Неделя пронеслась в заботах с утра и до вечера. Замок пришлось отмывать с верху до низу, а на то, чтоб держать кухню в должной чистоте, наняли еще двух служанок.
Справедливо рассудив, что на мои нововведения нужны будут золотые, я принялась прикидывать, какие из знаний моего мира принесут их побыстрее. Идея пришла, когда я собиралась ехать в город к стеклодувам, заказывать утварь для лаборатории алхимика. Из города я вернулась с подмастерьем, которому пора было выпускаться в мастера, и с заготовками для собственной стеклодувной мастерской. Мастерская при замке сделает мне все, что нужно, для моих целей. Но главное, хрусталя в этом мире еще не знали. Уверена, что деньги потекут рекой. Но продавать хрусталь придется для начала за границу, иначе король, который и так точит зуб на наше графство, приберет дело к рукам.
Я записывала все, что могла вспомнить, многое — на будущее. Я стала носить с собой сшитые в тетрадь листы бумаги и свинцовый карандаш, чтоб не потерять ничего из всплывающего в памяти. Прочное джинсовое плетение, английские булавки, плоские пуговицы, консервация — все это было достаточно просто произвести с имеющимися технологиями. Как только поставлю лабораторию, займусь восстановлением рецепта спичек.
Не желая отбирать кусок хлеба у приютских вязальщиц я договорилась с Арденом весной перевезти приют в наши земли, чтобы основать здесь вязальную мастерскую. Тащить сорок детей по холоду в многодневную дорогу было бы неразумно.
Я торопилась решить хотя бы самые острые проблемы здоровья, но на каждом шагу встречала сопротивление. Зубными щетками в замке пока пользовались только двое — я и Арден.
Разговоры со знахарками и повитухами ни к чему не привели — бабки уперлись насмерть. Они, конечно, для виду покивали, не перечить же графине, но видно было, что методы лечения и родовспоможения здесь так и останутся прежними. А я не могла терять людей только потому, что местные эскулапы привыкли лезть внурь организма теми же руками, которыми только что пололи грядку. Целый день я рассказывала Ардену, как устроено здравоохранение в моем мире, и какая будет польза от больницы с роддомом. Наймем пару молодых лекарей, пусть без опыта, но открытых к новым знаниям. Как обучу, можно будет им шприц "изобрести". Пока они не знают простейших методов обеззараживания, это чревато. И за пеницилин, похоже, придется взяться. До полноценных антибиотиков этому миру еще далеко, но надо же с чего-то начинать.
Проблему подростковых беременностей, от которых взлетает материнская смертность, мой муж решил со свойственной ему прямолинейностью: "Прикажу, что если кто-нибудь обрюхатит девку, которая еще не созрела, тому двадцать плетей". Человек будущего внутри меня дернулся, но я заставила его замолчать. Это другой мир, и методы тут другие. Лучше поротая спина недоумка, чем умирающая в родах девочка.
Битву за всеобщее начальное обучение я пока не выиграла, но решила — пусть прочие нововведения дадут свои плоды. Когда пойдут деньги от моих "изобретений", тогда можно будет поговорить и о школах для всех.
Моими стараниями все молоденькие служанки принялись шить себе панталоны, стоило однажды собрать девушек вместе и показать крой. Через год-другой устрою аристократии модную революцию, чтоб не таскали на себе килограммы ткани. Я присматривалась к девушкам, кто ловчее шьет — заведу свой цех и вывезу в город сразу партию новых штучек на любой кошелек.
За неделю я ни разу не спала в женской спальне, устраиваясь под боком у мужа, но испуганный первой ночью Арден не трогал меня, только прижимал к себе, обнимая по ночам. Зато по вечерам он уводил меня то на балкон, то на верх стены, то в одну из башен, где под крышей обзорная площадка, и мы пили вино на закате, таскали из корзинки прихваченные с кухни сладости или просто болтали и целовались. Казалось, Арден старается наверстать все те годы, когда он закрывался от романтики, от чувств, от любви.
За всеми хлопотами я не сразу поняла, на что намекает Арден, советуя мне сегодня не загружаться делами, а хорошенько отдохнуть. К вечеру я все-таки сообразила.
Мои платья стараниями Питы были вычищены, постираны и вывешены в отдельной гардеробной. Вымывшись вечером в лохани я попросила Питу принести синее платье, которое я привезла с собой. Камеристка удивилась, но приказание выполнила. Шелковая камиза приятно струилась по телу. Я попросила Питу не зашнуровывать платье сзади полностью, а скрепить края бантом через две петли чуть ниже лопаток. Волосы мне Пита уложила довольно свободно, на три шпильки. Отпустив девушку, я прислушивалась, что происходит за дверью в спальне мужа. Наконец, раздалось немелодичное пение — муж ушел в "ванную". Прокравшись к нему в комнату, я добралась до маски Сапфировой Бабочки, которую он хранил на столике, надела ее и уселась в кресло.
Выйдя из "ванной", облаченный в легкие штаны Арден замер. Я оставила гореть лишь две свечи. В полумраке Арден двинулся ко мне хищной походкой и хриплым голосом проговорил: — Леди Бабочка, позвольте пригласить вас на танец.
Я подала ему руку, и мы сделали несколько шагов. Прижав меня к "кубикам", муж нашарил на спине шнуровку, потянул за конец и обнаружил, что платье распахнулось на спине от одного движения. Это стало последней каплей. С рычанием лорд Вепрь содрал с меня шелка и бархат, и я бабочкой полетела на кровать.