66586.fb2
Карчи-хан удивлялся: где "барсы"?
Саакадзе равнодушно бросил:
- "Барсы" ускакали подготовить стан, а также принудить крестьян везти вино и баранов.
Карчи-хан недоволен: принудить мало, надо не жалеть палок для пяток бараны сами принесут вино.
Георгий похвалил остроумную речь Карчи-хана.
Ехали молча. Чутко прислушивался Георгий. За каждым кустом, за каждым выступом он чувствовал учащенное дыхание Картли. "Народная ярость бьет не хуже клинка", - думал Георгий.
"Азнауры должны победить", - думал Квливидзе, с большой осторожностью передвигая азнаурские дружины к долинам Самухрано.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Через Ксанскую долину неслись разгоряченные кони. Горное эхо подхватило стремительный цокот. Солнце ударялось о броню и расплескивалось на изгибах лат.
Саакадзе платком вытер вспотевший лоб Джамбаза.
"Барсы" и сорок дружинников-грузин в чешуйчатых кольчугах скакали за Саакадзе. За ними - густой колонной сарбазы.
Поднял забрало Саакадзе и пристально оглядел долину. "Ждут! - подумал он. - Вот в этом лесу, за оврагом, в узкой лощине, за буграми. Ждут!"
Неподвижны зеленые заросли. Спокойна Ксани. Пустынны горные тропы. Безмолвны замки. Ждут.
Георгий обернулся. Высоко на гребне горы замок Ксанских Эристави. Насторожились бойницы и башни. Сквозь зубцы стен просвечивает голубое небо. Суровая тишина сковала замок.
Но долина дышала. По берегам Ксани зрели фруктовые сады. В расщелину юркнула ящерица. Черкая коза, насторожив рожки, шарахнулась со скалы. Взметнулись красные куропатки. С обочин дорог в траву прыгали кузнечики, медведки, саранча, наполняя воздух тревожным стрекотаньем. Синий блестящий жук нырнул в дикий тюльпан. И только на лужайке безмятежно дремал медвежонок. Он приподнял голову, сонными глазами посмотрел на мчавшихся всадников, почесал лапой за ухом, зевнул и снова растянулся на траве.
Саакадзе пришпорил Джамбаза и вброд пересек речку. За ним неслась персидская конница. Зашумела взбудораженная Ксани. Подковы звонко ударялись о кругляки. Летели большие брызги. Иранские знамена мутными пятнами отражались на вспененной воде.
Следуя за Георгием, переговаривались Карчи-хан и Вердибег. Видно, не хватит верблюдов, коней и повозок вывезти богатства Самухрано. А еще предстоит дань с Тбилиси и шелк кахетинских князей. Слава аллаху! Наконец они навсегда покончат с беспокойной Грузией.
Громко и весело переговаривались "барсы". Они недаром сардары и минбаши шаха, они покажут, как уничтожать врага. Они отобьют табуны коней, завладеют драгоценным оружием. Как вино из бурдюка, они выпустят кровь из разжиревших врагов. Слава Христу, наконец "барсы" навсегда покончат с беспокойством Грузии.
Но Саакадзе не говорил и не смеялся. Глубокая складка прорезала переносицу. Острым взором он прощупывал каждый куст, каждый камень. Ждут! Георгий знал - там, за синеющей полоской, учащенно дышат, там бьется нетерпеливое сердце.
На правом берегу Ксани, у деревни, закутанной в зелень садов, Саакадзе остановился. Он выбрал молодого хана с двумя тысячами сарбазов. Карчи-хану Георгий сказал: "Необходимо оставить в заслоне отряд для защиты подступов к Мухрани от Эристави Ксанского".
К полудню конная колонна, растоптав виноградники, придвинулась к скалистым отрогам, на которых возвышались сумрачные башни.
Соскочил Саакадзе с коня и, сопровождаемый "барсами" и Вердибегом, поднялся на крутой выступ. Роскошная Мухранская долина лежала у ног Георгия, но он видел только гору Трех орлов, покрытую густым лесом. Было тихо, лишь в чернеющей балке шумел невидимый поток.
Вердибег одобрил решение Саакадзе оставить и здесь две тысячи сарбазов для охраны леса, откуда могут нагрянуть князья, дружественные Мухран-батони.
И снова Георгий Саакадзе и сорок дружинников-грузин поскакали вперед. Следом, развевая знамена, потянулась поредевшая персидская конница.
Темные тени ночи внезапно легли на Сапурцлийскую долину, владение Мухран-батони. Бледная звезда мерцала над скалистой вершиной, где гордо высился Мухранский замок. Кони устало передвигались во мгле. Саакадзе остановил Джамбаза.
Карчи-хан согласился разбить стан в долине. Он нетерпеливо рвался к замку Мухран-батони, но ночью опасно, замок не уйдет, а долина нужна для завтрашнего дня.
Лощина осветилась зловещим пламенем. Затрещали костры. Сарбазы весело разбивали шатры. К реке на водопой спускали коней, рубили лес, на деревянные заостренные палки нанизывали мясо.
Полночь. Крупные звезды загадочно смотрят с черного неба. Стан спит. Только часовые приглушенно перебрасываются персидскими словами.
Шатер Карчи-хана окружен двойным кольцом исфаханцев - личной охраны. В каганце мерцает голубой огонек. Из мглы выплывают смуглые лица ханов.
Карчи-хан совещается. Но в шатре нет Саакадзе, нет грузин. Еще в Тбилиси тайно от Саакадзе Карчи-хан послал в Кахети гонцов к богатым князьям:
"Аллах всевышний, о аллах!
Благодаря мудрости шах-ин-шаха крылья тишины распростерлись над Грузией. Города умиротворены. Грузинский народ, вознося благодарность "льву Ирана", возвращается к земле и солнцу.
Да будет вечный мир между Ираном и Кахетинским царством. Прибудьте в Самухрано и присутствуйте на утверждении мира. Лично подпишите ферман и примите дары, присланные шах-ин-шахом за верность.
Во имя аллаха милосердного раб веры Карчи-хан".
И вот вернувшийся гонец незаметно проскользнул в шатер Карчи-хана.
Эрасти еще ниже пригнулся и опустил ветки кустов.
Гонец рассказывал о ликовании кахетинских князей. Обрадованные миром, они спешат во владение Мухран-батони. Завтра в долине Сапурцлийской кахетинцы представятся Карни-хану.
Ханы смеются: хорошие дары завтра получат князья...
Шатер Георгия Саакадзе окружен личной охраной - сорока грузинами. Саакадзе совещается. Но в шатре нет Карчи-хана, не сидят кизилбаши. Прикрытый медной чашей, горит светильник, бросая красные отсветы на потемневшее лицо Георгия.
- Помните, друзья, малейший промах - и конец Грузии. Истребление и разорение народа достигло предела. Нет царя, нет единого войска, нет страны. Предстоящая битва или продолжит историю картвелов, или прекратит жизнь Грузии.
- Нет, Георгий, пусть было Упадари, но будет и Мухранская долина, сдержанно ответил Даутбек.
- Против нас, - понизил голос Георгий, - многочисленные персидские полчища. Наше превосходство - внезапность и стремительность. Первый удар нанесем в долине Сапурцлийской. Карчи-хан, конечно, бросится к Мцхета, на соединение с Исмаил-ханом. Необходимо, спасая Тбилиси, отбросить персов от моста. Тогда они, минуя город, повернут к Иори. Оставленных сарбазов на правом берегу Ксани должны уничтожить хевсуры и пшавы. Сарбазов у горного леса поручим Нодару Квливидзе - давно рвется в бой. Мцхетский мост будет защищать сам Квливидзе.
Георгий поднялся, надел шлем и меч. Он просил "барсов" не рисковать попусту и не увлекаться пылом сражения. Такая роскошь не для ближайших помощников Саакадзе. "Барсы" должны помнить: дело освобождения родины находится сейчас в их руках.
- Карчи-хан думает - мы в сладком неведении о его сговоре с Пеикар-ханом. Но Эрасти сегодня выследил тайного гонца. Пусть ханы думают, что обманули нас, это полезно для завтрашнего дня.
Георгий направился к выходу. Дато и Дмитрий снова убеждали Саакадзе поручить им встречу с Квливидзе, а самому хотя бы немного отдохнуть перед трудным утром.
Усмехнулся Георгий и откинул полу шатра. Стража не удивилась, увидя на коне Саакадзе. Большой сардар любил ночью объезжать стан и осматривать дороги, так он делал не раз в войнах с османом. Не удивились и выезду "барсов", ибо и минбаши любили ночью проверять окрестности. Конечно, и копыта коней перевязаны из предосторожности. Вот храбрые минбаши по двое разъехались в разные стороны долины.
Георгий, Дато, Димитрий и Эрасти углубились в лес. В этот миг Георгий сжег мост, соединяющий его с Ираном. Отбросил, словно отрубил мечом, мысли о Носте, о Русудан, о сыновьях. Одна мысль владела Георгием - вдохнуть жизнь в омертвевшее сердце Картли.
Темные заросли вплотную надвинулись на тропу. Из глубины балки повеяло ночной свежестью. В густо-синем небе чернели грани вершин. Здесь укрылось ополчение Ничбисского леса.
Кто-то схватил под уздцы коня. Всадник в серой броне тихо проговорил: "Сакартвело". Из темноты вынырнула палка с нанизанными светлячками и осветила лицо Саакадзе.