Уже через неделю стало ясно, что леди Лилибет родилась не в свое время и не в своем месте. Ей стоило бы появиться на свет на Земле в конце двадцатого века, а лучше — в двадцать первом, когда фармакология шагнула далеко вперед. Но увы, я не обладала ни нужными знаниями, ни аппаратурой, чтобы сделать для нее лекарства от известного и широко описанного в моем мире недуга. У леди Лилибет были "светлые" дни и дни "черные".
В "светлый" день леди Лилибет просыпалась, улыбаясь солнечному дню, а если день был не совсем солнечный или совсем не солнечный, супруга бургомистра выходила к завтраку с намерением раскрасить этот мир в самые радужные тона. После завтрака мы навещали кого-нибудь из ее подруг, а затем шли по лавкам. Леди скупала ворох всякой всячины от статуэток и настенных подсвечников до невозможных бантов и брошей. Я тоже не могла избежать ее хорошего настроения. В первый же "светлый" день у меня появилась пара действительно прекрасных серег с сапфирами.
После "светлого" дня нас ожидали трое суток штиля, а дальше следовал "черный" день. Леди Трикат вставала весьма не в духе. Бургомистр уходил на службу, едва солнце показывалось над горизонтом. Полагаю, зимой он убегает затемно. Слуги старались не казать носу в господскую часть дома зазря. Компаньонка, которая была обязана присутствовать при леди неотлучно, принимала на себя весь удар.
В первый "черный" день я едва ли не пожалела о том, что мне выдали вторую жизнь. — Милочка, кто вас учил манерам? Вилку следует класть ровнее, когда вы возвращаете ее на стол, чтобы потянуться за бокалом. Отпивать нужно один глоточек, не больше. Ах, что сегодня за день, как я буду гулять, если солнце режет глаза!
К счастью, визитов в этот день леди не делала, она вообще не желала выходить из дома. Она желала лежать на софе, страдать и шпынять прислугу, к которой она причисляла в "черные" дни и меня.
После обеда, который хотелось отдать потусторонним тварям, и желательно, чтоб забрали и меня впридачу, леди приказала дать три розги горничной, дала пощечину камеристке, а мне велела искать в библиотеке книгу по светскому этикету и до завтра выучить первые три главы. Сама же вернулась на софу.
Шепотом я послала служанку в ближайшую лавку, которая торговала дорогими иноземными товарами, за "чекулатом" — так здесь называли порошок какао. Он не пользовался популярностью, поскольку его пытались разводить холодной водой и пить без добавок. Я собственноручно сделала горячий шоколад и положила туда ложку меда. Что же делать, если они еще не придумали, как вытягивать сахар из свеклы, а где тут растет сахарный тростник и растет ли, неизвестно.
Я рискнула приблизиться к ворчащей леди с подносом, где лежали булочки и стояла чашка темного питья. — Что это вы мне принесли? Разве я просила? Вы, наверно, хотите, чтобы я объелась до заворота кишок. Что за коричневая жижа, откуда вы это взяли? — О, это очень редкий напиток, во всем Броке он есть только в одной лавке. — Небось, не пьет никто эту дрянь, вот и не продают.
Но попробовать она решилась. Пожевав губами, леди выпила полчашки и молча уничтожила булочку. Спустя четверть часа чашка опустела, леди поднялась с софы и бросила мне: — Пошли прислугу в ту лавку, чтоб скупили все, что у них есть. И загляни к книжнику, посмотри, может быть, привезли что-нибудь новое. — Да, конечно, — я сделала реверанс, перевела дух и убежала.
Пожалуй, можно обойтись и без фармакологии.
Через четыре дня, когда леди поднялась на гребень "светлого" дня, она зашла к модистке заказать платья на новый сезон и потребовала, чтобы мне показали что-нибудь из готового — она хочет сделать подарок, который тут же подгонят под мою фигуру. — Нет, нет, унесите этот серый кошмар! — закричала леди Трикат, когда помощница появилась с ворохом серых и коричневых нарядов, как две капли воды похожих на мой. — У девочки должно быть что-то для радости!
Мне предоставили выбор из четырех бальных платьев. Отказаться было невозможно — я рисковала закончить "светлый" день леди раньше, чем ожидалось по расписанию. Фуксия была для меня слишком яркой, цыплячий желтый и розовый делали из меня наивную простушку, но над четвертым платьем я и правда замерла от восторга. Синяя шелковая юбка глубокого цвета начиналась чуть выше талии и была украшена широкой тесьмой по подолу. Бархатный лиф того же цвета, что и юбка, обладал вырезом на полторы ладони — все еще приличным, который ничего не открывал, но будил воображение. Несмотря на то, что повседневные платья уже перешли на мелкие пуговицы, парадные все еще шнуровались на спине из-за более жесткого лифа. Рукава состояли из двух частей, привязываясь завязками, а на плечах, на локтях и на запястьях выглядывала шелковая камиза. К платью прилагалась сеточка для волос того же синего цвета. Я примерила набор, и леди захлопала в ладоши: — Милочка, вы прелестны, прелестны! Берем!
Помощницы модистки отметили, где нужно убрать длину, а где чуть сузить талию, и пообещали прислать платье уже завтра. Очень хорошо, что завтра. Я, конечно, шепну поварихе, что в "черный" день за завтраком нужно подать горячий "чекулат", но уверенности, что он будет действовать всегда, у меня нет. А платье было бы жалко.
Учебник по этикету я все же нашла. Пересказывать главы от меня пока никто не требовал, и я изучала его не торопясь, стараясь запомнить все нюансы, за что удосужилась похвалы в один из дней "штиля". — Милочка, вы делаете успехи. Вот что значит — вовремя поданный правильный совет! А знаете, я хочу подшутить над нашим светом. Через две недели бургомистр устраивает карнавал. Я хочу, чтобы вы участвовали! Под маской вас никто не узнает, и посмотрим, опознают ли они неблагородную даму или же решат, что вы — одна из нас? — Леди Лилибет, я не против поучаствовать в вашем розыгрыше, но мне кажется, что раскрывать эту шутку, даже если она удастся, не стоит. Свет невзлюбит вас и возненавидит меня. А если же они что-то заподозрят, то пойдут самые грязные слухи. — О, вы правы. Вы останетесь в маске до конца, а мы посмеемся в узком семейном кругу. Да-да, вы правы. Если вы очаруете кого-нибудь из кавалеров, и они будут осаждать меня с просьбами раскрыть имя незнакомки, я буду просто счастлива! А знаете… Если нам удастся наша проказа, я вознагражу вас десятком золотых! — Благодарю вас, леди Лилибет, — улыбнулась я.
Золотые — это прекрасно. Это поможет мне сохранить чуть больше нервов и от близости графства Торк, и от "черных" дней леди Трикат.
Назавтра леди Лилибет посадила меня писать приглашения. К счастью, она предупредила меня за завтраком, и я успела подсмотреть в книге по этикету, как пишутся подобные тексты. Как хорошо, что я уже поднаторела во владении пером. Начали с составления списка. Леди рассуждала вслух: — У Маркатов взрослые сыновья, укажи, чтоб пришли непременно с ними. Но они дружны с Верками, у тех сын и дочь, придется звать. Впрочем, дочь не очень умна. Но нам нужны и другие девушки, иначе моя задумка станет слишком очевидной. Фредвачи родня Фолово, и придется звать обе семьи, но так поступать неразумно. До того, как стать леди Фолово, всего два года назад, она была дамой полусвета и мистресс лорда Триката, а скандалы мне ни к чему. Нет, этих вычеркиваем.
Я едва удержала лицо.
— К тому же, — продолжала леди ровным голосом, — до сих пор ее появление в светских гостиных весьма спорно. Дальше… Лорд Рисентан два года назад был связан со скандалом, когда соблазнил дочь Горвардов и отказался жениться, но нашел, а может, нанял еще двух ее любовников и обелил себя. Впрочем, нет, если он примется за старое, тень падет и на нас. Тебе же его внимание совершенно излишне. Запиши леди Сак, у нее дочь, но в ее доме живет племянник. Оба нам пригодятся.
Леди Лилибет продолжала называть имена, я записывала, но думала про себя, что этот мир снова раскрывает мне не лучшие свои стороны.
Следующий "черный" день прошел не в пример спокойнее благодаря вовремя поданному горячему шоколаду. Прислуга связала одно с другим — люди вообще очень быстро соображают, когда дело касается целостности собственной задницы — и вся дюжина слуг пообещала просить за меня Небесных родителей.
Решив ковать железо, пока горячо, я навестила кухню и сообщила слугам, что если хорошо вымывать кухонные приборы после сырого, а руки — всегда при обращении с продуктами, то состояние леди Лилибет можно еще улучшить. Между прочим, ни разу не соврала — глисты и диаррея ни разу хорошему настроению не способствуют.
В "светлый" день я вздохнула, что не уверена, смогу ли танцевать на маскараде, и уже вечером к нам пришел учитель танцев. На четвертом занятии я шепнула, что завтра лучше сказаться больным, и "черный" день прошел без потерь.
Я посетила лавку с притираниями, ароматическими маслами и средствами для смягчения кожи в поисках чего-то, что могло бы изменить оттенок волос. В лавке я нашла отвар из шафрана и чистотела, который придаст легкий золотистый налет, достаточно заметный, чтоб никто не подумал "а ведь волосы у нее, как у леди Лизток". Туфли леди Лилибет нашла среди своих — у нас, по счастью, оказалась одна нога.
Мне выдали три золотых и велели позаботиться о маске. Посмотрев на платье, я уже знала, кем я хочу быть. В восемнадцать лет еще можно позволить себе беззаботно порхать. Этот возраст так быстро проходит! В прошлой жизни он попал на тусклые годы, когда вместо "порхать" занимались "достать". Здесь моя жизнь тоже не располагает к увеселениям, но хоть один вечер я могу себе позволить забыть о горестях, о графстве Торк и о жестоком лорде. Я буду Сапфировой Бабочкой!
Купив кусочки шелка у модистки я смастерила симпатичные крылышки, которые пришила на ворот сзади. Они были похожи на пелерину, но по форме указывали на крылья. В книгах я нашла изображения дам на карнавалах. До идеи полного костюма тут еще не дошли, выбранного персонажа указывают намеками. Соломенная шляпка и посох — пастушка. Огромная брошь из перьев и маска-клюв — птица. Розовое платье, золотистая маска, шпильки-звездочки в прическе — утренняя заря. Моя маска будет в виде бабочки с золотыми завитками, сзади пелерина-крылышки — и порхать!
То ли я и правда в чем-то стала восемнадцатилетней девчонкой, то ли устала бояться и прятаться, но к балу я пришла в таком возбуждении и восторге, что даже "черный" день накануне был не таким уж черным — выпив чашку какао леди Лилибет заразилась моим настроением и весь день философствовала о том, что в жизни бывает всякое, и не стоит поддаваться унынию. Прислуга смотрела на меня как на Добрейшую Мать во плоти.