерации анархистских организаций Украины «Набат», покинувшие махновщину, продолжали идеологическую борьбу. По старым каналам к нам продолжала поступать периодическая литература анархистов и мы проявляли к ней живой интерес.
Газета «Одесский Набат»писала: