66536.fb2
- Все-то ты знаешь! - усмехнулся атаман. - Нетрудно? А ты пробовал? Ладно, шучу... Мои ребята и с молодыми справятся. Отцу передай благодарность и наказ в лес ко мне больше тебя не посылать. Пусть сам приезжает или моих людей ждет. О нашей встрече никому ни слова в городе. В дороге остановят, будут допытываться, где был, отвечай, мол, у крестного в Чукманке. Запомнил, герой? Ну, иди, отдыхай!
Фешка переночевал в одной из землянок. Перед тем, как заснуть он размышлял о нелегкой жизни атамана и его людей, о том, что их ждет в будущем. В Тобольске о них рассказывали страшное, называли "разбойниками", а они оказались обыкновенными, даже хорошими людьми, хотели добра народу и ради этого рисковали жизнью...
В землянке истопили печурку, стало тепло. На соседних нарах похрапывал Петр. Утром проводник разбудил мальчишку. Они наскоро поели и верхами отправились до Чукманки. В деревне их встретил Серафим, который посадил мальчика на большаке в попутные сани.
... Розвальни скользили по укатанному зимнику. Пожилой возница косил глазами на хлопца, потом стянул с себя тулуп и укрыл пассажира. Фешка согрелся и уснул. Под головой у него лежала котомка, в которой он вез из отряда шмат сала и плотно закрытый туесок с медом. Перед тем, как заснуть, он подумал, что Галкин относится к нему по-доброму: распорядился дать гостинец. И это мальчишке понравилось, а еще больше понравилось намерение атамана освободить Орлика. Друга в беде не оставляет...Славный человек Галкин.
Есть на свете и другие хорошие люди. Например, крестный или даже этот молчаливый возница, уступивший свой тулуп. Выходило, что добрых людей больше, чем вредных. Утешенный этой мыслью, Фешка заснул. Дыхание его выровнялось. Он погрузился в тот особенный, глубокий сон, какой бывает лишь у детей на свежем морозном воздухе...
21. Качурин сердится
За окном подвывает декабрьская метель. На улице - студено, а в доме Менделеевых прохладно: печи протоплены, но еще не прогрелся воздух, охладившийся за ночь. Утренний свет сочится в комнаты сквозь оконные занавеси, сшитые из синего штофа.
Еще рано, но уже пробудились и занялись делами скотница, кухарка и кучер. Одновременно с ними поднялась Марья Дмитриевна: всюду нужны ее хозяйский глаз и умелые руки. Чуть позже встали Иван Павлович и Полинька, вскоре ушедшая к заутрене в церковь Семи Отроков. Начали новый день Лиза и Маша. Яков за воротами уже счищал лед с тротуара. И только Паша и Митя еще досматривали у себя в мезонине последние сны. Скоро поднимут и их...
Марья Дмитриевна уже помогла Прасковье испечь хлеб, послала на базар за провизией Лизу. Когда дочь выезжала на бричке со двора, госпожа Менделеева окликнула кучера и осведомилась: не пора ли перековать лошадей.
- Как прикажете, - ответствовал Ларион. - Однако копыта по льду скользят...
- Так отведи коней к кузнецу.
- Можно. Только Никиту с Кузнечной жеребец зашиб: в больницу отвезли мужика. А Ванюха Королинский в запой ударился. Теперь неделю гудеть будет.
- Кто же работу выполнит?
- Есть еще мастер. На Большой Спасской - Северьян Кожевников. Его сынок еще к нашему Мите шастает...
- Как же! Знаю. Так ты переговори с его отцом. А пока счастливый путь!
Бричка уехала, Марья Дмитриевна поднялась в мезонин и стянула с сыновей одеяла:
- Поднимайтесь, лежебоки! Мыться и завтракать!
Мальчики уловили категорические нотки в голосе матери и быстро встали. А потом - обычная утренняя спешка. Марья Дмитриевна поторапливает сыновей за завтраком, спрашивает, взяли ли нужные учебники и тетради, помогает в передней одевать шинели, шапки, повязывать шарфы. Она делает это по давней привычке с тех пор, когда дети были еще маленькие, и не думает о том, что они вполне могут одеться сами.
...Братья Менделеевы прибежали в гимназию, когда до построения на утреннюю молитву оставалась минута. И вот служба отца Льва. Развод по классам... Гимназисты идут строем, попарно. Впереди Мити оказывается Амвросин. Менделеев нарочно наступает ему на пятку:
- Ты, Харя, за что вчера на Курдюмке лежачего пацаненка бил? С тобой Егор Саханский был.
- Кончай, Джунгар! А пацана били за вредность. Егор ему в ухо въехал, тот упал, а лягается, зараза. Вот и добавили...
- Но лежачих не бьют?
Вместо ответа Амвросин пихнул Митю локтем, и получил сдачи подзатыльник. Ближайшие пары гимназистов не обратили внимания на этот "обмен любезностями". Экая невидаль! В классах постоянно задираются и толкаются. Однако конфликт был замечен, и никем иным, как самим директором, случайно вошедшим в сей момент в зал.
Ага, Менделеев стукнул Амвросина! Качурин немедленно вмешался:
- Подойдите ко мне, забияки! Стой прямо, Менделеев. Разве можно бить товарища?
- Серый волк ему товарищ, - набычившись, ответил Митя.
- Оскорбляешь Амвросина даже в присутствии директора? Иван Осипович, проводи молодца ко мне в кабинет. Пусть на него посмотрят учителя. Они там собираются на педсовет.
Малые советы бывали два раза в неделю, перед началом уроков. На них Качурин обычно оглашал циркуляры, полученные из Омска, объявлял изменения в расписании уроков, распекал нерадивых учеников и делал замечания педагогам, вызвавшим его неудовольствие. В этот раз, как и всегда, учителя, ожидая Евгения Михайловича, беседовали, проверяли тетради гимназистов, делились новостями. Католинский пересказывал Семашко анекдот...
Петр Павлович Ершов, стоя у окна, постукивал пальцем по раме, задумчиво смотрел на заснеженную Богоявленскую, оледеневшие склоны Панина бугра. Он был недоволен тем что, директор опаздывает и тем самым крадет время у учителей. С недавних пор инспектору постоянно не хватало времени. Весь день - суета, а вечером не займешься литературным творчеством: голова тяжелая, хочется спать и к тому же завтра рано вставать...
Времени, видимо, не достает всем. Вон к гимназии спешит закутанный в башлык человек. Это учитель французского языка Волков опять опаздывает на занятия. Хорошо, если он успеет прийти до начала совета, иначе директор доймет Волкова нравоучениями. А бранить надо не учителя французского, а других, например, латиниста Резанова стоит отругать за пьянство. От него, кажется, и сейчас попахивает вином. Не утерпев, Ершов говорит Резанову:
- Не понимаю, Петр Кузьмич, образованный человек, Горация переводите, а позволяете себе приходить на службу под хмельком..
- Я ничуть не пьян, - возражает Резанов. - Просто выпил утром рюмку мадеры как лекарство...
- Не упорствуй в грехе, Кузьмич. Покайся, любезный, - с улыбкой сказал сидевший рядом с Резановым отец Лев Иванитский.
- Я в винах разбираюсь: вы благоухаете не мадерой, а перцовкой. Дурной пример подаете юношеству. А коли выпили, то закусывайте не редькой, а мускатным орехом. Запах отшибает, - сказал инспектор.
- Я редьку с детства не употребляю, - обиделся латинист. - Меня напрасно в классах прозвали Редькой. Коли откровенно, то пришлось принять самую малость для опохмелки. Вчера был приглашен на ужин к купцу Сыромятникову. Я его детей прошлой зимой репетировал. Достойный человек, отказаться невозможно. Пошел. Стол, конечно, богатый. Напитков - пропасть. Как говорится, "всюду страсти роковые"...
- В нашем городе спиться - не задача, - вздохнул Ершов. - И все же рекомендую перед уроками воздерживаться.
- Бострем прикладывается чаще, - защищался Резанов. - У него от вина нос посинел. Детей на уроках бьет беспардонно. Хотя иного разгильдяя только оплеухой и утихомиришь...
Инспектор хотел ответить, но тут надзиратель Семашко ввел в кабинет гимназиста. "Господи, это же Митя Менделеев! Что он натворил?" забеспокоился Петр Павлович.
Вошел Качурин и, сев в кресло, заговорил:
- Господа, наши воспитанники ведут себя все более дурно. Этот молодой человек, - тут он указал пальцем на Митю, - только что ударил Амвросина, а на мои вопросы ответил дерзко. Менделеев и раньше имел замечания. В учебе не блещет, хотя и не глуп. Его надо наказать для острастки прочих грубиянов и драчунов.
В кабинете наступила тишина. Некоторые подумали: опять в гимназии будет порка... Эта мысль пришла в голову и Ершову. Он сказал:
- Разумеется, пускать в ход кулаки непозволительно. Дерзость заслуживает порицания. Но в чем причина ссоры? Не мешает побеседовать с другими мальчиками этого класса...
- Вы правы, Петр Павлович, - поддержал Ершова старший учитель законоведения Попов. - Следует разобраться. Если Менделеев виноват, мы накажем его соразмерно проступку...
- - Это не простая стычка, - продолжил директор. - Здесь случай особый. Нападению подвергся сын жандармского офицера. Захар отличается преданностью начальству, и за это его не любят. Менделеев должен быть строго наказан.
В Мите закипел гнев. Еще минута, и он бросился бы на директора. К счастью, его состояние понял Ершов и велел мальчику удалиться. Качурин не возражал. Когда гимназист вышел за дверь, отец Лев произнес:
- Ни к чему чаду слушать наш разговор. А по сути дела: не слишком ли часто сечем мы детей? Не полезнее ли увещевать заблудших?
- Вам, батюшка, положено быть добрым, а мне - требовательным, ибо отвечаю за порядок и успеваемость я. А дисциплина в гимназии падает. Да и в городе неспокойно. Однако наша беседа затянулась. Поспешите в классы...
Учителя один за другим покинули директорский кабинет. После их ухода Евгений Михайлович некоторое время сидел задумавшись. Потом принялся сочинять письмо генерал - губернатору. Директор жаловался князю Горчакову на вольнодумство рядовых педагогов. "Я встречаю с их стороны сопротивление законным действиям, - сетовал Качурин. - Тревожная обстановка в Тобольске и крае обязывает меня поддерживать в гимназии строгую дисциплину, прибегая подчас даже к суровым наказаниям..."
Качурин не сомневался в своей правоте. Два дня назад он обедал у купца второй гильдии Шевырина. Среди приглашенных был и майор Петровский. Жандарм поначалу любезничал с дамами, развлекал обедающих анекдотами, затем играл в преферанс. Сел за карточный стол и Качурин, что позволял себе редко. Директор и майор составили пару, и им повезло. В перерыве они выпили коньяку и разговорились.