66488.fb2 Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

      Таким образом, мы видим, что тема рабства в Бразилии, которую разрабатывали в начале XIX века прогрессивные русские писатели, служила им для разоблачения российской крепостной системы.

      В 20-е годы XIX века особый интерес к событиям в Бразилии проявляют декабристы. Завоевание этой страной независимости в 1822 году и дарование конституции императором Педро II стали для них одним из факторов "духа времени", которые, по словам П.И. Пестеля, "ознакомили умы с революцией и породили революционные мысли в умах".

      Декабристы Д.И. Завалишин, Ф.Т. Вишневский, К.П. Торсон, В.К. Кюхельбекер, В.П. Романов посетили Бразилию во время кругосветных плаваний и стали свидетелями освободительной борьбы в этой стране. Завалишин по этому поводу писал: "Мы посетили Бразилию в часы своеволия".

      К.Ф. Рылеев и Н.А. Бестужев были знакомы с конституцией Бразилии и использовали ее для разработки соответствующих документов для России .

      Одновременно или чуть позже в России появляются художественные произведения, в которых дается романтический, а иногда и псевдоромантический образ Бразилии, что связано с зарождением романтической тенденции в недрах русской культуры. Важную роль в становлении русского романтизма сыграли очерки путешественников, посетивших Новый Свет. По мнению Г.А. Гуковского, "расширение горизонта мировой экономики и политики шло одновременно с расширением кругозора романтического национального понимания культуры... Не случайно в это время становятся очень популярны описания путешествий в экзотические страны". Это общее положение убедительно подтверждается примером Бразилии. Вслед за первым русским кораблем "Надежда" под командованием Крузенштерна, побывавшем в Южной Америке в 1804 году, за двадцать последующих лет континент посетили десятки русских судов, и Бразилия была первой страной Нового света, к берегам которой причаливали все суда, а порт Рио-де-Жанейро - их обязательной стоянкой. Поэтому наибольшее количество описаний пришлось на долю именно этой страны, которая поражала русских путешественников буйством и пышностью тропической природы и приводила их в состояние романтического восторга. "Многие описывали великолепную природу Бразилии, но никто еще, пожалуй, не смог найти слов, способных передать все очарование ее дивной красоты. Только обладая самым богатым воображением, можно представить себе эти живописные ландшафты, эту пышную исполинскую растительность, которая во всем своем многообразии, сверкая тончайшими переливаниями красок, щедро покрывает долины и горы вплоть до морского побережья", - так описывал свои впечатления известный флотоводец Отто Коцебу (19, С.586).

      Исследователи отмечают, что нет ни одной книги, ни одного очерка, ни одного частного письма, где бы моряки-путешественники не пытались воссоздать величие природы Америки в возвышенно-романтическом ключе (там же, С.584). Произведения русских путешественников принимали участие в формировании романтической культуры в России, но значения этих книг и их романтический характер были осознаны русским читателем не сразу. Поначалу отечественные читатели проявили слабый интерес к произведениям русских путешественников начала века. В. Белинский с горечью писал, что "известные путешествия Крузенштерна вокруг света, изданные в 1809 - 1813 годах на русском и немецком языках, и путешествия Лисянского, изданные в 1812 году на русском и английском языках в России разошлись по 200 экземпляров каждая, меж тем, как в Германии вышло три издания Крузенштерна, а в Лондоне продана за две недели половина экземпляров Лисянского".

      Но к середине 20-х годов XIX века положение меняется. Именно русские романтики привлекают внимание читающей публики к произведениям путешественников и включают эту литературу в круг собственных интересов. В 1829 году Н.А. Бестужев опубликовал в "Полярной звезде" статью, где говорится следующее: "Как изъяснить прелесть нового, неиспытанного чувствования при виде особенной земли, при вдохновении неведомого бальзамического воздуха, при виде незнаемых трав, необыкновенных цветов и плодов, которых краски вовсе не знакомы нашим взорам, вкус не может быть выражен никакими словами и сравнениями. Сколько новых истин открывается, какие наблюдения пополняют познания наши о человеке и природе с открытием земель и людей Нового Света" (19, С. 589).

      Записки русских путешественников вдохновили литераторов на создание художественных произведений, действие которых происходит в Бразилии.

      Одной из первых появилась повесть З. Волконской "Два бразильских племени, или Набуайа и Зиуайе" (19, С.592), написанная на французском языке. Сюжет повести основан на любовной коллизии, которая разворачивается на фоне буйной тропической природы.

      Такое романтическое представление о Бразилии укреплялось переводами французских сентиментально-мелодраматических произведений. Наиболее яркий пример - повесть Пужана о несчастной бразильской обезьянке "Жоко", ставшей жертвой неблагодарного человека. Повесть имела оглушительный успех в Париже, а потом в России, где она была переведена в 1825 году Н.А. Полевым. Позже повесть была переделана в пьесу, не сходившую со сцены много лет. Эту пьесу видел в детстве Ф.М. Достоевский и "долгое время бредил ею" (там же, С. 593).

      Романтический образ Бразилии появляется в 30-х годах XIX века и в русской поэзии, о чем свидетельствует опубликованное в 1838 г. стихотворение В. Бенедиктова "Ореллана". В нем вдохновенно воспета великая бразильская река Амазонка (Ореллана - ее второе название), которая выступает в стихотворении как воплощение женского начала:

      Взгляните, как льется, как вьется она -

      Красивая, злая, крутая волна!

      Это мчится Ореллана

      К черной бездне океана.

      Как отмечают Кутейщикова и Файнштейн, "одушевление природных сил, которые встречаются в "Ореллане", вполне соответствует манере поэтов-романтиков самой Латинской Америки, изображавших окружающий их мир" (там же).

      Со временем Бразилия становится модной темой. Она часто разрабатывается в псевдоромантических произведениях, о которых с иронией писал А.В. Дружинин: "Мысль читателя начинает порхать между лианами и бананами, бамбуками и золотисто-смуглыми красавицами" (19С.593).

      Однако, несмотря на издержки процесса, романтические произведения на "бразильскую тему" сыграли определенную роль в становлении русского романтизма. Глава 2. Начальный этап русско-бразильских литературных связей. 20-30-е годы XIX века

      В конце 20-х - начале 30-х годов XIX века, по мнению Л. Шура, начинается новый этап развития русско-бразильских литературных связей, который характеризуется появлением первых переводов бразильской литературы на русский язык (58, С.77). Весьма символичен тот факт, что первым переводчиком бразильской литературы был А.С. Пушкин.

      В 1826 - 1827 годах он перевел стихотворение бразильского поэта Томаса Антонио Гонзаги, которое печатается в собраниях сочинений Пушкина под заглавием "С португальского" ("Там звезда зари взошла..."). Впервые на этот перевод обратил внимание Н. Лернер, опубликовав в No 4 "Русского библиофила" за 1916 год статью "Пушкин и португальский поэт" (328). В статье говорится, что впервые это стихотворение было напечатано П.А. Анненковым в мемуарах "Материалы для биографии Пушкина", а поправки и дополнения в описания хранящихся в Румянцевском музее бумаг внес И.Е. Якушкин. Внизу рукописи рукой Пушкина приписано: "Gonzago", таким образом, имя автора оригинального текста было указано.

      В своей статье Лернер предположил, что Пушкин сделал перевод непосредственно с оригинала, поскольку, зная итальянский и испанский языки [последний, по словам отца поэта, он выучил в зрелом возрасте] (328, С.75), он мог овладеть еще одним романским языком. Лернер также предположил, что Пушкин мог познакомиться с подлинником стихотворения в Одессе, где было много португальских моряков. В этой статье Лернер приводит оригинальный текст стихотворения и сообщает, что оно принадлежит циклу "Marilia de Dirceo" ("Дирсеева Марилия") Томаса Антонио Гонзаги, по прозвищу Dirceo, поэта "заокеанской аркадийской школы".

      В конце статьи Лернер высказывает свое мнение о переводе и дает краткую характеристику Пушкина-переводчика, который "выступает здесь со своими обычными чертами вдохновенного перелагателя, подчиняющегося чужим образам и настроениям лишь постольку, поскольку они соответствуют его эстетическому вкусу и изощренному чувству меры, и сплошь да рядом превосходит первоначального автора" (328, С.77). По мнению Лернера, Пушкин, сохранив в первых семи строфах своего переложения значительную близость к подлиннику, поубавил чувствительности в конце, в результате произведение под пером Пушкина преобразилось во всех отношениях к лучшему. Таким образом, Лернер первым обратил внимание на это стихотворение Пушкина, ранее печатавшееся во всех собраниях его сочинений без всяких комментариев. Кроме того, несомненный интерес представляют взгляды автора на перевод как на свободное переложение оригинала, который при необходимости следуют "улучшить". Такая точка зрения весьма характерна для литературоведения того периода.

      Четыре десятилетия спустя академик М.П. Алексеев в статье "Пушкин и бразильский поэт" (326) убедительно доказал, что Пушкин не был знаком с оригинальным текстом, а прочел его во французском переводе Эжена де Монглава, который перевел два центральных произведения бразильской литературы 18 века: "Дирсееву Марилию" Томаса Гонзаги и эпическую поэму Санта Риты Дурана "Карамуру". Работы этого французского американиста были известны русским читателям в 10-х начале 20-х годов XIX века. В переводе Монглава познакомился со стихотворением Гонзаги и Пушкин. Далее Алексеев утверждает, что интерес Пушкина к произведению Гонзаги не был случаен, его привлекла судьба бразильского поэта.

      Томас Антонио Гонзага (1744 - 1810 гг), самый выдающийся и известный поэт Бразилии XVIII века, был участником заговора в Минас-Жерайсе, которым руководил лейтенант Жоаким Жозе да Силва Шавьер, известный во всем мире как Тирадентис (331). Заговорщики ставили целью освобождение Бразилии от португальского владычества и установление республиканского строя. Гонзага как юрист был автором конституции будущей бразильской республики. В числе заговорщиков были представители различных социальных слоев: ученые, юристы, военные, землевладельцы, торговцы.

      Когда Гонзага, окончив Коимбру, вернулся в Бразилию, в Минас - Жерайсе уже существовал кружок либерально настроенных поэтов, который назывался "Аркадия". Каждый член кружка подписывался псевдонимом. Гонзага назывался Дидрсеем. В 1788 году в этот кружок вступила группа радикально настроенных студентов, в том числе и Тирадентис, и литературный кружок превратился в засекреченную политическую организацию.

      Независимая Бразилия, свободная культура и наука, освобождение от диких и грабительских налогов, национальные университет, суд, администрацию и правительство - таковы были цели заговора, названного португальцами "Инконфиденсия", т.е. "Измена". В мае 1789 года заговор был раскрыт, его участники арестованы и приговорены к смертной казни. Затем королевским указом смертная казнь для всех участников заговора, кроме Тирадентиса, была заменена пожизненной ссылкой. Тирадентис был повешен 21 апреля 1792 года в Рио-де-Жанейро, дом его был снесен, а дети объявлены опозоренными. Томас Гонзага и его друзья, поэты "минаской школы" - Клаудио Мануэля да Коста и Алваренго Пейшото - провели несколько лет в тюрьме, а затем были отправлены в африканскую ссылку. Местом ссылки Томаса Гонзаги стал Мозамбик. Но дух Гонзаги не был сломлен. Находясь в тюрьме, он создает вторую часть "Дерсеевой Марилии", которая была посвящена его невесте Марии Доротее де Сейшас. О заговоре инконфидентов в России стало известно в декабре 1789 года из сообщения Форсмана, русского поверенного в делах в Лиссабоне.

      О подробностях заговора Пушкин мог узнать от своих друзей - декабристов, побывавших в Бразилии. М.П. Алексеев доказал, что стихотворение могло быть написано только в 1826 - 27 годах и что обращение к творчеству Гонзаги вызвано раздумьями поэта о судьбе декабристов.

      "Неудавшееся восстание, в которое оказалась замешана целая плеяда поэтов, африканская ссылка одного из них... - все это не могло не представить интереса для Пушкина в тот период, когда он напряженно думал об участи друзей декабристов и о своих связях с ними". (326, С. 58).

      В 1829 году в журнале "Сын отечества" были опубликованы небольшие отрывки из поэмы "Карамуру" Жозе Санта Риты Дурана в переводе с французского, сделанного Монглавом. Публикации была предпослана небольшая заметка, в которой анонимный переводчик характеризовал поэму как образец молодой литературы, приобретающей самостоятельность (19, С.621).

      "Карамана, или Открытие Бахии" - так была озаглавлена публикация. В основе поэмы лежал исторический факт - открытие в XVI веке бухты Баия португальцами. "Сын Отечества" опубликовал лишь те отрывки из поэмы, где дана красочная картина жизни индейских племен. Это были отрывки из XVI и XVIII глав второго тома "Карамуру" во французском переводе Монглава. Вероятно, для перевода была использована предварительная журнальная публикация французского перевода Дурана, о чем свидетельствует указание в конце перевода: "Из фр. журн." (59, С. 222).

      Первоначальный этап знакомства с бразильской литературой завершился появлением двух статей в журналах "Цинтия" (1831 г.) и "Телескоп" (1834 г.). Как установлено в исследовании Л. Шура (57), статья "Бразильская литература", появившаяся в "Цинтии", представляла собой перевод первой главы "Очерка истории бразильской литературы" еще одного французского американиста, соратника Монглава, Фердинанда Дени.

      В этой работе утверждалось, что бразильская литература должна обрести собственное лицо, черпать вдохновение из собственного источника, которым является самобытная природа этой страны: "В сем величии природы, среди дикого плодоносия... при реве древних лесов, при шуме водопадов, при криках диких животных... мысль бразильца получает новую силу" (57, С.152).

      Романтическая концепция Ф. Дени получила полную поддержку на страницах "Московского телеграфа", редактор которого Н.А. Полевой постоянно ратовал за развитие самобытного, народного начала, видя в нем сущность романтизма. Недруг Полевого, А.Ф. Воейков откликнулся на публикацию язвительной статьей, в которой высмеивал саму возможность предполагать наличие идей у аборигена и высказал предположение, что статью написал сам Полевой или его "меньшие собратья" (там же).

      Можно сделать вывод, что публикация статьи не была случайной, она соответствовала неким потребностям, исканиям русского общества. Идея самобытности молодых латиноамериканских наций, которую пропагандировал "Московский телеграф", настойчиво увязывалось с необходимостью их республиканского устройства, за что журнал и был запрещен в 1834 г. "Все, что запрещается говорить о независимых областях Америки и ее героях, с восторгом помещается в "Московском телеграфе".

      Статья в журнале "Телескоп" называлась "Успехи литературы, наук и изящных искусств в Бразилии" и была переводом из французского журнала "Revue britаnnique" (19, С.623). В статье давался обзор бразильской литературы с XVIII века. При этом бразильская литература трактовалась не как часть португальской литературы, а как национальная литература нового государства.

      Статья начиналась с утверждения, что, несмотря на колониальный гнет, в Бразилии уже с XVII века появляются свои писатели и поэты. Далее в статье говорилось о расцвете культуры и литературы Бразилии, что связано с обретением страной независимости. Свобода дала возможность природному гению бразильского народа освободиться от преград, которые так долго препятствовали его развитию. Анонимный автор утверждал, что через несколько лет Бразилии нечего будет завидовать в науках Северной Америке, которую она уже давно оставляет далеко за собой в отношении к изящным искусствам.

      Появление этой публикации в "Телескопе" было связано с общим направлением журнала. "Телескоп" занимал ведущее место в литературной и философской борьбе 30-х годов в России. В журнале сотрудничали Белинский, Станкевич, Герцен, Огарев, Гончаров, Чаадаев, Тютчев. "Телескоп" имел подзаголовок - "журнал современного просвещения". Проблема просвещения имела исключительное значение в России 30-х годов XIX века: для прогрессивных литераторов того времени просвещение народа было неотложной проблемой, от решения которой зависело развитие страны. Для редактора журнала Н.И. Надеждина просвещение народа являлось основой его великой будущности. В передовой статье в первом номере журнала Надеждин писал о том, как важно просвещение для русского общества, которое "весьма недавно привилось к живому организму Европы, и просвещению еще некогда было в нем разрастись и вызреть... " (57, С. 225).

      Статья об успехах литературы и искусства в Бразилии отражала общее направление журнала. Авторы его не могли не усмотреть аналогии между Россией и Бразилией, недавно отсталой страной, которая, обретя независимость, добилась значительных успехов в литературе, искусстве, просвещении.

      Рассматривая проблему авторства перевода, Л. Шур предположил, что перевод был сделан В.Г. Белинским (там же, С.226). Анализ переведенных Белинским статей, косвенные свидетельства о том, что большая часть материалов из французских журналов для "Телескопа" была переведена именно Белинским, и сам характер статьи позволил Л. Шуру сделать вывод, что эта статья была отобрана и переведена В.Г. Белинским.

      Таким образом, проанализировав начальный период русско-бразильских литературных связей, можно сделать вывод, что обращение к иноязычной литературе не бывает случайным. Даже небольшое число переводов из бразильской литературы убедительно доказывает, что переводчики, издатели, читатели ищут в этих произведениях подтверждение своим идеям, взглядам, принципам, пытаются найти у иноязычных авторов ответы на вопросы, стоящие перед русской аудиторией. Следовательно, отбор произведений для перевода носит идеологический характер, просветительские задачи играют второстепенную роль и подчинены задачам идеологии.

      Глава 3. Состояние русско-бразильских литературных связей с 1835 по 1917 годы

      Как уж отмечалось, исследователи считают, что публикация в "Телескопе" подвела черту первому этапу русско-бразильских литературных связей. Однако анализ фактического материала позволяет утверждать, что никакого качественного сдвига в этих отношениях за последующие десятилетия не произошло.

      С 1835 по 1917 год появилось несколько статей с краткими обзорами бразильской литературы. Примером может служить публикация в "Отечественных записках" за 1854 год. Статья начинается с небольшого экскурса в историю бразильской литературы, причем подчеркивается, что произведения бразильских авторов редко "пересекают океан". Перечисляя бразильских писателей, уже известных в Европе, журнал особо выделил поэта Тейшейру-и-Соуза, таланту которого могла бы позавидовать Европа. В заключение выражается уверенность в том, что Бразилия "возвысит свою литературу наравне с прочими, особенно если она сохранит свой национальный характер" (19, С. 624). Обзоры бразильской литературы включены в "Историю всемирной литературы", "Всеобщую историю литературы" под ред. Корша и Кирпичникова и энциклопедию Брокгауза и Ефрона.

      В 1898 году в журнале "Мир божий" (9) появилось краткое изложение статьи бразильского критикика Леополдо Фрейтаса из французского журнала "Revue de Revues", в котором говорилось буквально следующее: "Европа очень мало знакома с бразильской литературой и, пожалуй, много есть людей, которые даже совсем не знают о ее существовании" (9, С. 41). По мнению автора публикации, европейское общество совершенно напрасно игнорирует бразильскую литературу, поскольку "умственное движение в бразильской республике получило гораздо более широкое развитие, чем об этом думают в Европе" (там же). Далее автор сообщает, что настоящая бразильская литература появилась после объявления независимости. Во главе нового бразильского романа стоят четыре писателя: Машаду де Ассиз, Алоизио Азеведу, Коэльо Нето и виконт-де-Тоней. Интересно, что три первых имени написаны латинским шрифтом, вероятно, анонимный автор заметки не знал, как их можно транскрибировать, а четвертое - кириллицей, поэтому не сразу можно догадаться, что речь идет, вероятно, об Альфредо Д'Эскраньоле Таунае, авторе популярного романа "Иносенсия" с мелодраматическим сюжетом.

      Машаду де Ассиз характеризуется как самый выдающийся из бразильских авторов, пользующийся уважением у бразильской молодежи, которая смотрит на него, как на своего руководителя. В заключение говорится, что "все четыре названных романиста воплощают в себе эволюцию народных идей..., все их произведения проникнуты духом времени и изображают современную действительную жизнь, характеры, темпераменты и окружающие условия" (9, С.41).

      Вероятно, эта статья оказала определенное влияние на развитие литературных связей между Россией и Бразилией. Она стимулировала интерес к творчеству перечисленных авторов: в начале следующего века на русском языке появились рассказы Азеведо и Коэльо Нето. В 3, 5 и 12 номерах "Вестника иностранной литературы" за 1910 годы были напечатаны 4 рассказа Азеведо, правда, не Алоизио, а его брата Артура: "Блэк", "Вдовец", "Плебисцит" и "Марселина" (287).

      В четвертом номере "Современника" за 1914 год в переводе К. Жихаревой напечатан рассказ Коэльо Нето "Слепая" (349), кроме того, в 1911 году "Киевская неделя" поместила рассказ Кармен Долорес "Слезы тети Зэзе" (341).

      Впоследствии Артур Азеведо будет представлен двумя рассказами в антологии "Под небом Южного Креста" (449). Произведения двух других авторов больше на русский язык не переводились. Хотя советские читатели были знакомы с весьма нелестной характеристикой Коэльо Нето, данной Жоржи Амаду в его книге "Луис Карлос Престес": "Сподвижники Коэльо Нето именовали его "принцем бразильских писателей". Благодаря своей литературной деятельности он получил место в парламенте и в правлении футбольного клуба. Он опубликовал две сотни книг... Но среди многих тысяч написанных им строк не было ни одного слова о людях, борющихся за Амазонию и ни одного проклятия по адресу тех, кто предавал Амазонию иностранным интересам. Коэльо Нето не хотел знать "неизящных слов". Литература всего этого направления - бездушная, мертвая. Писатели этого направления продавали свое перо за объедки с барского стола. Это самая отвратительная, лживая и бесполезная литература в мире... Коэльо Нето - символ бразильской литературы того времени" (76, С. 90).

      Таким образом, перевод шести рассказов трех не самых выдающихся бразильских писателей нельзя считать значительным вкладом в развитие литературных связей двух стран. К тому же совершенно непонятно, с какого языка были сделаны переводы.

      Рассказ Долорес Кармен, оказывается, - "перевод с бразильского", переводчики двух других авторов, хоть и переводят с "португальского", но этого языка явно не знают, так как Коэльо Нето назван переводчицей К.Жихаревой Сельво Нетто. Анонимный переводчик Артура Азеведо также допускает подобные ошибки. Самое интересное, что после Октябрьской революции положение в этой области не изменилось. С 1917 по 1943 год на русском языке были опубликованы произведения трех авторов: стихотворение Мариу ди Андради "Стадо" в переводе Д. Выгодского (296), 4 стихотворения и отрывок из романа "Бразильская тюрьма" Отавиу Брандао (304, 305) и роман Жозе Линса ду Регу "Негр Рикардо" (381). Даже в каталог издательства "Всемирная литература", которое ставило своей задачей познакомить читателя со всеми выдающимися произведениями мира, не были включены произведения ни одного бразильского автора. Все это неопровержимо доказывает, что до знакомства с творчеством Жоржи Амаду бразильская литература не входила в сферу интересов русского читателя. Глава 4. Восприятие бразильской литературы в советской период с 1917 по 1948 год