Пленум Совета профсоюзов постановил: «...Избрать из состава Совета Союзов Комитет по борьбе с безработицей из 5-ти лиц, которым поручить: а) выработать инструкцию, регулирующую выдачу помощи безработным и предоставить ее на утверждение пленарного заседания; б) оказывать медицинскую и материальную помощь безработным»[773].
«Недостаточно помогать рабочим, которые организованы в Союзы, — говорил Волин. Кроме них, десятки тысяч безработных, не входящих в эти союзные организации, они также нуждаются в помощи. Но, союз не берется за это дело и нам следует выделить комиссию, организовать аппарат и самим помочь несчастным».
Предложение Волина было принято: комиссия избрана. В ее распоряжение поступило пока 3 млн. рублей на раздачу безработным, не вошедшим в профсоюзные организации. В этот же день Совету Профсоюзов было выдано 10 млн., за которые они должны были отчитаться перед Реввоенсоветом.
Екатеринославский губком в своем отчете Зафронтбюро ЦК КП(б)У сообщал:
«...Из собранных сумм, согласно показаниям нашего тов. Семена Новицкого[774], 3 000 000 руб. было отпущено в гор. Екатеринослав для раздачи бедному населению, выпущенным из тюрем и семействам красноармейцев...»[775].
Непосредственный свидетель этому так описал происходившее:
«...Эта раздача денег населению производилась в довольно широких размерах. Было предварительно объявлено, что беднейшее население может приходить в Штаб Повстанческой Армии имени батьки Махно за материальной помощью — требовалось только принести с собхш паспорт, чтобы можно было судить об общественном положении просителя. Безработица и нужда в городе была ужасная, несмотря на сравнительную дешевизну (даже тогда фунт белого хлеба стоил 5–6 руб., при добровольцах 3–4 руб.), и немудрено, что с раннего утра у штаба на Екатерининском проспекте толпились тысячи жаждущих «выдачи». Впускали по очереди, по одному, в отдел социального обеспечения. Здесь один из членов Реввоенсовета, анархист-интеллигент (по-видимому, из сельских учителей) просматривал паспорт просителя, задавал вопросы, чтобы выяснить степень нужды, назначал размер пособия и записывал в книгу как фамилию просителя, так и цифру пособия, а сидевший за другим столом кассир доставал из лежавших на полу мешков деньги и отдавал просителю, не требуя никакой расписки. Размер пособия достигал иногда, если проситель или просительница (исключительно жены и вдовы рабочих) представляли веские доводы, довольно значительную по тому времени цифру — до тысячи рублей: на такие деньги целая семья могла просуществовать с избытком более месяца. Выдача пособия беднейшему населению производилась махновцами до последнего дня их пребывания в городе.
Таким же путем была оказана помощь городским детским приютам: выдано деньгами около миллиона рублей и, кроме того, немало продуктами — мукой, салом и колбасой. Надо отдать справедливость махновцам после добровольцев приютские дети в течение месяца «подкормились»[776].
30 ноября 1919 г. состоялось заседание Совета профессиональных Союзов. 24 делегата представляли 14 Союзов. В повестке дня были рассмотрены вопросы о рабоче-крестьянском съезде и профсоюзах, доклад Исполнительного Комитета о мероприятиях в связи с создавшимся положением, организация помощи безработным и др.
В это же время Реввоенсовет постановил усилить работу по созыву общего рабоче-крестьянского (губернского) съезда, который должен состояться 25-го декабря 1919 г.
На заседании я почувствовал себя плохо и, прийдя на квартиру, слег на две недели — возвратный тиф.
В освобожденном нами Екатеринославе свободно издаются газеты различных партий: «Путь к Свободе»[777] и «Шлях до Волi» — орган революционных повстанцев (махновцев) и «Набат» — орган Конфедерации анархистских организаций на Украине «Набат», «Звезда» — орган Екатеринославского губкома компартии, право-эсеровская «Народовластие»и лево-эсеровская «Знамя Восстания». Газетные споры в постоянно обстреливаемом городе, разлагающе действовали на армию, без того поредевшую от эпидемии тифа.
В связи с заговором против повстанцев, Махно решил закрыть «Звезду»и арестовать всех большевиков. Был поставлен на ноги Реввоенсовет, штарм и нам удалось уговорить «своих»не закрывать «Звезду»и не разгонять большевиков.
Заговор был раскрыт. Помощник командира 3-го Крымского полка Огарков[778] был втянут в большевистскую затею о поднятии в махновской армии восстания в пользу Советской власти, он рассказывал, что имея тесное общение с Полонским, все знал и аккуратно передавал в штарм. Как только был занят Екатеринослав, большевики организовали «ревком»во главе с Павловым, который руководил работой в городе и в 13-ом полку. Им завербована полковая пулеметная команда и английская батарея (бывшие красноармейцы со своим старым командным составом). Кроме того, в 3-м Крымском полку, его командир, Полонский, ведет агитацию о свержении штаба и Реввоенсовета, подкупает батарею Белочуба[779]. Цель приезда в Екатеринослав Полонского — отравить Махно, подкупить докторов, которые должны, в свою очередь, отравить видных махновских больных командиров и затем захватить армейское руководство.
Член Екатеринославского большевистского губпарткома Коневец (Гришута) писал:
«...На заседании полулегального александровского комитета, на котором присутствовали тов. Павлов (Миркин), Клавдия Даниленко, Коневец (Гришута), Петро Новицкий (член РВС махновцев), Полонский, Андрей Орлов (впоследствии расстрелянный ГПУ в гор. Харькове, как провокатор-белогвардеец), был разрешен вопрос о том, что мобилизуемые нами, под руководством нашего ревкома, отряды должны будут явиться в Стальной полк, командиром которого был сам т. Полонский.
Решено было также организовать ячейки в других махновских частях и были выработаны соответствующие инструкции...
...Для начала работы мы получили от тов. Полонского 25 000 рублей «керенками»; дополнительно для изыскания средств были выделены тт. Гришута и Миркин (Павлов), которым было поручено произвести заем у александровской буржуазии в счет контрибуции...»[780].
Другой член Екатеринославского губпарткома Левко (Четолин) писал в отчете Екатеринославского губкома в Зафронтбюро ЦК КП(б)У:
«...К 18 октября вокруг тов. Полонского (командира 3-го Крымского полка) была создана группа товарищей, занимающих ответственные посты в армии.
Начали организовывать ячейки по инструкциям Александровского бюро (согласно инструкции ячейка обязана быть в курсе всех административных, оперативных и хозяйственных распоряжений и быть готовой в нужный момент принять руководство своей части, если командный состав не соответствует).
Работа проводилась, безусловно, нелегально, но шла весьма и весьма успешно...
Подготовлялась работа по вопросу слияния приближающихся красных с повстанцами...
В то же время губпартком, выпуская ежедневно партийный орган «Звезду», не стесняясь вел открытую борьбу с анархо-махновцами, с их безвластничеством, побуждая рабочих противодействовать Махно и готовиться к близкому приходу красных советских войск...
В то же время Махно, ведя против нас агитацию, не принимал против губкома и организации никаких решительных мер...
В это время, к началу ноября, в Екатеринослав; несмотря на наши протесты, приехал тов. Полонский, а за ним еще несколько товарищей из Никопольского уревкома. Екатеринославский губревком немедленно связался с Полонским, получив от него свежие информации...»[781].
Член Екатеринославского губпарткома Вл: Мирошевский дополнял картину:
«...Через два дня после вторичного занятия Екатеринослава мы возобновили выпуск ежедневной партийной газеты «Звезда». Газета начала энергичную кампанию против анархистов и «Набата», «Путь к Свободе»и «Шляха до Волi»»...
Началась усиленная (конечно, строго конспиративная) работа и в повстанческой массе...
Нами был создан нелегальный армейский комитет, настроенный весьма агрессивно по отношению к «батьке»и неоднократно добивавшийся у губкомпарта разрешения произвести военный переворот. Стоило большого труда удержать армейцев от решительных шагов, которые могли преждевременно разложить повстанчество...»[782].
О провале акции Коневец (Гришута) писал:
«...На заседании Губкома был заслушан его (Полонского — А. Б.) доклад о состоянии нашей коммунистической работы в армии и были отмечены большие успехи в смысле укомплектования командного состава партийцами.
Во время заседания к нам явился какой-то товарищ, назвавший себя представителем ЦК КП(б)У Захаровым и в подкрепление сего, предъявивший чрезвычайно большие мандаты на холсте, в которых говорилось о том, что он послан якобы для руководства вооруженными отрядами в тылу. Не сомневаясь в правильности этих документов, мы его ввели в курс наших дел, так как с этого дня задача наша сводилась главным образом к подготовке наибольшего количества махновских частей к переводу в ряды Красной Армии...»[783]
Присутствовавший на заседании губкомпарта Захаров был махновским контрразведчиком, выполняющим задание начальника армейской контрразведки Голика. И Голик докладывал, что будто бы последнее совещание большевиков решило устроить пирушку в доме Полонского в честь именин его жены, куда пригласят Махно и других видных и ответственных махновцев, которых постараются угостить отравленным коньяком.
Ситуация была сложной. Последние сведения о большевистском заговоре требовали проверки и осторожности.
Исключая 35 тысяч больных, армия тогда насчитывала в своих рядах около 40 тысяч бойцов. Из них около 70 процентов махновцев и сочувствующих, в том числе 5 процентов анархистов; 20 процентов сочувствующие эсерам и петлюровцам и лишь 10 процентов бывших красноармейцев, в том числе 1 процент коммунистов-большевиков. Переворот казался мишурой и карточным домиком. Правда, раньше мы знали, что ревком ставил своей целью предотвратить столкновение при встрече нашей армии с красной. С этой целью т. Павлов организовал комячейки, где только было возможно, то есть в 13-м, 3-м пехотном полках и английской батарее. Они должны развертывать идею примирения повстанцев с красноармейцами, которые продвигаются из-под Орла на Украину. Таким образом, повстанцы должны будут вливаться в красные полки — и только. Никакого террористического заговора над верхушкой махновщины не было, никакого отравления до настоящего момента не наблюдалось. Командир 13-го полка Дашкевич (бывший коммунист) сам следил за комячейками в 13-м полку и раньше требовал их удаления. Но мы это запрещали. 3-й Крымский пехотный полк стоял в г. Никополе и подчинялся 2-му корпусу. Полонский 11 ноября 1919 г. был штармом назначен начальником боевого участка 2-й линии фронта Никопольского направления, а коммунист Н. Бродский 15 ноября — начальником Никопольского гарнизона. За коммунистическую работу и халатность в отношении больных 25-го ноября они были отстранены от должностей и начгарнизоном был назначен эсер Шубин, а начбоеучастка Володин. Полонский оставался только комполка 3-го Крымского. Он с Бродским самовольно оставил полк и приехал в Екатери-нослав, не спросивши штарм, который за это в приказе от 30-го ноября объявил им строгий выговор.
Разумеется, полученные сведения о деятельности губпарткома большевиков и о Полонском держались в секрете. Дальнейшие события стали развиваться по описанному Голиком сценарию.
В Екатеринославе было большое совещание командиров, затянувшееся за полночь. После совещания Полонский пригласил Махно и еще несколько командиров и членов РВСовета к себе на квартиру, на ужин по случаю именин жены[784]. После ухода Полонского оставшиеся члены штаба повстановили: «Произвести обыск на квартире Полонского и задержать всех, кто там будет».
Вместо гостей к Полонскому пришла команда контрразведчиков, под руководством Семена Каретникова и арестовала Полонского, Вайнера, Бродского, Белочуба и жену Полонского. Были обнаружены вино и коньяк, которые отдали на анализ.
По заверению Махно и других, экспертиза установила наличие сильного яда в двух бутылках.
На квартире была устроена засада, которая арестовала пришедших туда Азархова, Семенченко, Иванова и Азотова, у которого нашли документы губпарткома, проливающие свет на это дело.
Около дома были арестованы еще человек десять подозрительных, которые оказались коммунистами[785].
Группа коммунистов требовала у Махно гласного суда над Полонским и остальными. Но Махно заявил, что военное командование вольно само распоряжаться судьбой изменников. Мои, Аршинова, Волина, Алого и Чубенко усилия остановить руку палача ни к чему не приводили. В самом штарме мнения разошлись. Некоторые поддерживали и требовали освобождения всех арестованных, особенно Белочуба и жены Полонского, которая недавно родила дочь[786]. Но гуляйпольцы настаивали на расстреле.
Контрразведка провела следствие, составила протокол и вынесла постановление, но за отсутствием полного текста привожу только некоторые строки из него, хотя описанный выше материал дополняет общую картину:
В нем говорилось:
«По постановлению военно-полевой контрразведки, утвержденному командирами Донецкого и 3-го Екатеринославского корпусов расстреляны приехавшие под видом болезни из Никополя: 1) командир 3-го Крымского повстанческого полка ныне Стального кавалерийского Полонский; 2) бывший большевистский инспектор, засевший в упомянутый полк и разлагающий движение, адъютант Полонского, подпоручик Семенченко; 3) бывший председатель большевистского трибунала при Екатеринославском полку, Вайнер и 4) сожительница Полонского — актриса, взявшая на себя обязанность отравить батьку Махно.
Основание расстрела: протокол контрразведки от 2 декабря 4 часа дня 1919 года».
В этом «основании расстрела»махновская контрразведка указывает такие преступления расстрелянных: «заметили, что Полонский окружил себя партийными коммунистами-большевиками, что-то тайно вырабатывает противное повстанчеству», при этом оказалось, что его «окружают коммунистические палачи», распинавшие махновскую дивизию в мае и июне месяцах 1919 г. Кроме того, обнаружили, что Полонский «посылал своего адъютанта подпоручика Семенченко по адресу, указанному и подписанному бывшим большевистским председателем трибунала Вайнером», в Москву с письмами для связи, в которых указывает, что полк, хотя и переименован в Повстанческий «но все такие же, как были, ждем сами знаете чего». Далее говорится, что все коммунисты не только хотели захватить власть в Никополе и подготовляли переход полка «в армию коммунистов-большевиков», но также решили уничтожить махновских командиров «и в первую очередь батьку Махно, смерть которого, по мнению заговорщиков, верна может быть только от руки женщины». Для убийства Махно «сожительница Полонского должна при первом удобном случае пригласить командира на вечеринку и отравить»[787].
Белочуб был освобожден, а Полонский, его жена, Семенченко, Вайнер и Бродский по дороге в контрразведку были расстреляны у Днепра А. Лепетченком, Василевским и С. Каретниковым.