Утром он доложил Иисусу, что обидчики Лазаря наказаны и что ночью в Иерусалиме несколько групп Варавиных молодцов под видом людей Иисуса громили кварталы бедноты.
В итоге несколько человек были убиты, а подоспевшие солдаты Рима арестовали самого Вараву и двух его помощников.
— Ищут тебя, Иисус, — добавил он, — священники объявили тебя преступником и глашатаи на каждом углу выкрикивают приказ Каиафы арестовать тебя.
— После такого погрома и нечего было от них что-либо другое ожидать, — весело проговорил Иисус, — пусть ищут, скоро найдут.
Петр посмотрел на него вопросительно, но Иисус, ничего не обьяснивши ему, добавил:
— То, что арестовали Вараву — это очень хорошо. Плохо то, что он, подлец, орудовал от нашего имени и теперь народ, который пострадал в этом погроме, будет на стороне Антипы. Пошли, Пётр, людей в город, — пусть постараются убедить народ в том, что к этим погромам мы не имеем никакого отношения.
— Это точно, — мрачно подтвердил Пётр, — ночной погром полностью приписывают нам.
— Ничего, вот Пилат казнит Вараву и всем станет ясно, кто есть кто. Иди, Пётр, иди — время не ждёт.
Пётр кивнул и собрался выйти, как Иисус спросил:
— Ты, случайно, не знаешь, а приехал ли Пилат?
— С утра в городе, — ответил Пётр, — сам видел, как он со свитой в город въезжал.
— Ну, тогда всё в порядке! — воскликнул Иисус. — Всё идёт, как надо. Завтра я стану царём.
Вечером Иисус с апостолами праздновали Пасху, и только тогда Иисус посвятил их в свой план свержения Антипы, предусматривающий его арест и суд…
— Это слишком рискованно! — взволнованно отреагировал на его план Пётр. — Ты подвергаешь себя огромной опастности1 Вне
106
всякого сомнения, синедрион приговорит тебя к смерти и что будет, если Пилат вдруг утвердит решение синедриона?
— Не утвердит, Пётя. — уверенно ответил Иисус. — Антипа ему — как кость в горле, да и Пилат — мой друг.
— И оружие не удалось закупить, и отряды не готовы, — напомнил Пётр.
— Риск есть, Петя, — согласился Иисус, — но ждать следующей Пасхи также опасно. Ситуация может в корне поменяться.
— А, может, в Галилею вернёмся? — предложил Иуда. — Поднакопим побольше денег и через год, а лучше — через два-три, посмотрим, как нам быть дальше?
— А по-моему, план гениален, — взял слово Фаддей, — тонкий и точный расчёт психологии людей. Я голосую — за.
— Верить никому нельзя, — не унимался Иуда, и тут же поправился, — кроме нас, конечно. Кто его знает, этот сумасшедший народ. Сегодня он за нас, а завтра может так нам по шее надавать, что мало не покажется.
— Хватит спорить, братья! Я уже всё решил. Я иду на риск! Давайте выбирать, кто пойдёт к Каиафе *предавать* меня.
А, может, добровольцы есть?
Все растерянно переглянулись и опустили глаза.
— Всё ясно: добровольцев нет, — произнёс Иисус, — ну, тогда позвольте мне назначить *предателя* самому.
Он немного подумал и, обмакнув хлеб, подал его Иуде Оскариону. Тот испуганно отпрянул, а Иисус, усмехнувшись, сказал:
— Ты пойдёшь, Иуда. Тебе, с твоей подмоченной в прошлом репутацией, они точно поверят.
— У меня ж казна и вы не можете мною так рисковать, — запротестовал опомнившийся Иуда, — а вдруг они арестуют меня?
— А ты торгуйся с ними получше, проси побольше — серебренников тридцать, они и поверят, — предложил Андрей.
— Собирайся, — скомандовал Иисус, — пока ты дойдёшь до дома Каиафы, мы ещё успеем посидеть за столом. Приведёшь стражу к мосту через Кедрон, я недалеко буду, понял?
— Ох, и не нравится мне всё это, — запричитал Иуда, — чует моё
107
сердце, что добром это не кончится. Может быть, пока не поздно, вернёмся в Галилею от греха подальше?
— Иди, Иуда! — твёрдо сказал Иисус. — И гордись предоставленной тебе честью войти в историю, как одному из преданнейших мне людей.
108