И это правильно!
Сюда заглянет Галя Ключникова, и мы с ней вместе перейдем напротив, чтобы попасть в зону действия вулканического темперамента Александра Ивановича Дикусара - тогда кандидата, а теперь уже давно доктора химических наук. Он будет заразительно хохотать, громко, радостно и темпераментно что-нибудь интересное рассказывать. Все окружающее попадет под его обаяние, доброту, образованность и подлинную, наследственную интеллигентность. Уйти от него нельзя. Но и оставаться невозможно! Поздороваемся с Иркой Ивановой-Шекун, Юрой Энгельгартом, Володей Петренко, и другими, кто мог в этот момент здесь оказаться, и, пройдя мимо Патентного отдела, в котором сидят Раиса Захаровна Факторович, Норика Мыцу и Таня Ефанова, проберемся в соседнюю комнату - к Паршутину.
Впрочем, его там, конечно, нет, - он стоит у первой лестницы и курит в неплохой компании: Петр Иванович Хаджи, Мирча Илларионович Шмиглюк, кто-то еще, из числа проходивших мимо. (А в комнате Паршутина остался в одиночестве угрюмый, неразговорчивый человек по фамилии Береза.)
Площадка, где они курят, для меня - и многих других - относится, если не к святыням, то уж особо памятным местам, как минимум. Вообще, для всех сотрудников Института эта часть коридора сродни рыночной площади перед городской ратушей в средневековом городе, поскольку именно здесь находится Дирекция ИПФ АН МССР.
Во время оно здесь, в дирекции, восседал Борис Романович Лазаренко, а после его смерти - Мирча Кириллович Болога.
Научную квалификацию доктора технических наук, члена-корреспондента АН МССР М.К. Бологи народное мнение ставило гораздо ниже, нежели упомянутого С.И. Радауцана, коего ранее мы обозначили как плохо успевающего студента. Бологу молва уверенно определяла как провинциального пэтэушника. (ПТУ - профессионально-техническое училище, техникум.)
Не берусь судить, в какой степени это справедливо - мне лично никогда не приходилось не только обсуждать с Мирчей Кирилловичем какие-либо научные проблемы, но и присутствовать при таких обсуждениях. Приведу, впрочем, случай, когда один злопыхатель из числа сотрудников "лаборатории Бологи", выйдя из кабинета Мирчи Кирилловича не удержался и шепотом рассказал случайным собеседникам: "И он еще считает себя ученым! Теплофизиком!! Загляните сами в его кабинет: все кондиционеры включены, а окна нараспашку! И этот дурак еще жалуется: какая, мол, сегодня жара - даже кондиционеры не помогают!!!"
Любой директор по определению является объектом домыслов и пересудов. Мирча Кириллович не являлся исключением и давал для любителей-директороведов немало поводов для перемывания костей.
Среди стандартных тем, - сребролюбие Мирчи Кирилловича. Размер его зарплаты был, в общем, известен - в советские времена зарплаты были стандартизованы и легко вычисляемы, а вот размер его дополнительных доходов, получаемых, опять же, из кассы института, являлся предметом регулярных недоброкачественных исследований, слухов и наветов. Поговаривали, что он, и группа особо приближенных лиц регулярно получают огромные премии за "экономию фонда заработной платы". Смысл и способы "экономии" научные сотрудники понять не могли, поэтому полагали, что экономить в условиях планового бюджетного финансирования можно только одним способом: не отдать несчастным научным сотрудникам положенного по закону. Поговаривали о каких-то манипуляциях с доходами от распространения журнала "Электронная обработка материалов", главным редактором которого числился М.К. Болога. Подвергалась критической оценке и кадровая политика, проводимая директором. Если бы в те времена уже применялось слово "рейтинг", сказали бы, что, пристроив одного своего тупого и малограмотного родственника в Институт, да еще не рядовым слесарем, а в "руководящее звено", Мирча Кириллович, безусловно, свой рейтинг существенно понизил. Впрочем, теперь все это неважно.
В Дирекции сиживали и другие люди - Юрий Николаевич Пауков, многолетний заместитель директора Института, кандидат технических наук. Он происходил из хорошо известной в среде кишиневской интеллигенции семьи, - его отец был партийным работником, а мать - Виктория Анисимовна Паукова - на протяжении многих лет преподавала Историю КПСС в Кишиневском Госуниверситете, снискав любовь и уважение многих поколений студентов.
Бывал там и заместитель директора по хозяйственно части, человек с замечательной фамилией Тронь. За невозможность добиться от него хоть чего-нибудь, и постоянные ссылки на то, что "он ничего не решает - идите к Мирче Кирилловичу", его, разумеется, прозвали "Не-тронь".
Кроме того, там были секретари и помощники, сменявшие друг друга с течением лет.
Но самое для меня памятное место на втором этаже, это, конечно торцевая часть, где находился Отдел теории полупроводников и квантовой электроники Святослава Анатольевича Москаленко, в котором я проходил аспирантуру.
"... блажен, кому с друзьями
Свою весну пропировать дано,
Кто видит мир туманными глазами,
И любит жизнь за песни и вино".
Н. Языков
В аспирантуру я поступил сначала на заочное отделение, продолжая отрабатывать распределение на кафедре оптики и спектроскопии Кишиневского госуниверситета. Спустя год, пришлось обмануть заведующего кафедрой Валерия Петровича Мушинского: пока он был в отпуске, я сам себя уволил и перевелся на очное обучение. (Если бы этого не было сделано, то, конечно, никакой диссертации тоже не появилось: в течение первого года заочной аспирантуры я не то что не приступил к исследованиям - я даже не смог ни разу встретиться со своим научным руководителем П.И. Хаджи. Ибо Мушинский был не просто строг, - это был тиран: уйти с кафедры в рабочее время я не мог никуда и никогда. Впрочем, я сам, видимо, был еще слишком послушным и прилежным.)
Впечатления от аспирантуры начинаются с посещения еще одной комнаты, относящейся к Отделу Святослава Анатольевича и знакомства с ее обитателями. Эта комната находилась на четвертом этаже, куда мы еще поднимемся, а сейчас - для полноты описания Отдела, забежим вперед. В ней в те времена сидели: кандидат физико-математических наук Владимир Алексеевич Синяк (далее Сеня), младший научный сотрудник, Анатолий Харлампиевич Ротару (далее Ройтман) и еще два аспиранта - Профир Бардецкий и Костя Петрашку
Итак, начало сентября 1977 года, мой первый день в аспирантуре. В этот день сотрудников института и аспирантов, как это довольно часто практиковалось в те годы, послали на весь день в колхоз - на уборку кукурузы.
Пить начали сразу, как прибыли на место. Опытные работники Академии наук поехали не с пустыми руками. Да и, кроме этого, прикупали у крестьян. Работу нам поручили интеллигентную: очищать кукурузные початки от листьев. Хозяйственный Толя Ротару наполнил с нашим участием большой портфель очищенными зернами. Мотивировал он этот поступок безупречным утверждением: если кур кормить кукурузой, то и яйца и мясо будут гораздо вкуснее. А, поскольку жил он "в частном секторе", то куры у его родителей действительно были, значит, брал он для себя, а не на продажу, что, безусловно, возвышало моральную оценку поступка.
В течение того дня я со многими познакомился, а с теми, кого уже знал, - сдружился потеснее.
На обратном пути - в кузове грузовика - мне было поручено держать за ноги парня, уже отрубившегося. Его положили на скамью вдоль борта и, чтоб он не свалился, надо было придерживать. При этом Толя Ротару сказал мне: "Смотри, держи его хорошо, он сын профессора!". Я тоже был сыном профессора, но промолчал. К концу поездки этот парень очухался, и мы продолжили пьянку в пивбаре. Этим парнем оказался Александр Валентинович Белоусов (далее Кеша), ставший очень близким моим другом, чья ранняя смерть в 1999 году подтолкнула меня к этим, в частности, воспоминаниям.
Но тогда еще все были живехоньки.
Пили в тот день много - до позднего вечера.
Домой я, все-таки, пришел сам, без приключений и проблем. Я тогда жил вдвоем со своей мамой, но она, слава Богу, моего состояния не заметила. Тихо залег спать, а к полудню следующего дня был уже совсем здоров - такова сила молодости. Пошел в институт, где бойцы вспоминали минувший день и нетерпеливо готовились продолжить. Дисциплиной в те времена никто не пренебрегал, так что надо было дождаться конца рабочего дня. После этого компанией, ставшей впоследствии очень дружным отрядом друзей-собутыльников, мы, ведомые нашим лидером - Володей Синяком, называемым всеми Сеней, - направились "к Лямурову". Это тоже пивной бар, но не тот, в котором мы разминались вчера. "Лямуров" располагался в подвале одного из жилых домов в районе телецентра и был очень популярен у работников киностудии "Молдова-филм" и Гостелерадио, расположенных по близости.
Здесь уже состоялось мое настоящее боевое крещение.
Взяли по кружке пива. Уже допивая свою, я заметил, что Сеня внимательно за мной следит. Только я поставил пустую кружку на стойку, как Сеня достал откуда-то поллитровку перцовки и, вертикально опрокинув, перелил ее в мою кружку. На поверхности перцовки плавал островок пивной пены, поднявшейся со дна и отошедшей от стенок. "Теперь давай до дна, не отрываясь! Сможешь? - таков был Сенин приказ, и я не мог ударить лицом в грязь. Его обаяние, желание понравиться ему и остальным замечательным людям, стать для них "своим" - все это было сильнее инстинкта самосохранения, и я выпил. Все, до конца и не отрываясь. Потом пошла обычная пьянка, объем и содержание которой я описывать не буду.
Как видите, пока я не умер.
Последующие два года в аспирантуре проходили на фоне непрекращающегося пьянства, однако, сопровождались обретением настоящих друзей и интересными знакомствами.
Наша компания тех лет: уже упомянутые Сеня и Кеша, Ройтман, Лева (кандидат физико-математических наук, ученый секретарь института математики Владимир Иванович Левченко) и я. Впоследствии в наш коллектив влился двоюродный брат Кеши - Игорь Белоусов, получивший тогда кличку "молодой".
Сеня казался мне "главным". Он был молодым кандидатом наук, окончившим несколько лет назад аспирантуру в Киеве. Невысокого роста, сухощавый, обаятельный, носивший черную бороду-эспаньолку, Сеня производил на меня впечатление романтического героя-физика шестидесятых, которому ведомы и таежные тропы, и горы, и гитара у костра, который надежен, весел и смел. Мне очень хотелось стать его другом, и это произошло.
В теплое время года мы в конце рабочего дня ходили "на природу".
Часов с пяти начинался поиск средств и сколачивание коалиции. До шести часов пятнадцати минут все оставались на рабочих местах. Потом дружно уходили, обсуждая место, куда пойдем сегодня.
Возможны были следующие варианты.
"В овраг".
Если пройти по Академической до конца, упрешься в глубокий овраг. Он же - "рыпа". Точнее, это не овраг, а целая долина между холмами. Налево за углом - продовольственный магазин, где можно было все закупить. Справа за оградой - комплекс Лечсанупра, на другой стороне "рыпы" - вершина следующего холма. За ним - огромная котловина парка "Комсомольское озеро". Обычно мы оказывались на противоположном склоне среди молодых сосен. Отсюда открывался отличный вид на окрестности, и бдительный Сеня мог заранее заметить опасность в лице милиции, следившей за общественным порядком.
Дальше все разворачивалось по более или менее стандартному сценарию. Откупоривались бутылки. Я всегда тяготел к сухим винам, Сеня - к крепленым или к водке. Кеша, поспорив, соглашался с Сеней. Всегда, разумеется, имелась и какая-нибудь закуска: хлеб, консервы, колбаса...
Когда всё выпивали - шли добавлять. Взяв еще, не всегда возвращались на то же место. Иногда тянуло на приключения и продолжение праздника в новом месте. Поэтому продолжим описание основных "точек" на природе.
"Сибирь", или "Россия".
Для этого надо было отъехать на автобусе далеко за Телецентр - туда, где впоследствии построили Автовокзал, затем довольно долго идти перелесками. В конце концов, мы оказывались в некоей лесополосе, напоминающей среднерусскую природу. Отсюда и название. С учетом отдаленности от магазинов мы набирали побольше, но, как правило, все равно не хватало. Тогда возвращались к цивилизации, снова закупали и шли куда-нибудь еще.
"Комсомольское озеро".
Место общеизвестное, но я позволю себе сделать некоторые уточнения. Мы располагались по-над озером со стороны улицы Новосибирской, Тюменской и иже с ними. Там, где сейчас понастроили коттеджей самые богатые "новые молдавские". А тогда там был огромный пустырь, обрывавшийся вниз к озеру. Мы садились на травку, и перед нами открывалась величественная панорама Комсомольского озера и Боюкан.
Здесь мы однажды встретили замечательного человека и хорошего физика Евгения Васильевича Витиу и провели чудесный вечер в разговорах, решении хитрых физических задачек, знатоком и любителем которых является Евгений Васильевич, ну и, конечно, все это сопровождалось совместным распитием спиртных напитков.
"На Амурской".
Это место можно лишь условно отнести к "природе", поскольку мы посещали нормальный частный дом с садом и огородом, расположенный на улице Амурская. Там жила Кешина бабушка. После ее смерти здесь поселился Игорек с женой, построив себе новый домик. В последние годы эта точка стала основной. Здесь же мы и поминали Кешу в день его похорон.
На этом описание мест, называемых "на природе", я временно приостанавливаю. Знающий предмет читатель заметил, что все описанные места расположены в одном районе. Эта экономико-географическая замкнутость, близкая к автаркии, была характерна для мироощущения Сени. Он всегда боялся попасть в лапы милиционерам, - это называлось "залететь". Хотя, случалось, и попадал. Тогда возникала задача "перехватить телегу" - из медвытрезвителя на работу направлялись материалы. Их можно было успеть выкрасть из канцелярии, если первым и регулярно просматривать институтскую почту.
Кроме того, Сеня только в этом районе чувствовал себя уверенно, - здесь он знал все ходы и выходы.