- Тушины! Георгий Саакадзе, которому народ Картли за победу над турками в Сурамском бою дал почетное звание Великого Моурави, на благое дело зовет тушин, на войну с разорителем наших грузинских земель.
Вперед выступил пожилой тушин.
- Я Георгия Саакадзе хорошо знаю, победу над турками он одержал, персов тоже он привел. Прошло два года, а кто забыл, как в славном бою погибли мой отец Датвиа и мой сын Чуа... Погибли - это не беда, каждый тушин желает умереть не на тахте, а сражаясь с врагом... Но помните, тушины, как проклятые богом персы повесили в Греми тринадцать павших в битве храбрецов?! Кто забыл повешенных Датвиа и Чуа?!
- Никто не забыл!
- Никто, никто! - Ты будешь отомщен, Гулиа!
- Отомстим, отомстим! - кричали тушины.
- Отомстите? А слушаете Георгия Саакадзе, виновника нанесенного оскорбления, виновника гибели грузин. Забыли, кто указал дорогу заклятому врагу?
Народ молчал.
Вперед выступил Георгий. Он знал, как надо говорить, когда слушает площадь.
- Отважные тушины! Я пришел к вам один, как воин, за воинской помощью! Не оправдывать себя пришел, а говорить о судьбе Картли и Кахети. Сейчас надо забыть все обиды и ошибки. Персидский ханжал навис над грузинской землей. Обрушимся на извечного врага. Я обещаю вам победить и еще обещаю - после победы я снова приду к вам один, и тогда судите меня.
Георгий снял с себя шашку и протянул хевис-бери.
По площади пронесся сдержанный гул. Эрасти вздрогнул, тревожно оглянулся и приблизился к Саакадзе.
Анта, взяв у Георгия шашку, сурово посмотрел на горячившуюся молодежь.
- Я всем пренебрег: дворцы, почести, богатства, - все бросил под ноги своему коню и пришел отомстить заклятому врагу, - продолжал Георгий. - Вы, тушины, - горцы, мы, картлийцы, тоже горцы. У вас один враг - шамхал, а мы окружены врагами, как озеро берегом. Ваш щит - горы, и путь ваш простой, наш щит - собственная грудь, и путь наш вокруг озера. Я хочу прорвать преграду, хочу объединить грузин, хочу превратить озеро в бурную реку. Кто скажет мои намерения вредны народу? Вот отважный Гулиа о своих витязях говорил. О Датвиа и Чуа помню и я, Георгий Саакадзе. Пусть у меня в бою конь ослепнет, если я скажу неправду. Старшего сына своего, Паата, я заложником оставил шаху Аббасу. Оставил, чтобы отомстить за тысячу тысяч Датвиа и Чуа...
Тишина оборвалась. Голоса ударились в голоса. Так камень ударяется о камень.
Заглушая гул, Георгий крикнул:
- Я все сказал. Окажете нам помощь - слава вам, откажете в помощи - не остановимся мы. Поступайте, как подскажет вам народная совесть.
На площади сквозь общий шум прорывались возбужденные голоса:
- Послушаем хевис-бери! Послушаем!
Анта выступил вперед. Площадь замерла.
- Тушины! Вы слышали Георгия Саакадзе. Кто из тушин помнит, чтобы наши предки отказывали другу в отважном деле?!
- Никто! - закричали тушинские витязи.
- Нет, наши предки не опозорили нас, и мы не опозорим их память!
- Лучше человеку надеть покрывало своей жены, чем оскорбить друга, отказавшись стать рядом с ним в битве!
- Пусть я умру у тебя, хевис-бери, если мысли мои уже не на поле битвы!
- Придется нам лишний раз замахнуться шашкой!
- Пусть у того, кто изменит обычаям предков, переломится меч, занесенный над врагом.
И тушины стали закладывать, как перед боем, полы чохи за широкий кожаный пояс.
Анта Девдрис одел на Георгия его шашку и торжественно произнес:
- Георгий Саакадзе, спасибо, что вспомнил о нас, и главе грузинской церкви спасибо! Тушины всегда готовы на отважное дело. Ни суровая непогода, ни голод, ни опасная тропа не остановят нас: опасность для нас наслаждение. Женщины наши при набеге врагов не прячутся и не стонут, а собираются вместе и поют веселыми голосами боевые песни, воспламеняя в мужчинах отвагу. Через три дня на рассвете под знаменем Алами тушины выступят на Баубан-билик. Твоих гонцов подождем внизу. Обещаем и мы тебе: победим или умрем!
Анта махнул рукой, на высокой башне вспыхнуло пламя. На далеких башнях запылали ответные огни.
И вмиг несколько тушин вскочили на коней и поскакали к тушинской тропе. Они спешили оповестить горную Тушети о решении хевис-бери.
Деканозы вынесли священные знамена, обвешанные колокольчиками и пестрыми платками. Потрясая знаменами, деканозы напоминали тушинам обычай предков не брать в плен и самим не сдаваться.
Гулиа высоко поднял знамя Алами. В глубокой тишине тушины торжественно склонились перед знаменем. Отныне нарушение обещания - клятвопреступление, позор для всего общества до седьмого поколения.
Анта положил руку на знамя:
- Да будет нам свидетелем ангел боя! Все за одного, один за всех!
Витязи обнажили мечи:
- Все за одного, один за всех!
Вперед выскочил младший сын Анта, носящий имя отважного витязя Мети*. Он запел боевую песню, подхваченную витязями:
______________
* Мети Сагиришвили, всю жизнь победоносно сражавшийся с мусульманами.
В Бахтриони злы татары
Темной ночью совещаются!
Отобьем скота отары,
С жизнью пусть тушин прощается.
На Алванском поле станем
И в Ахмети виноградники
Жечь три ночи не устанем!
Иль алла! На битву, всадники!