66400.fb2
- Решительно ничего.
- Ну?
Она взяла его за обе руки. Он почувствовал хорошо знакомый сладкий запах, с которым было связано немало воспоминаний, и у него чуть-чуть закружилась голова.
- Франк, ведь ты еще не поцеловал меня.
Она повернула к нему свое улыбающееся личико, и на мгновенье Франк потянулся к нему, но тотчас же овладел собой и обрадовался, заметив, что остается верным себе. Смеясь и все еще держа ее за руки, он усадил ее на прежнее место к столу.
- Будь хорошей девочкой, - сказал Франк. - Давай пить чай, а тем временем я прочту тебе маленькую лекцию.
- Ты - мне?
- Уверяю тебя, что нет лучшего проповедника, чем раскаявшийся грешник.
- Ты, значит, в самом деле раскаялся?
- Безусловно так. Тебе два куска сахару, да? Ведь это, в сущности, твое дело. Без молока, и как можно крепче - удивляюсь, как при этой привычке у тебя так хорошо сохранился цвет лица. А сохранился он, надо сознаться, прекрасно. Ну, что ты так сердито смотришь на меня?
Ее щеки покраснели, глаза смотрели на него почти со злобою.
- Ты в самом деле изменился, - сказала она, и в голосе ее слышались удивление и досада.
- Ну, конечно. Ведь я женат.
- Чарли Скотт тоже женат.
- Не выдавай Чарли Скотта.
- Мне кажется, я выдаю самое себя. Итак, у тебя нет больше ни капли любви ко мне. А я думала, что ты будешь вечно любить меня.
- Будь же благоразумна, Виолетта.
- Благоразумна! Ненавижу это слово. Мужчины произносят его тогда, когда собираются сделать что-нибудь мерзкое.
- Что же ты хочешь от меня?
- Я хочу, чтобы ты был по-прежнему моим единственным Франком, - только моим. О, Франк, не оставляй меня! Ты ведь знаешь, что я всех променяю на тебя одного. И ты имеешь такое хорошее влияние на меня. Ты представить себе не можешь, как жестока я бываю со всеми другими. Спроси Чарли Скотта. Он скажет тебе. Я так измучилась с тех пор, как потеряла тебя из виду. Не будь же так жесток ко мне! Поцелуй меня!
Снова ее мягкая, теплая ручка коснулась его руки. Он вскочил и зашагал по комнате.
- Брось папиросу, Франк.
- Почему?
- Потому что ты как-то сказал мне, что когда ты куришь, ты лучше владеешь собой. А я вовсе не хочу этого. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя так же, как и я.
- Пожалуйста, сядь и будь послушной девочкой.
- Прочь папиросу!
- Не глупи, Виолетта!
- Говорят тебе, брось ее сейчас же.
- Да оставь ее в покое.
Она мгновенно выхватила у него изо рта папиросу и бросила в камин.
- К чему это? У меня все равно их полный портсигар.
- Я выброшу их все.
- Ну ладно, я не буду курить. Дело вот в чем, дорогая Виолетта, ты не должна более говорить про это. Бывают вещи возможные, бывают и невозможные. Это - вещь безусловно и окончательно невозможная. Мы не можем вернуться к прошлому. С ним покончено навсегда.
- Тогда зачем же ты пришел сюда?
- Сказать тебе "прощай".
- Простое платоническое прощай?
- Конечно.
- В отдельном кабинете у Мариани?
- Почему же нет?
Она с горечью рассмеялась.
- Ты всегда был немножко сумасшедшим, Франк.
Он с серьезным видом облокотился на стол.
- Слушай, Виолетта. Вероятно, мы не увидимся больше.
- Мне кажется, это зависит не только от тебя, но и от меня.
- Я хочу сказать, что отныне мне не следовало бы более встречаться с тобой. Если бы ты была не совсем такой, какая ты есть, это было бы легче. Но такие женщины, как ты, не забываются. Это невозможно. Я не могу вернуться к прошлому.
- Очень сожалею, что так рассердила тебя.
В ее голосе звучала ирония, но он не обратил на это внимания.
- Мы были хорошими друзьями, Виолетта. К чему нам расставаться врагами?
- К чему нам вообще расставаться?