67. Эта краткая оценка достаточна теперь для того, чтобы с различных основных точек зрения выяснить необходимое тяготение низших классов к положительной философии, которая, лишь только она придет с ними в тесное соприкосновение, получит у них свою главную естественную, одновременно умственную и социальную, опору; в то же время, теологическая философия годна только для высших классов, политическое главенство которых она стремится увековечить точно так же, как метафизическая обращается преимущественно к средним сословиям, деятельному честолюбию которых она благоприятствует. Всякий размышляющий ум должен, таким образом, наконец, понять поистине основное значение, которое представляет теперь мудрое и систематическое введение в общее употребление положительных знаний, по существу наученных для пролетариев, чтобы выработать в их среде здоровую социальную доктрину. Различные податели, способные хотя бы на минуту отвлечься от водоворота повседневных забот, единодушно и весьма резонно сожалеют об анархическом влиянии, оказываемом в наше время софистами и горами. Но эти справедливые сожаления неизбежно останутся тщетными, пока не будет лучше понята необходимость выйти, наконец, из того умственного состояния, когда официальное воспитание может обыкновенно подготовить только риторов и софистов, стихийно стремящихся затем распространять тот же дух через газеты, романы и драмы среди низших классов, которых никакое правильное образование не гарантирует от метафизической заразы, отвергаемой только их естественным рассудком. Хотя нужно надеяться, что современные правительства вскоре поймут, насколько всеобщее распространение реальных знаний может все более и более способствовать их беспрерывным усилиям поддерживать необходимый порядок, тем не менее, не следует еще ожидать от них, ни даже желать их истинно деятельного сотрудничества в этом великом процессе подготовления умов, который должен долгое время вытекать преимущественно из свободного частного соревнования, внушенного и поддерживаемого истинными философскими убеждениями.
Сохранение несовершенной и примитивной политической гармонии, беспрестанно устанавливаемой среди нашего умственного и морального беспорядка, слишком поглощает их и заставляет их даже стоять на точке зрения слишком низкой для того, чтобы они могли достойно оценить природу и условия такого труда; нужно лишь стараться дать им понять его важность. Если бы правительства, движимые несвоевременным усердием, пытались теперь руководить этим делом, они могли бы привести только к глубокому его искажению, значительно умаляя его успешность, так как не связанное с достаточно законченной философией, оно скоро выродилось бы в бессвязное накопление поверхностных частностей. Таким образом, положительная школа, являясь продуктом деятельного и добровольного сотрудничества истинно философских умов, будет пока для надлежащего выполнения своей великой социальной задачи просить наши западные правительства лишь о предоставлении полной свободы изложения и обсуждения ее учения, свободы, равноценной той, которою пользуются уже теологическая и метафизическая школы. Первая из них может с высоты тысяч своих священных трибун превозносить абсолютное превосходство своей вечной доктрины и предавать всех своих противников бесповоротному осуждению; другая — на многочисленных кафедрах, содержимых для нее национальной щедростью, может ежедневно доказывать перед громадными аудиториями всеобщую целесообразность своих онтологических концепций и высокие качества ее литературных знаний. Не претендуя на такие преимущества, которые могут быть приобретены единственно в силу времени, положительная школа по существу просит теперь только права на постоянный доступ в общественные помещения, где она имела бы возможность непосредственно доказать свою окончательную способность одновременно удовлетворять все наши социальные потребности, мудро пропагандируя единственное систематическое образование, которое могло бы отныне подготовить действительный переворот, сначала идейный, затем моральный и, наконец, политический. Лишь бы только этот свободный доступ остался для нее всегда открытым, — а она уже опираясь на добровольное и бескорыстное усердие ее редких проповедников, благоприятствуемое всеобщим здравым смыслом и побуждаемое возрастающим давлением основного положения вещей, не побоится выдерживать с этого момента деятельную философскую борьбу против даже объединенных многочисленных и могущественных органов двух старых школ. Не приходится также опасаться, что в данном случае государственные люди отныне резко изменят свою беспристрастную умеренность, обусловленную их все более и более обнаруживающимся собственным безразличием в области умозрения; положительная школа может в этом отношении рассчитывать на обыкновенную благосклонность наиболее умных из них не только во Франции, но также и на всем нашем Западе. Их постоянный надзор за этим свободным народным образованием вскоре ограничится лишь требованием, как неизменного условия, истинно положительной философии, отклоняя с неумолимой строгостью еще слишком угрожающее введение смутных или софистических умозрений. Но в этом отношении основные потребности положительной школы прямо совпадают с естественными обязанностями правительств, ибо, если последние должны отвергать подобное злоупотребление вследствие его анархической тенденции, то первая, помимо этого справедливого мотива, считает его совершенно противным основному назначению народного образования, так как оно оживляло бы тот самый метафизический дух, в котором она видит теперь главное препятствие торжеству новой философии в обществе. По этой, как и по многим другим причинам, положительные философы будут себя всегда чувствовать почти в такой же мере, как и действующие власти, заинтересованными в беспрерывном поддержании внутреннего порядка и внешнего мира, ибо они в этом видят наиболее благоприятное условие для истинного интеллектуального и морального возрождения: только со свойственной им точки зрения они должны на более далеком расстоянии замечать то, что могло бы повредить или способствовать этому великому политическому результату, вытекающему из всей совокупности нашего переходного положения.
68. Теперь мы во всех отношениях достаточно охарактеризовали чрезвычайную важность, которую представляет собой всеобщее распространение — в особенности среди пролетариев — положительных знаний в целях создания отныне необходимой — одновременно умственной и социальной — точки опоры философскому труду, который должен постепенно произвести духовное преобразование современных обществ. Но такая оценка осталась бы еще неполной и даже недостаточной, если бы конец этого «Слова» не был посвящен установлению основного порядка, соответствующего этому ряду наук с тем, чтобы точно определить истинное положение, которое должна занять в их совокупности та, которою этот трактат займется затем исключительно. Это дидактическое расположение не только далеко не является безразличным, как это очень часто предполагают, исходя из нашего ложного научного строя, но, напротив, можно утверждать, что именно оно преимущественно обусловливает главную идейную иди социальную плодотворность великого подготовительного процесса. Сверх того, существует тесная солидарность между энциклопедической концепцией, следствием которой оно является, и основным законом эволюции, служащим опорой для новой обшей философии.
69. Такой порядок должен по своей природе отвечать двум основным условиям, — догматическому и историческому, — точки соприкосновения которых необходимо выяснить прежде всего: первое состоит в расположении наук согласно их последовательной зависимости, так чтобы каждая опиралась на предыдущую и подготовляла следующую, — второе предписывает располагать их сообразно ходу их действительного развития, переходя всегда от более древних к более новым. Сама собой получающаяся равномерность этих двух энциклопедических путей зависит вообще от основного тождества, неизбежно существующего между индивидуальной и коллективной эволюциями; последние, будучи одинакового происхождения и имея аналогичное происхождение и одну и ту же движущую силу, должны всегда представлять соответственные фазисы, за исключением единственного различия в продолжительности, напряженности и быстроте, обусловленных несходством этих двух порядков явлений. Это необходимое совпадение позволяет, таким образом, рассматривать оба способа как две соотносительные формы одного энциклопедического принципа, так что обыкновенно оказывается возможным употреблять ту из них, которая в каждом случае наилучше обнаруживает интересующие отношения; то же совпадение дает драгоценное средство постоянно проверять одним из них результаты, полученные посредством другого.
70. Основной закон этого общего порядка, закон догматической и преемственно-исторической зависимостей, был со всей полнотой установлен в вышеуказанном большом труде, общий план которого он определяет. Он заключается в распределении различных наук согласно природе изучаемых явлений, либо по их убывающим общности и независимости, либо по их возрастающей сложности, откуда вытекают умозрения все менее и менее отвлеченные и все более и более трудные, но также все более и более возвышенные и полные; последнее создается их более тесным отношением к человеку или, вернее, к человечеству, которое является конечной целью всякой теоретической системы. Это распределение приобретает свою главную философскую — как научную, так и логическую — ценность в силу постоянного и необходимого тождества, существующего между всеми различными способами умозрительного сравнения естественных явлений, — отсюда же вытекает множество энциклопедических теорий, объяснение и приложение которых является предметом указанного сочинения; последнее, кроме того, в области конкретного добавляет тот важный общий признак, что явления становятся таким образом все более и более способными видоизменяться, представляя все более и более широкую область для человеческого вмешательства.
Здесь достаточно указать в общих чертах применение этого великого принципа к рациональному определению истинной иерархии наук, непосредственно рассматриваемых отныне как различные составные элементы единой науки — науки о человечестве.
71. Эта конечная цель всех наших реальных умозрений, очевидно, требует по своей одновременной научной и логической природе необходимой двоякой предварительной работы, относящейся, с одной стороны, собственно к человеку, с другой к внешнему миру. В самом деле, невозможно рационально изучать статические или динамические явления общественности, не познакомившись сначала в достаточной степени со специальным деятелем, производящим их, и с обшей средой, в которой они совершаются. А отсюда вытекает необходимое деление той философии природы, которая предназначена подготовлять социальную философию, на две отрасли: на органическую и неорганическую. Что касается относительного расположения этих двух одинаково основных наук, то все существенные мотивы, как научные, так и логические, согласно предписывают в индивидуальном воспитании и коллективной эволюции начинать со второй, явления которой, более простые и более независимые в силу их наивысшей общности, единственно доступны сначала истинно положительной оценке, между тем как их законы, относящиеся непосредственно к существованию вселенной в ее целом, оказывают затем необходимое влияние на частное существование живых тел. Астрономия необходимо составляет во всех отношениях наиболее законченный элемент этой предварительной теории внешнего мира как потому, что она более доступна полному применению положительного метода, так и потому, что она характеризует общую среду всех наших, каких бы то ни было, явлений и выражает без всякого усложнения простое математическое бытие, — т. н. бытие геометрическое или механическое, общее всем реальным существам. Но даже стремясь по возможности наиболее сжато представить истинные энциклопедические концепции, невозможно было бы свести неорганическую философию к этому главному элементу, ибо она осталась бы тогда совершенно отрезанной от органической философии. Их основная связь — научная и логическая — коренится преимущественно в наиболее сложной отрасли первой, обнимающей изучение явлений творения и разложения, — явлений, наиболее возвышенных из всех необходимых для существования вселенной и наиболее близко касающихся жизненной формы в собственном смысле слова. Именно таким образом естественная философия, рассматриваемая как необходимое введение в социальную философию, разлагаясь сначала на две крайние и одну промежуточную науки, последовательно обнимает эти три великие отрасли знания — астрономию, химию и биологию, из которых первая непосредственно касается стихийного зарождения истинного научного метода, а последняя — его основного назначения. Первоначальное развитие той и другой из них, соответственно, относится исторически к греческой древности, к средним векам и к современной нам эпохе.
72. Такая энциклопедическая оценка не выполнила бы еще в достаточной степени необходимых условий непрерывности и самостоятельности, присущих такому предмету, с одной стороны, она оставляет капитальный пробел между астрономией и химией, связь которых не может быть прямой, с другой — она недостаточно указывает, как на истинный источник этой умозрительной системы, на простое абстрактное продолжение общего разума, научная точка отправления которого не может быть прямо астрономической. Но для того, чтобы пополнить эту основную формулу, достаточно, во-первых, включить между астрономией и химией физику в тесном смысле слова, начавшую действительно существовать как самостоятельная наука лишь при Галилее; во-вторых, поместить в начале этого обширного целого математику, единственную необходимую колыбель рационального положительного метода как для индивида, так и для рода. Если при более частном применении нашего энциклопедического принципа мы разложим в свою очередь эту начальную науку на ее три главные отрасли — исчисление, геометрию и механику, то мы определим, наконец, с философской точностью истинное происхождение всякой научной системы, действительно исходящей вначале из чисто числовых умозрений, которые, будучи наиболее общими, наиболее простыми, наиболее отвлеченными и наиболее независимыми из всех, почти смешиваются с само собой получающимся развитием положительного мышления у наиболее заурядных умов; факт этот подтверждает еще на наших глазах повседневное наблюдение индивидуального развития.
73. Таким образом, мы постепенно приходим к открытию неизменной иерархии — одновременно исторической и догматической, одинаково научной и логической — шести основных наук: математики, астрономии, физики, химии, биологии и социологии; из них первая необходимо составляет исключительный отправной пункт последней, являющейся единственной основной целью всякой положительной философии, рассматриваемой отныне как философия, которая образует, в силу своей природы, истинную неделимую, хотя нисколько не произвольную, систему, где всякое разложение в корне искусственно и которая относится, в конечном итоге, всецело к человечеству, единственному вполне универсальному понятию. Совокупность этой энциклопедической формулы, точно согласующаяся с истинными свойствами соответственных наук и очевидно обнимающая, сверх того, все элементы наших реальных умозрений, позволяет, наконец, всякому уму по желанию возобновлять в своей памяти общую историю положительного метода, переходя, почти незаметным образом, от простейших математических идей до наиболее возвышенных социальных концепций. В самом деле, ясно, что каждую из четырех промежуточных наук ее простейшие явления связывают, так сказать, с предыдущей, ее наиболее сложные — с последующей. Эта сама собой возникающая совершенная непрерывность станет особенно очевидной для всех тех, кто, ознакомившись с вышеуказанным сочинением, узнают, что тот же энциклопедический принцип дает также рациональное распределение различных составных частей каждой основной науки, так что догматические ступени и исторические фазисы могут сближаться постольку, поскольку этого требует точность сравнений или легкость переходов.
74. При настоящем состоянии умов логическое применение этой великой формулы еще более важно, чем ее научное употребление, так как в наше время метод является более существенным, чем сама доктрина, и кроме того, только он непосредственно доступен полному преобразованию. Таким образом, главная полезность этой формулы заключается теперь в строгом определении неизменного хода всякого истинно положительного воспитания среди неразумных предрассудков и обычных недостатков, присущих предварительному развитию научной системы, образованной постепенно из частичных и несвязных теорий, взаимные отношения которых должны были оставаться до настоящего времени незамеченными для следовавших один за другим их основателей. Современные ученые всех специальностей нарушают теперь одинаково серьезно, хотя и в различных отношениях, это основное обязательство. Ограничиваясь здесь приведением двух крайних случаев, укажу на то, что геометры, справедливо считая себя стоящими у истинного источника положительного метода, стремятся со слепым упрямством задержать человеческий разум на этой чисто начальной ступени действительного умозрительного подъема, не обращая внимания на его единственную необходимую цель, напротив, биологи, законно восхваляя превосходные качества своего предмета, непосредственно примыкающего к конечному звену этой великой цепи, упорно продолжают держать свои исследования в неразумной изолированности, произвольно освобождая себя от требуемой их природой трудной подготовительной работы. Эти противоположные, но одинаково эмпирические настроения очень часто приводят теперь у одних к напрасной затрате умственных сил, расходуемых отныне большей частью на все более и более ребяческие исследования, у других — к постоянной шаткости различных основных понятий, обусловливаемое отсутствием истинно положительного метода. В этом последнем отношении важно, в особенности, заметить, что в действительности общественные науки являются теперь не единственными науками, которые остаются еще вполне чуждыми положительной системе и пребывают под бесплодным господством теолого-метафизического мышления; в сущности, сами биологические науки, и особенности динамические, хотя они обставлены академически, также не достигли до сих пор истинно положительной ступени, ибо ни одна капитальная доктрина не является достаточно обоснованной, так что область иллюзий и фантастических построений остается почти бесконечной. А печальное продолжение такого положения вещей по существу зависит в одном и другом случае от недостаточного выполнения великих логических условий, определяемых нашим энциклопедическим законом: ибо давно уже никто не спорит против необходимости положительного метода, но никто не знает его природы и налагаемых им обязанностей, которые может характеризовать только истинная научная иерархия. Чего, в самом деле, ожидать как относительно общественных явлений, так даже касательно более простого изучения индивидуальной жизни, от трудов ученых, которые приступают непосредственно к столь сложным умозрениям, не подготовившись достойным образом ясной оценкой методов и доктрин, относящихся к различным менее сложным и более общим явлениям и лишив себя, таким образом, возможности в достаточной степени познать как индуктивную логику, характеризующуюся на начальной стадии главным образом химией, физикой и, прежде всего, астрономией, так даже чисто дедуктивную логику или элементарное искусство строить заключения? — ведь надлежаще развить последнее можно только обладая математическим образованием.
75. Дабы облегчить обычное употребление нашей иерархической формулы, очень удобно (когда полная энциклопедическая точность не является обязательной) сгруппировать термины по два, представляя их в виде трех пар: начальной математико-астрономической, конечной биолого-социологической, разделенных и соединенных промежуточной физико-химической парой. Это удачное сжатие формулы вытекает из неопровержимой оценки наук. Ибо, самом деле, существует гораздо большее естественное сходство, как научное, так и логическое между двумя элементами каждой пары, чем между целыми последовательными парами. Это обстоятельство часто подтверждается трудностью, испытываемой при точном отделении математики от астрономии и физики от химии в силу смутных привычек, господствующих еще в области всех взглядов на целое; в особенности это верно относительно биологии и социологии, которые большинство современных мыслителей продолжает смешивать. Не доходя никогда до этих ложных смешений, которые в корне исказили бы переходы нашей классификации, полезно будет часто сводить, таким образом, элементарную иерархию реальных умозрений к трем основным парам, из которых каждая сверх того сможет быть кратко обозначена по своему более специальному элементу, являющемуся всегда действительно наиболее характерным и наиболее способным определить великие фазисы эволюции положительного метода, индивидуальной или коллективной.
76. Эта краткая оценка достаточна здесь для того, чтобы указать назначение и отметить важность такого закона классификации, в котором окончательно заключается одна из двух основных идей, само собой возникающее и тесное сочетание которых необходимо составляет систематическое основание новой обшей философии. Конец этого пространного «Слова», где истинное положительное мышление было охарактеризовано со всех его существенных сторон, приближается, таким образом, к своему началу, ибо эта теория классификации должна быть рассматриваема, в конечном счете, как естественно нераздельная от изложенной вначале теории эволюции; поэтому настоящее сочинение само образует истинное целое, верное, хотя чрезвычайно уменьшенное, изображение обширной системы. Легко, в самом деле, понять, что обычай соображаться с такой иерархией должен стать необходимым как для надлежащего применения нашего первоначального закона о трех стадиях, так и для достаточного устранения единственных серьезных препятствий, которые он мог бы встретить; ибо частое историческое совпадение трех великих фазисов мысли в области различных умозрений являлось бы при всяком другом методе классификации необъяснимой аномалией, которую, напротив, разрешает наш иерархический закон, столь же относящийся к последовательности, как и к зависимости различных положительных знаний. Равным образом, в обратном смысле, ясно, что правило классификации предполагает правило эволюции, ибо все основные мотивы, поддерживающие установленный в таком виде порядок, в сущности, вытекают из неравной быстроты такого развития у различных основных наук.
Рациональное сочетание этих двух основных идей, образуя необходимое единство научной системы, все части которой все более и более стремятся к одной цели, обеспечивает также, с другой стороны, правомерную независимость различных главных элементов, еще очень часто искажаемую ложными сближениями. Так как при своем предварительном развитии, единственно имевшем место до сих пор, положительный метод вынужден был, таким образом, постепенно распространяться от низших знаний к высшим, то последние неизбежно подверглись победному натиску первых, против влияния которых их необходимая самобытность не находила сначала другой гарантии, кроме бесконечного продолжения теолого-метафизической опеки. Это прискорбное колебание, чрезвычайно заметное еще в области науки о живых телах, характеризует теперь то, что, в сущности, содержится реального в длинных спорах, — столь пустых во всех других отношениях, — между материализмом и спиритуализмом; оба эти течения в смутных очертаниях и в равно ложных формах отражали одинаково серьезные, — хотя, к несчастью, до сих пор противоположные, — потребности реальности и достоинства всех наших умозрений. Достигши отныне своей систематической зрелости, положительный метод рассеивает сразу заблуждения как одного, так и другого порядка и заканчивает эти бесплодные споры, одновременно удовлетворяя этим двум условиям. Их считают противоречивыми ошибочно, как теперь показывает наша научная иерархия, в связи с нашим законом эволюции, ибо каждая наука может достигнуть истинно положительной ступени лишь тогда, когда вполне укреплены присущие ей характерные особенности.
78. Непосредственное применение этой энциклопедической теории — одновременно научной и логической — приводит нас, наконец, к точному определению природы и назначения специального образования, которому посвящен этот трактат. В самом деле, из предыдущих объяснений вытекает, что главное влияние, сначала умственное, затем социальное, которое мы должны теперь искать в мудром всеобщем распространении положительных знаний, необходимо зависит от строгого дидактического соблюдения иерархического закона. Для каждого быстрого индивидуального образования, как и для медленного коллективного просвещения, останется всегда необходимым, чтобы положительное мышление, развивая свое господство по мере того, как увеличивается область его влияния, поднималось мало-помалу от первоначального математического до конечного социологического состояния, проходя последовательно четыре промежуточные ступени — астрономическую, физическую, химическую и биологическую. Никакое личное превосходство не может совершенно избавить от этой основной постепенности, по поводу которой весьма уместно теперь лишь констатировать, что у высших умов наблюдается в этом отношении непоправимый пробел, обусловливающий иногда безрезультатность чрезвычайных философских усилий. Такой ход должен, таким образом, стать еще более необходимым во всеобщем воспитании, где специальности имеют мало значения и главная полезность которого, — более логическая, чем научная, — по существу требует полной рациональности, в особенности когда дело идет об установлении, наконец, правильного строя мысли. Таким образом, это народное образование должно теперь относиться главным образом к первоначальной научной паре, пока оно не будет надлежащим образом популяризовано. Именно там все должны сначала черпать истинные элементарные понятия общего положительного метода, приобретая знания, служащие основанием для всех других реальных умозрений. Хотя это строгое обязательство необходимо привело бы к помещению на первом плане наук чисто математических, нужно, однако, принять во внимание, что речь идет еще не об установлении прямой и полной систематизации народного образования, но лишь о надлежащем сообщении философского импульса, который должен привести к этой систематизации. Поэтому легко признать, что такое движение должно в особенности зависеть от астрономических знаний; последние по своей природе необходимо представляют полное проявление истинного математического метода, главное назначение которого они, в сущности, составляют. К представлению, таким образом, начальной пары одной астрономией тем менее встречается затруднений, что математические знания, поистине необходимые для ее полной популяризации, уже достаточно распространены или достаточно доступны и потому можно было бы теперь ограничиться предположением, что они уже имеются налицо благодаря предварительной подготовке.
Это необходимое преобладание астрономической науки в первом систематическом распространении положи- тельного образования вполне соответствует историческому влиянию этой науки, являющейся до сих пор главным двигателем великих умственных переворотов. В самом деле, основное чувство неизменности естественных законов должно было сначала развиваться в области наиболее простых и наиболее общих явлений, необыкновенные правильность и величие которых показывают нам единственный реальный порядок, который совершенно независим от всякого человеческого воздействия.
Даже прежде, чем принять сколько-нибудь истинно научный характер, этот класс представлений в особенности определил решительный переход от фетишизма к политеизму, вытекавшему везде из культа небесных светил. Его первоначальное математическое обоснование в школах Фалеса и Пифагора было впоследствии главной идейной причиной падения политеизма и торжества монотеизма. Наконец, систематическое развитие современного положительного мышления, открыто стремящегося к новому философскому строю, является существенным результатом великого астрономического переворота, начатого Коперником, Кеплером и Галилеем. Не приходится, таким образом, удивляться тому, что общее положительное образование, на которое должна опираться непосредственная победа окончательной философии, оказывается вначале также зависимым от этой науки, в виду необходимого соответствия между личным воспитанием и коллективной эволюцией. Именно это, без сомнения, является последней ролью, какую ей предстоит сыграть в общем развитии человеческого разума, который, раз достигнув у всех истинно положительного характера, должен будет шествовать затем, побуждаемый новым философским толчком, прямо исходящим от окончательной науки, отныне навсегда возведенной к своему нормальному господствующему положению. Такова чрезвычайная польза, — не менее социального, чем умственного характера, — которую нужно, наконец, извлечь из разумного популярного изложения теперешней системы здоровых астрономических знаний.
Почти все обычные объяснения, относящиеся к социальным явлениям, большая часть объяснений, касающихся интеллектуального и морального человека, огромная часть наших физиологических или медицинских теорий и даже много химических теорий и т. д. напоминают еще странный способ философствовать, который по поводу, например, усыпительного свойства опия, так забавно, но без сильного преувеличения охарактеризовал Мольер сообразно решительному удару, нанесенному Декартом всякой системе сущностей.
Об этой общей оценке духа и хода, свойственных положительному методу, можно найти полезные указания в замечательной книге Система логики моего знаменитого друга Джона Стюарта Милля, вполне теперь присоединившегося к непосредственному основанию новой философии. Последние семь глав первого тома содержат дивное догматическое изложение, столь же глубокое, как и блестящее, индуктивной логики, которую, смею утверждать, никто, оставаясь на точке зрения ее автора, не смог бы ни лучше задумать, ни лучше осветить.
Революция 1789 г.
Революция 1830 г.
Автор имеет в виду деятелей Великой французской революции.