А когда у костра он с бойцами,
Ему служит защитою пламя,
Жаркий уголь зола покрывает,
Когда он по нему ступает.
Для сертанцев все это было действительностью. В их представлении Луис Карлос Престес был способен творить любые чудеса" (76, с.154-155).
Даже спустя много лет после завершения великого похода, когда Луис Карлос Престес был в тюрьме, люди верили, что "колонна движется в сертане, под небом Бразилии...Топот коней колонны еще звучит в шепоте рек, в шуме водопадов. Однажды колонна прошла всю Бразилию, она принесла с собой надежду обездоленным людям. Настанет день, и колонна вернется. Тогда она пронесет свободу людям, борющимся за нее" (там же, с.109).
Как мы видим, Жоржи Амаду не придумывает миф о народном герое, он использует готовый фольклорный образ и творчески развивает его: борьба в подполье, девятилетнее тюремное заключение в одиночной камере, пытки, суд, на котором Престес превращается из подсудимого в обвинителя - все это элементы мифа и одновременно история страны.
Таким образом, в книге Амаду воссоздается "чудесная реальность" Бразилии, главная составляющая которой "живая мифологическая стихия" народного сознания, которое при переходе художника на народные позиции, становится субъектом художественного видения. Отсюда, "мифологизм в латиноамериканском романе, который является объективно обусловленным "выплеском" мифосознания народных масс, пробудившихся к исторической деятельности и исторической "рефлексии" о себе, своей судьбе и истории" (6, С. 43).
Под пером Жоржи Амаду конкретные факты истории страны и биографии Престеса приобретают эпический размах, но вместе с тем произведение воспринимается как глубоко лирическое. И причина этого - не в многочисленных лирических отступлениях автора, а в том, что все факты истории он пропускает через свое сердце, потому что он частица этой страны и ее народа, творящего историю.
Латиноамериканский миф, в отличие от европейского, направлен не в прошлое, а в будущее, он является элементом сознания: "Бразильский народ, как и этот человек - в тюрьме; его преследуют, над ним издеваются, он весь изранен. Но, как и этот человек, народ поднимется - один, два, тысячи раз, и придет день, когда народ сбросит сковывающие его цепи, и тогда ярко засияет солнце свободы. "После ночи наступает рассвет", - говорит народный поэт, друг мой. И чем темнее ночь, тем ярче сияет звезда, предвестница рассвета и наступающего нового дня. Царящую над Бразилией ночь прорезывает лучезарный свет звезды. Эта путеводная звезда, озаряющая души людей надеждой, - народный герой Луис Карлос Престес" (76, С. 41).
Таким образом, публикация "Луиса Карлоса Престеса" в 1951 году дала советскому читателю возможность познакомиться с явлением, которое впоследствии будет названо "новым латиноамериканским романом" (233). Через 20 лет Чингиз Айтматов напишет, что латиноамериканская проза являет собой пример сочетания самых разнообразных элементов, художественных традиций и методов. В ней миф и реальность, достоверность фактографии и фантазия, социальный и философский аспекты, политическое и лирическое начала, "частное" и "общее" - все это слилось в одно органическое целое (233, С.33).
Хотя значение "Луиса Карлоса Престеса" не было понято критиками, публикация этого произведения Жоржи Амаду сыграла важную роль в рецепции советскими читателями новой латиноамериканской литературы, она подготовила почву для восприятия такого сложного явления, как "магический реализм" нового латиноамериканского романа.
В следующем, 1952 году, в 18 номере журнала "В защиту мира" печатается отрывок из книги Амаду "Капитаны песка" под заголовком "Песчаные капитаны" (66). Это был тот редкий случай, когда публикация столь "нужного" писателя не вызвала никакого отклика ни у критиков, ни у рецензентов. Причина этого, вероятно, - чрезвычайно низкое качество перевода. Фамилия переводчика не указана, но по некоторым деталям можно судить, что перевод осуществлялся не с оригинала, а с испанского перевода. Анонимный переводчик лишил произведение Амаду всех его стилистических особенностей, его поэзии и силы. Такой безликий текст не мог привлечь внимание даже самых пылких почитателей творчества Жоржи Амаду.
В следующем, 1953 году, в журнале "Советская женщина" (No 6) печатается отрывок из публицистической книги "В мире мира", озаглавленный "Раскрепощенная женщина" (79) . Как следует из краткого редакционного предисловия, выбор отрывка определен идеологически и тематически и полностью соответствует названию журнала. "Книга "Мир мира" разоблачает тех, кто клевещет на Советский Союз. Публикуемая нами глава из книги служит достойной отповедью людям, распространяющим небылицы о положении советских женщин". (79, С. 43)
Кроме этого в 1952 - 1953 годах в различных советских газетах и журналах было опубликовано 11 статей Амаду в основном о борьбе за мир, национальную независимость Бразилии и борьбе против империализма.
Глава 10 Первый латиноамериканский роман, написанный методом социалистического реализма.
В 1951 и 1952 годах на русском языке в журналах "Огонек" и "Смена" публикуются отрывки нового романа Амаду "Подполье свободы". На первый взгляд, событие кажется вполне заурядным, на самом же деле оно со всей очевидностью позволяет понять, какую роль отводила Жоржи Амаду советская идеологическая машина. Не так уж часто в Советском Союзе переводились произведения, еще не изданные на родине автора, а уж незаконченные - и того реже. Амаду начал работать над "Подпольем свободы" в 1948 году и закончил в 1954. И если переводят книгу еще далекую от завершения, то значит, эту книгу очень ждут.
Полностью роман был напечатан в ноябре 1954 года, спустя несколько месяцев после его выхода в Бразилии. В рецензии на роман С. Львов не без удивления отметил, что издательство иностранной литературы обычно запаздывает с публикацией книг зарубежных авторов, в чем это издательство неоднократно упрекали. Тем не менее, объемистый, в 54 печатных листа, роман Амаду, изданный в Сан-Пауло в 1954 году, вышел в свет в Москве в том же году (236, С.190).
Почти через два десятка лет один из редакторов романа, Юрий Владимирович Дашкевич раскрыл секрет такой оперативности: "Многие годы назад мне довелось редактировать перевод большого эпического романа Жоржи Амаду "Подполье свободы"... И работа над переводом, осуществлявшаяся тремя нашими товарищами, и редактирование текста проходили в нелегких условиях. Роман еще не был опубликован, читатели знали о нем лишь из кратких сообщений в печати. Нам, понятно, хотелось поскорее выпустить в свет на русском языке это новое произведение нашего бразильского друга, которому уже была присуждена Международная Ленинская премия "За укрепление мира и дружбы между народами" (203, С.139). Рукопись Жоржи Амаду издательство получило из Праги, где тогда жил писатель, находясь в эмиграции. И вот, когда перевод был закончен, редактирование практически завершено и текст отправлен в типографию, совершенно неожиданно Жоржи Амаду прислал трехтомное издание романа, только что вышедшее в Сан-Пауло. Вполне объяснимая радость переводчиков и редакторов сменилась не менее объяснимым отчаянием: оказывается, в бразильском издании роман появился со значительными изменениями, внесенными буквально в последнюю минуту автором, который к тому времени уже вернулся на родину и не имел возможности известить редакцию об изменениях заблаговременно. Творческому коллективу пришлось почти заново переводить роман, в котором насчитывается 850 страниц, и на этих страницах действуют сотни персонажей.
Таким образом, если бы не выше изложенное досадное обстоятельство, то новая книга Амаду вышла бы в Советском Союзе одновременно, а то и раньше, чем в Бразилии.
Вероятно, причина такой оперативности в том, что это произведение в Советском Союзе давно ждали. Советским идеологам нужна была книга латиноамериканского писателя, овладевшего методом социалистического реализма. О необходимости такой книги Амаду намекали и говорили прямо, к созданию такой книги его подталкивали. Присуждение Сталинской премии было одним из стимулов для создания такого произведения.
Так, З. Плавскин в своей статье "Лауреат Сталинской премии Жоржи Амаду" написал, что романы этого автора утверждают оптимистическую веру в победу правого народного дела и показывают единственно правильный путь к победе. Эта грядущая победа нового над старым воплощена в новом герое, появившемся в романах Амаду, - человеке активного действия, вышедшем из народа и ставшем его вожаком. "Все это свидетельствует о том, что бразильский писатель-коммунист, вооруженный передовым марксистско-ленинским мировоззрением, внимательно и творчески изучивший опыт советской литературы и, прежде всего, М. Горького, вступил на путь овладения методом социалистического реализма". (253, С. 170)
Более того, все творчество Ж. Амаду, предваряющее "Подполье свободы", рассматривается советскими литературоведами как этапы овладения методом соцреализма, как некие подступы к созданию "правильного" романа. Так, Вера Кутейщикова пишет, что для дальнейшего творческого пути Жоржи Амаду книга "Луис Карлос Престес" имела важное значение. В ней он преодолел недостатки, характерные для его ранних произведений, глубоко осмыслил исторические судьбы своего народа, и поднялся на новую, "высшую ступень". "Вооруженный марксистско-ленинским мировоззрением, обогащенный опытом своего личного участия в борьбе бразильского народа, Жоржи Амаду завоевал первую победу в борьбе за овладение методом социалистического реализма" (228, С. 21).
Высокий идейно-художественный уровень романа "Красные всходы", по ее мнению, служит залогом того, что, "идя по избранному пути, писатель создаст еще более значительные произведения о жизни и борьбе трудового народа Бразилии" (там же, с. 31).
Жоржи Амаду, в свою очередь, пресловутое "овладение методом" понимал как свой долг, обязанность, и отнюдь не легкую.
Так, в речи на II съезде советских писателей, через месяц после выхода русского перевода "Подполья свободы", Амаду поздравил участников съезда "от имени писателей-коммунистов Бразилии, от тех, кто учился у Максима Горького и Владимира Маяковского чувству понимания миссии писателя" (144). Далее в своей речи он сказал, что создатели советской литературы показали бразильским литераторам, в чем ответственность и долг писателей рабочего класса. "Коммунисты - писатели и художники Бразилии, следуя вашему примеру, стараются овладеть методом социалистического реализма и применить его в своих произведениях. Это совсем нелегкая задача для писателей, происходивших в большинстве своем из мелкой буржуазии. Это долгий и иногда болезненный процесс" (там же).
Естественно, что столь долгожданное произведение, как "Подполье свободы", получило самые высокие оценки у литературоведов и критиков. "Ощущение единого дыхания остается от последней книги Жоржи Амаду "Подполье свободы". Книга воспринимается как монолитное целое, как своеобразная энциклопедия жизни. Это книга строгая, без внешнего блеска, трудная книга, над которой нужно думать, которую нужно пережить и перестрадать, и секрет этой книги - в проникновении писателя в сущность исторических задач эпохи", - писала о романе Инна Тынянова (272, С.208). По ее мнению, "история и политика органически входят в ткань "Подполья свободы" и придают ему большую познавательную ценность; по этой книге можно изучать и понять историю лучше, чем по специальным историческим книгам, потому что она воплощена в конкретных живых людях, разных людях, друзьях и врагах, которых писатель либо горячо полюбил, либо страстно возненавидел, но в обоих случаях узнал близко" (там же, С. 209).
По словам критика Н. Габинского, Жоржи Амаду не приходится прибегать в "Подполье свободы" к декларативности или рассказу; он создает живые, индивидуально очерченные образы, показывает людей в отношениях между собой, их реакцию на внешние и внутренние события. "Подполье свободы" - монументальное произведение. Писатель с легкостью, приходящей вместе со зрелостью мастерства, свободно переводит действие из особняков банкиров и министров в лачуги крестьян, каморки рабочих, на нелегальные явки коммунистов. Н. Габинский подчеркивает, что Амаду превосходно удалось донести до читателей те чувства любви и нежности, которые питает простой народ Бразилии к Советской стране. Как всякое подлинно художественное произведение, роман Жоржи Амаду актуален и злободневен. Он помогает читателю лучше и яснее разобраться в сегодняшней обстановке (192).
Л.Симонян, в свою очередь, считает, что "Подполье свободы" - первое в творчестве Амаду произведение, которому свойствен подлинно эпический размах. Кроме того, яркое повествование придает книге острую эмоциональную окраску, волнующий драматизм. Палитра художника богата разными оттенками, и все они способствуют тому, чтобы нарисованная в произведении картина бразильской жизни была полнее и выразительнее. Рецензент делает вывод, что Жоржи Амаду, учась у советской литературы и опираясь на прогрессивные традиции отечественного искусства, создал выдающееся произведение современной художественной прозы (265) .
Н.Рыбак подчеркивает, что отличительная черта романа Жоржи Амаду - светлое чувство оптимизма, радость человеческого бытия. Оптимизм существует на страницах "Подполья свободы" как чувство, рожденное в борьбе. Через всю книгу проходит ее главная тема - тема борьбы за свободу и мир. Мир - заветная мечта героев Жоржи Амаду (261).
Рецензия В. Кутейщиковой и Л.Осповата "Рождение эпопеи" подводит итог и определяет значение романа для мировой литературы: "Художественно-политическое значение романа "Подполье свободы" исключительно велико. Эпопея борьбы бразильского народа за свободу и независимость является большим завоеванием всей прогрессивной мировой литературы, уже давшей такие примеры возрождения эпического романа, как произведения Луи Арагона, Анны Зегерс, Марии Пуймановой. Не случайно именно Бразилия с ее славными традициями антиимпериалистической борьбы, с ее героической компартией стала родиной этого выдающегося произведения. И закономерно, что автором его явился Жоржи Амаду - писатель, с молодых лет связавшим свою жизнь с делом освобождения бразильского народа, писатель, творческий путь которого - это путь непрерывной борьбы за овладение методом социалистического реализма". (232, С. 252)
Такое единодушие критиков с современной точки зрения кажется поразительным, более того, рецензии и стилистически не отличаются друг от друга, как будто их писал один человек. Все это свидетельствует даже не о жесткости идеологических установок (что разумеется само собой), а о том, что рецензируемое произведение даже в мелочах соответствует этим установкам.
Лаконичнее всего значение книги определил Федор Кельин в предисловии к "Подполью свободы": "Подполье свободы" - первый роман, написанный Жоржи Амаду методом социалистического реализма, первый не только для этого писателя, но и для бразильской литературы в целом. В романе отсутствуют элементы натурализма, подчас свойственные предшествовавшим произведениям Амаду. В "Подполье свободы" он предстает перед читателем не только как превосходный романист, но и как политически зрелый писатель. Публицистическая часть романа, где Амаду неоднократно ставит и правильно разрешает политические проблемы, вопросы морали, культуры и искусства, имеет огромное принципиальное значение для латиноамериканских и, в частности, для бразильских писателей. Таким образом, первая часть трилогии, появление которой явилось событием исключительной важности для литературы стран Латинской Америки, представляет большой интерес для прогрессивных читателей всего мира" (217, С. 5)
Новое произведение Амаду стало свидетельством победы коммунистической идеологии во всемирном масштабе. Овладение методом социалистического реализма всеми прогрессивными писателями мира, по мнению советских идеологов, является такой же исторической закономерностью, как и переход от капитализма к социализму. При этом национальные и культурные особенности конкретных стран, зрелость их литератур, объективная готовность воспринять метод соцреализма не учитываются. Скроенные по одной мерке, соцреалистические произведения заведомо лишаются любых национальных черт (пресловутый "натурализм" Амаду). Не случайно все критики проводят параллель между "Подпольем свободы" и "Коммунистами" Арагона и подчеркивают, что это произведения ставит Амаду в один ряд не только с Луи Арагоном, но и Мартином Андерсеном Нексе, Анной Зегерс, Пабло Нерудой, Марией Пуймановой.
Сам Амаду, однако, выступал против унификации и обеднения литературы, против ее отрыва от национальных корней. Об этом он говорил на Втором съезде советских писателей: "Писателям-коммунистам Бразилии надо всегда помнить, что литература социалистического реализма является социалистической по содержанию и национальной по форме. Проблема национальной формы является основной нашей проблемой, так как в противном случае наши книги не были бы бразильскими и мы захлебнулись бы в бессмысленном левачестве, в космополитизме. Для того, чтобы наши книги - романы или поэзия - могли служить делу революции, они должны быть прежде всего бразильскими: в этом заключается их способность быть интернациональными" (144).
Как мы видим, о проблеме национальной самобытности Жоржи Амаду задумывается даже в период наибольшей политической ангажированности, в период сознательного овладения методом соцреализма. Безусловно, такое понимание сущности литературы дало Амаду возможность создать через несколько лет подлинные шедевры бразильской и мировой литературы - "Габриэлу", "Лавку чудес", "Терезу Батисту".
Глава 11 Новый взгляд на творчество Амаду. Середина 50-х.
В следующем, 1955 году, советские читатели смогли познакомиться с новым переводом "Земли золотых плодов", сделанным Инной Тыняновой с португальского, а не с испанского, как предыдущий перевод, а также первым романом этой трилогии - "Бескрайние земли". Выход книг оказался "в тени" "Подполья свободы" и не был отмечен критиками. И тем не менее,
"Бескрайние земли", а вернее предисловие к роману Ильи Эренбурга сыграло решающую роль в восприятии Жоржи Амаду и его творчества в Советском Союзе.
Эренбург знал Жоржи Амаду еще по работе во Всемирном Совете Мира, дружил с ним. И он первым оценил Амаду не как политика, видного деятеля мирового коммунистического движения, а как большого художника, выразителя духа бразильского народа, и друга, причем не всего СССР, а каждого конкретного человека, читателя, который держит в руках его книгу. И происходит это потому, что друзьями для миллионов читателей стали любимые герои Жоржи Амаду, чьи горести и радости, благодаря выдающемуся таланту бразильского писателя стали близкими и понятными в далекой России.
Предисловие И. Эренбурга радикально отличается от всего ранее опубликованного о Ж. Амаду даже по стилю. Оно написано не языком политической передовицы, а с человеческой заинтересованностью и теплотой: "В Ресифи я познакомился с бродячим фотографом... Я спросил его, знает ли он бразильских писателей. Он сразу померк:
Я три раза фотографировал Жоржи Амаду, но только один раз газета купила его фото.
А вы читали его романы?
Я никогда ничего не читаю, - ответил он возмущенно. - У меня для этого нет времени.
Можно бы усмехнуться: уроженец тех самых мест, которые описывает Амаду, человек, встречавший писателя, не раскрыл хотя бы из любопытства его книг. Но я подумал совсем о другом: откуда я знаю этого фотографа? Да ведь я читал про него в одном из романов Амаду. Потом я вспомнил: нет, среди героев Амаду нет фотографа. Может быть, я вспомнил захолустного репортера, или адвоката, или картежника? Не знаю. Но только тирады фотографа меня не удивили, хотя были они воистину удивительными. Мне казалось, что я не раз встречал этого человека. То же самое я почувствовал, увидев карантинного врача, романтического шулера, старого носильщика негра: меня окружали персонажи Жоржи Амаду (282, С. 5).
Илья Эренбург понимает, что причина этого ощущения - не экзотика, не обманчивая точность, не иллюзорное сходство, к которому стремятся все фотографы мира, а также иные литераторы, плохо понимающие, что такое литература. "Раскрывая роман, мы отправляемся в путешествие; оно может быть увлекательным или скучным, надолго запоминающимся или смешивающееся в памяти с сотнями других, но оно обязательно должно открывать некий мир, хотя бы крохотный. Романы Жоржи Амаду помогли нам открыть далекую Бразилию, ее людей, которые близки нам в их горе, в их страстях, в их чаяниях" (там же).
Эренбург подчеркивает, что он имеет в виду вовсе не географию или историю, описание природы или быта, или протоколирование событий, а нечто иное, для писателя самое главное - способность раскрыть душу своего народа. "Мне привелось где-то прочитать, что произведения Амаду знакомят читателя с историей Бразилии от конца XIX века до наших дней. Я убежден, однако, что не в этом значение романов Амаду... Жоржи Амаду, как и всякий подлинный писатель, не описывает события, а раскрывает нам людей, участвующих в этих событиях. Может быть, о жизни Бразилии мы знали и без него, во всяком случае, мы могли бы узнать о ней без его романов, но он открыл нам душевный мир бразильцев; в этом объяснение того успеха, которым пользуются его книги и в Бразилии и далеко за ее пределами" (282, С.6).
Совершенно очевидно, что это слова не работника идеологического фронта, а друга и почитателя, и выражают они не точку зрения государства, а личное мнение автора. Но мнение это совпадает с ощущением многочисленных читателей и поклонников таланта бразильского прозаика.
Очевидно также, что подобная статья не могла быть написана ни в 1948, ни в 1951, ни в 1954 году: ее написал человек другой эпохи, эпохи "оттепели", которую автор этого термина предчувствовал уже в 1955 году. Как бы то ни было, Эренбург определил тенденцию восприятия творчества Жоржи Амаду в Советском Союзе. Достаточно сравнить названия статей об Амаду, написанных в начале 50-х годов: "Жоржи Амаду - прогрессивный бразильский писатель", "Отважный борец за мир", "Вдохновенное слово писателя-борца" и т.п. - с названиями статей 1962 года, когда в СССР отмечалось 50-летие писателя: "Певец народа", "Далекий и близкий друг", "Наш друг Жоржи Амаду", "Тепло неутомимого сердца", "Певец Бразилии", "Наш друг Жоржи".