Мы условливались даже, что ответ на приказ командования о выступлении махновской армии на польский фронт он должен вручить командиру, который придет нам на смену. И все это было в тоне, не внушавшем никаких подозрений...
Жуткая была ночь... Непролазная грязь, темень... Из города продолжают уходить группы махновцев, а кадры их, как голодные волки зимою, ходят, бродят в районе расположения батальона.
Задача батальона была нелегкая. Он должен был вести бой в городе тогда, когда мы будем прижимать остальные махновские части к городу с севера, а 41-я запирать им выход на юг. На нем лежали и задачи парализовать и прикончить махновский штаб. Люди были об этом предупреждены и шли на это рискованное предприятие спокойно и хладнокровно. Я был в батальоне уже по выходе всех других частей.
...Работа в городе продолжалась. Уже был набран и расклеивался приказ-воззвание к махновцам. В нем говорилось о предложении Советского командования Махно отправиться на польский фронт и об его отказе выполнить этот приказ.
Приказ кончался призывом к партизанам вступать в ряды Красной Армии, а Махно и, кто будет с ним, объявлялись изменниками революции, против которых будут приняты самые суровые меры...
Уже с ночи на участке с севера от Александровска началось. Тихо и спокойно, ничего не подозревая, спали махновцы в Павлово-Кичкасе. Бодрствовали лишь часовые, охранявшие пулеметную команду и артиллерийскую батарею. Тихо, бесшумно, разбившись на группы, кавалеристы из дивизиона тов. Нягу сняли часовых и обезоружили махновские отряды в двух-трех ближайших селах. Светало уже, когда пехотные части пошли в наступление. Закончив с разоружением, мы с кавдивизионом двинулись на город...
По шоссе, ведущему на Александровск, движется большая колонна махновцев; кавалеристов человек полтораста и пулеметных тачанок (1 пулеметный полк батьки Махно) около 60. Прислуги было меньше, чем пулеметов. Мы готовимся их встретить. Наши пулеметы располагаются так, чтобы весь отряд попал в огневую засаду, а в тыл махновцев выходит повернутый для этого 397 полк.
Мы загородили им дорогу и предложили сдать оружие. Махновцы крайне удивлены... Они только откуда-то прибыли, не знали всего, что творится в городе...
Долго рассказывать, хотя длилось это минуты. Надо было видеть как взрослые, видавшие виды люди, плакали как дети. Они не ждали такого конца... Как сейчас помню рослого, молодого кубанца. Он выхватил из кобуры револьвер и сказал: “Вот что, товарищ командир, либо сам пущу себе пулю, и тогда возьмешь коня, либо ты пусти, а живым коня и шашку не дам...”.
“Нет у нас таких разговоров, чтобы не вступать в Красную Армию, мы все, как один пойдем в ряды Красной Армии и батьку заставим, а коли не захочет, не батько он нам, голову свернем”, — взволнованно говорил другой.
И весь отряд, как один человек, твердили то же.
Отрядом командовал коммунист. Я с ним переговорил, и он заверил меня, что не может быть никаких сомнений в искренности отряда.
Я поверил, разрешив отряду двинуться в город.
Мы шли по пятам, и я рассчитывал, что пробка, которую должны были организовать части 41 дивизии, не даст проскочить этому отряду, а его настроение может ускорить развязку...
Я до сих пор уверен, что махновцы не хитрили. Нет, они были искренны, но, войдя в Александровск, они стихийно потянулись за своими частями, не застав их в городе...
В городе обстановка сложилась хуже, чем мы предполагали. 41 дивизия не проявила нужной энергии, и махновцам удалось проскользнуть на юг, в родные края...»[810].
Из Александровска в Гуляйполе Нестора Махно везли уже в тифозном бреду.
10-го января штарм занял Гуляйполе и готовился к обороне от нападения красных. Но усталость, апатия и тиф продолжали косить полки.
11-го января в Гуляйполе состоялось общее собрание комсостава, штарма и реввоенсовета.
Было решено: предоставить повстанцам месячный отпуск, усилить формирование новых частей и стремиться с Совправительством заключить военный союз для дальнейшей борьбы с белогвардейцами и Польшей, отстаивая независимость Таврии и Екатеринославщины. 1-й корпус разошелся по домам в Гуляйпольском районе, а 2-й ушел в Мариупольский и Бердянский уезды.
Все наши бронепоезда и артснабжение находилось в Хортице, лишенное всякой возможности перейти Кичкасский мост, или двинуться на Апостолово, где также был взорван Чертомлыцкий мост. Махно, уходя из Александровска, оставил эти боевые единицы на произвол, красные части взяли их себе.
10 января начальник артснабжения Данилов докладывал:
«В Хортице красные захватили шесть бронепоездов, 2 состава снарядов и расстреляли прислугу. Лонцову[811] удалось выхватить бронепоезд и три состава снарядов, с которыми прибыли сюда. Что нам делать?»
Вскоре в Никополь уже вошли красные войска, разоружая больных махновцев. Им достался бронепоезд Лонцова и три состава снарядов, без какого бы то ни было сопротивления. В самом городе находилось пятнадцать с лишним тысяч тифозных повстанцев. Красные назначили своего коменданта, какого-то П. Лебеду, который со своей командой разогнал нашу контрразведку и обезоружил больных. Наши командиры подвергались расстрелу, будь они больные или здоровые. Такое положение заставило нас бежать из города. Со мной была группа в семь человек (я, врач, Петренко, Данилов, Лонцов и два матроса), 12 января мы из Никополя отправились в Гуляйполе.
Проезжая селения: Знаменку, Днепровку, Балки, Попово, Копани, Вербовое, Петропавловку и Пологи я видел проходившие красные части на Крым. Они производили чистку махновщине, обезоруживая группы больных повстанцев, расстреливая командиров. Было жутко смотреть эту кровавую картину и хотелось кричать: «Остановитесь, безрассудные! Махновцы с вами!».
Нас укрывали крестьяне, и мы 19 января добрались благополучно до Гуляйполя.
Здесь стоял штарм. Махно болел тифом и уехал с охраной (15 чел.) в Дибривки. Положение было аховское, ибо армия окончательно парализована и разбрелась по домам. Штарм оставался без прикрытия. Реввоенсовет тоже разъехался по домам, а частью попал в плен красным. Культпросвета уже не существовало. В общем, махновщина как военная сила, окончательно прекратила свое существование.
В оперативном приказе 13 армии № 014 от 23 января 1920 года говорилось:
«...По данным политразведки в селе Гуляй-Поле стоит штаб Махно, располагающий около 1 000 штыков при 12 орудиях. Главные силы Махно разошлись по домам... Сам Махно в Гуляй-Поле и по сведениям болен или умер. Среди главарей из штаба Махно полная растерянность. Для ликвидации в кратчайший срок штаба и банд Махно начдивам 42-й и Эстонской приказываю самым энергичным образом очистить район Гуляй-Поле, разоружить банды. Всех захваченных махновцев препроводить в гор. Александровск. Приказываю: а) 42-й дивизии охватить район Гуляй-Поля с севера и востока, б) Эстонской дивизии — с юга и запада...»[812].
А 26 января командование Эстонской дивизии сообщило командующим 13-й армией и Юго-Западным фронтом: «... По пути наступления и следования Эстонской дивизии, ни одного махновского отряда не было оставлено, а были ликвидированы сразу же... 1-я Эстбригада до Орехова имеет сто пятьдесят пленных махновцев, в том числе один командир полка...»[813]
Среди пленных был родной брат Махно — Григорий[814] и А. Лепетченко, которые тут же были расстреляны.
Штаб ушел в подполье, а я уехал в Новоспасовку.
На ст. Цареконстантиновка мне встретился разведчик Миша, которого в начале декабря я посылал в Москву для информации о наших успехах в тылу Деникина. В настоящее время он был разведчиком штаба 13-й армии. Он отдал мне собственный мандат, с которым свободно можно было передвигаться по всей советской стране. И сообщил о приказе Реввоенсовета о ликвидации повстанчества.
— Скажи, Миша, зачем расстреливают повстанцев? Ведь они примирились с Советской властью, — спросил я у него.
— Это имеет свою историю. Вот на, почитай, и сам убедишься, — ответил он, протягивая мне приказ предреввоенсовета Л. Троцкого. — Кроме того, 9-го января Украинское правительство махновщину объявило вне закона. Поэтому войсковые части имеют приказ. Есть, правда, постановление ВЦИК об отмене расстрелов, но это, наверное, не для повстанцев. Я тебе там дал, на досуге почитаешь.
Мы расстались. В Новоспасовке я нашел штаб 2-го Азовского корпуса разгромленным. Некоторые командиры были уже расстреляны, а другие бежали в подполье.
Что такое красный террор? Ошибка или орудие пролетарской защиты, вызванное обстоятельствами военного времени? — думал я, скрываясь на хуторе от преследования красных карательных отрядов. Чем это вызвано против махновщины, которая, в силу классовых идеологических противоречий, без вооруженной борьбы разложилась навсегда и перешла на сторону Советской власти? Мне не давал покоя приказ Троцкого!
«Приказ Реввоенсовета Республики о мерах по борьбе с партизанщиной в Красной Армии. 11 декабря 1919 г. г. Москва № 180 Секретно
Армии Южфронта все больше входят в область украинского партизанства. Практическая политика в отношении партизанства и добровольчества получает огромное значение: от нее зависит не только наша победа над Деникиным, но и вся дальнейшая судьба советского режима на Украине. Необходимо немедленно же принять ряд мер, которые исключили бы возможность повторения тех явлений, которые погубили Советскую Украину в прошлый раз.
1. Необходимо прежде всего обезопасить красные полки, продвигающиеся по Украине, от заражения партизанством и махновщиной. С этой целью: а) вести широкую устную и печатную агитацию, выясняющую преимущества правильной армии над повстанческими отрядами, использовав примеры прошлого для выяснения предательской роли махновцев и махновщины; б) очищать вступающие на Украину части от недисциплинированных и склонных к партизанству комиссаров, командиров и членов коммунистических ячеек; в) принимать все необходимые меры к тому, чтобы красноармейцы украинского происхождения не имели возможности уходить из частей в свои села, тем более с оружием; г) поднять вообще дисциплину в частях, ведя суровую борьбу со всеми проявлениями бандитизма и произвола.
2. Категорически воспретить командирам и комиссарам действующих частей принимать непосредственно в состав последних добровольцев одиночками или группами. Все добровольцы должны отправиться в тыл и включаться в состав запасных частей армии или флота. За нарушение этого приказа комиссары и командиры должны привлекаться к суровой ответственности.
3. Особому отделу совместно с политотделом выслать вперед в район действия повстанцев значительное число своих агентов из надежных, преданных и тактичных работников. Этим товарищам войти в состав партизанских отрядов для того, чтобы изнутри ознакомиться всесторонне с характером каждого отряда и взаимоотношением в нем отдельных групп и лиц. Этим агентам со всей необходимой осторожностью вести в партизанском отряде агитацию, поясняющую преимущества регулярных частей над отрядом.
4. Принять за твердое правило, что партизанский отряд перестает быть боевой частью после того, как он оказывается по сю сторону линии неприятельского фронта и входит в непосредственное соприкосновение с нашими частями. С этого момента он становится только материалом для переработки, с каковой целью отводится в наш тыл и передается Управлению формирований (негодные элементы изгоняются, командный состав обновляется, вводится необходимое число коммунистов, обучение производится с необходимой энергией).
Отдельным, наиболее боевым отрядам может быть предоставлено право снова проникнуть в тыл противника.
Ни в каком случае партизанским отрядам как таковым не может быть предоставлено право сражаться в частях Красной Армии.
5. Отношение наших командиров и комиссаров к партизанским отрядам должно сочетать в себе непреклонную твердость с величайшим тактом: а) Для полного подчинения себе отрядов необходимо опираться на заранее посланных в состав отрядов агентов (пункт 3), а также на лучшие элементы, которые этими агентами будут вокруг себя объединены. б) С момента нашего соприкосновения с отрядом агитация за подчинение его регулярной системе должна сразу принять широкий характер. в) Никакого снабжения до полного подчинения нашему командованию партизанский отряд не должен получать. г) Наиболее заслуженные и дисциплинированные партизаны могут и должны быть награждены боевыми подарками, а также и орденом Красного Знамени. д) Негодные элементы должны исключаться из части, переводиться в штрафные роты, в тыловое ополчение или передаваться в руки военных трибуналов.
6. В том случае, когда пришедший с нами в соприкосновение партизанский отряд отказывается подчиниться порядку, проявляет разнузданность и своеволие, грабит местное население или пытается поднять смуту в регулярных частях, этот отряд должен быть подвергнут беспощадной каре. Наше ответственное командование должно в таком случае строго и точно рассчитать удар. Причины расправы должны быть ясны и понятны каждому крестьянину, рабочему и красноармейцу. Соответственный приказ разъяснительного характера должен быть заранее своевременно отпечатан в соответственном количестве экземпляров. Для учинения расправы должны быть назначены вполне и безусловно надежные части. Разоружение, следствие и расправа должны совершаться в кратчайший срок, по возможности не больше 24 часов. Самой строгой каре подвергать командный состав и кулацкие верхи отряда.
7. Ввиду того, что партизанские отряды на Украине легко возникают и исчезают, растворяясь в массе вооруженного крестьянского населения, основным условием успеха борьбы с партизанством является безусловное и поголовное разоружение деревенского населения. Эта работа, имеющая огромное значение, должна проводиться со строгой планомерностью. Каждая армия обязуется в районе своих действий обезоружить население при помощи всех средств, какие имеются в ее распоряжении (агитация, агентурная разведка, оплата сдаваемого оружия деньгами и натурой, повальные обыски, штрафы деньгами и натурой, круговая порука, система заложников, расстрел виновников и проч., и проч.)...
Командиры и комиссары отдельных частей, руководствуясь заботой о наиболее быстром пополнении своих рядов, нередко склонны нарушать запреты, подобные настоящему. В то же время, толкаемые законным боевым самолюбием вперед, они слишком часто не принимают необходимых мер по обеспечению тыла. Наблюдение за фактическим и неуклонным проведением указанных здесь мер возлагается поэтому целиком на высшие органы фронтового и армейского управления. Руководясь соответственными указаниями правительства, Реввоенсовет Республики приказывает занимать территорию лишь в тех случаях и тех пределах, когда имеется достаточная сила для того, чтобы очистить эту территорию от всех проявлений анархии и бандитизма и обеспечить на ней твердую Советскую власть и правильную военную организацию.