Вот эту ночь Пушкина, и ночь России, и европейскую ночь, я думаю, тайно носил Ходасевич в своей душе, и оттого во всем у него как бы привкус горькой печали, — горькая-горькая полынь…
Возрождение. 1939, 16 июня
Семья сотрудников «Возрождения» оплакивает безвременную кончину одного из своих наиболее блестящих товарищей, мастера слова Владислава Фелициановича Ходасевича, большого русского поэта, большого критика и историка российской словесности, имя которого войдет в историю нашей национальной культуры.
Возрождение. 1939, 16 июня
Редакция «Возрождения» понесла большую утрату. Скончался Владислав Фелицианович Ходасевич, выдающийся поэт, критик и историк литературы, который в статьях за своей подписью и под псевдонимом Гулливера вел в течение долгих лет беседу с читателями на наших страницах. Эта потеря почувствуется всеми, кому дорога русская культура.
На протяжении четырнадцати лет борьбы и работы смерть вырвала из наших рядов немало сотрудников: А. И. Куприна, А. А. Яблоновского, А. В. Амфитеатрова, Н. Н. Чебышева, В. Я. Светлова и других, скончавшихся на своем посту. Все они внесли свой вклад в общее дело и, каждый в своей области, оставили след в духовной жизни русского зарубежья. Этот вклад не пропадет. Выбывают отдельные люди, но общее дело, дело борьбы за Россию и за русскую национальную культуру, продолжается.
В освобожденной России вспомнятся те, кто ждал и не дождался желанного дня освобождения. Не забудет тогда Россия и имя поэта Ходасевича.
Возрождение. 1939, 16 июня
В. Ф. Ходасевич захворал около 3-х месяцев назад, и решительно ничто не предвещало близкого и трагического конца. Те же часто повторяющиеся боли, та же беспечная надежда, что боли эти пройдут, как проходили и раньше.
Он лежал у себя дома, окруженный вниманием и заботами. Врачи не могли поставить точного диагноза. Он еще продолжал свою журнальную работу, присылал в «Возрождение» свои статьи. Но скоро работу эту он прекратил и вернулся к своим старым более серьезным темам и замыслам. Это был уже тревожный симптом. Врачи разрешили ему не больше четверти часа в день для свиданий с друзьями.
Однажды одному из близких друзей, когда из комнаты вышла жена, он с детским притворством больного сказал: «а, кажется, мне уже не подняться»… Увы, фраза эта, далекая от его подлинного настроения, оказалась пророческой.
Три недели тому назад В. Ф. Ходасевичу внезапно стало совсем плохо, кожные покровы резко пожелтели. Решено было обратиться к знаменитому терапевту, профессору Абрами. Больного пришлось перевести в госпиталь Брусьо. Начались дни тягчайших страданий, сопряженных с бесконечными исследованиями. Близких и друзей Ходасевича поражала необыкновенная жизненная сила этого слабого от природы человека. Едва отпускали его жесточайшие боли, в нем просыпался его острый юмор, потребность развлечься, посмеяться. Лежа в безотрадной госпитальной обстановке, он попросил привезти ему его рукописи и на больничной койке продолжал работать над своей перепиской с Горьким. Почти до конца довел он эту работу, которую считает литературно и исторически важной.
В больнице он пролежал одиннадцать дней. К концу этого срока силы внезапно начали оставлять больного. Порой он как бы забывался. И часто повторял он имя одного из самых близких и любимых своих друзей — Андрея Белого.
Диагноз до конца не был поставлен с полной точностью. Предположили рак печени. Нашли необходимость срочной операции. Операция должна была быть сделана во всяком случае, даже и без надежды на благополучный ее исход, — иначе больного ждут уже совершенно непереносимые страдания.
Операция была поручена доктору Бассэ, одному из лучших хирургов Франции. В. Ф. Ходасевича на короткое время увезли из больницы домой.
12 июня больного перевезли в клинику Альма, где работает доктор Бассэ. Ночь с понедельника на вторник была самой мучительной за время болезни В. Ф.
Во вторник, в 2 ч. 30 м., началась операция. Хирург извлек из печени два огромных камня. Стало ясно, что условный первый диагноз неправилен, что операция безнадежна, что доводить ее до конца нет смысла, что делать ее надо было 12-15 лет назад.
Операцию не довели до конца. В самом лучшем случае больной мог протянуть две недели. Увы, смерть пришла много раньше…
Он умер, почти не приходя в сознание. После операции ему делали переливание крови. Вначале пульс показал резкий подъем общего состояния, но сознание уже не возвращалось к больному.
За полчаса до смерти О. В. Ходасевич окликнула мужа. Он вдруг открыл глаза, улыбнулся, пошевелил губами, но — вновь впал в беспамятство.
В 6 часов утра в среду В. Ф. Ходасевич скончался.
Первая панихида по В. Ф. Ходасевичу была отслужена по католическому обряду в день смерти.
15 июня, во второй день кончины, в 16 часов была отслужена в часовне при клинике вторая панихида.
Отпевание и погребение будет совершено в пятницу, 16-го, и православная панихида — в Александро-Невском храме отслужена будет в воскресенье, 18-го, после литургии.
Возрождение. 1939, 16 июня
16 июня хоронили В. Ф. Ходасевича.
Отпевание происходило в русской католической церкви (восточного обряда) во имя Святой Троицы, на рю Франсуа Жерар. Служил о. Михаил Недточин. Прекрасно пел хор. На гроб были возложены живые цветы и венки, из которых выделялся большой венок из алых и розовых роз и дубовых листьев от Объединения Писателей и поэтов в Париже.
После отпевания в 3 часа дня на Булонском кладбище состоялись похороны. Гроб отнесен к могиле на руках присутствовавшими писателями.
В церкви и на кладбище, кроме вдовы покойного О. В. Ходасевич и сестры М. Ф. Нидермиллер Е. Ф. Нидермиллер с мужем [Н. Г. Нидермиллером], присутствовали следующие лица: Н. Д. Авксентьев, Г. В. Адамович, М. А. Алданов, Д. Аминадо, Ю. П. Анненков, П. Н. Апостол, Е. Н. Бакунина, Н. Н. Берберова, Р. Н. Блох, М. Ю. Бенедиктов, А. Я. Брославский, Н. П. Вакар, В. В. Вейдле, М. В. Вишняк, Игорь Воинов, М. К. Вольфсон, Л. А. Гатова, И. В. Гессен, А. С. Гингер, З. Н. Гиппиус, М. Л. Гофман, Роман Гуль, А. Ф. Даманская, А. И. Долинов, Г. Евангулов, Н. Н. Евреинов, Б. К. Зайцев, В. Ф. Зеелер, В. М. Зензинов, В. А. Злобин, В. А. Зноско-Боровский, Л. Ф. Зуров, Георгий Иванов, Н. В. Калишевич, М. Л. Кантор, В. И. Каннегиссер-Блох, М. С. Каплан, А. Ф. Керенский, Д. Кнут, М. А. Крыжановская, проф. Н. К. Кульман, А. П. Ладинский, С. М. Лифарь, С. К. Маковский, Ю. В. Мандельштам, Д. С. Мережковский, Н. Д. Миллиоти, П. А. Нилус, И. В. Одоевцева, П. Н. Переверзев, А. А. Плещеев, Я. Б. Полонский, И. С. Лукаш, С. М. Прегель, А. С. Приманова, д-р А. П. Прокопенко, Г. А. Раевский, А. М. Ремизов, Е. Ф. Роговский, Н. Я. Рощин, В. В. Руднев, М. Н. Руднев, А. В. Руманов, И. Г. Савченко, А. К. Семенченков, В. В. Сирин, М. Л. Слоним, В. А. Смоленский, проф. В. Н. Сперанский, П. С. Ставров, М. А. Струве, И. Д. Сургучев, Ю. К. Терапиано, Н. В. Тесленко, Л. П. Уманский, В. Н. Унковский, Ю. Фельзен, И. И. Фидлер, И. И. Фундаминский, Л. Д. Червинская, о. Александр Чекан, Я. М. Цвибак, С. В. Яблоновский и др.
Последние Новости. 1939, 16 июня
Смерть Владислава Фелициановича Ходасевича в Париже никого не поразила, — ее ждали, и друзья знали в последнее время, что дни для прекрасного поэта, автора «Державина» сочтены. Кажется, знал это сам Ходасевич, — у него был ум точный, трезвый, и он не любил закрывать глаза на действительность.
Болел он давно, постоянно имел дело с врачами, но как-то крепился, работал, не поддавался болезни. Несколько месяцев назад силы ему изменили: он слег.
Врачи долго колебались — сначала свои русские, потом французы. Делали бесчисленные рентгеновские снимки, по которым ничего в точности нельзя было определить. Одни склонялись к тому, что у него рак, другие полагали, что нужно оперировать кишечник. И в том и в другом случае надежды не было никакой. Больной сильно исхудал, больше не мог питаться и испытывал невыносимые физические страдания.
Сначала его перевели в госпиталь Бруссэ, к знаменитому французскому профессору Абрами. Потом он вернулся домой… Когда положение стало совсем уж безнадежным, решена была операция. Ходасевича снова перевезли в клинику, оперировали, и на следующий день, не приходя в сознание, он умер. Операция обнаружила то, чего не показал ни один снимок. Он умер от камней в желчном пузыре, — рака кишечника в действительности не было.
В 1930 году в Париже В. Ф. Ходасевич отпраздновал 25-летие своей литературной деятельности, которая началась в альманахе «Гриф». В смутном 1905 году Ходасевич напечатал в этом сборнике первое свое стихотворение, конечно «гражданского характера».
— Стихи были ужасные, — впоследствии вспоминал он. — Помню только первую строку:
Три года спустя он выпустил сборник стихов «Молодость» — в том же издательстве «Гриф».
— Первая рецензия о моей книге запомнилась мне на всю жизнь. Я выучил ее слово в слово, — рассказывал мне как-то Ходасевич. — Начиналась она так: «Есть такая гнусная птица гриф. Питается она падалью. Недавно эта симпатичная птичка высидела новое тухлое яйцо».
Впрочем, в дальнейшем поэт не мог пожаловаться на «тернистый путь» писателя. Писал он много, печатался в разных изданиях и никогда не испытывал на себе никаких редакторских стеснений.
— Ни на что, кроме типографских опечаток пожаловаться не могу, — говорил он.
А пожаловаться, в особенности в эмигрантский период жизни, было на что. От поэзии Ходасевич в последние годы жизни отошел окончательно, — перешел он исключительно на статьи и литературные воспоминания. Ему было о чем вспомнить, и на помощь памяти приходили бесчисленные «досье», которые он заводил на каждого писателя. Досье эти хранились в комоде стиля Луи-Филиппа, — там были папки с надписями «Мережковский», «Гиппиус», «Горький» и т. д. Кому теперь достанутся очень ценные архивы Ходасевича?
Пожалуй, наибольшую, если не единственную радость в период эмигрантской жизни принес ему «Державин», над которым Ходасевич работал с упоением, с какой-то влюбленностью. В Державине потрясало его соединение великого поэта с прямым, смелым человеком, — он всячески старался опровергнуть ходячее представление о лукавом царедворце. И Державин Ходасевича вышел человеком смелым, прямым, первым русским гражданином, не боящимся говорить царям правду в глаза.
После Державина носился он с мыслью написать биографию Пушкина, и начал уже работать. Впрочем, над Пушкиным Ходасевич работал всю свою жизнь, но начав собирать биографические материалы, он быстро понял, что работа гигантская, что она потребует отказа от какой-либо иной работы.
— Для Пушкина мне понадобится два года, — определил он.
Была даже открыта предварительная подписка, но вскоре ее пришлось прекратить. Ходасевич с душевной болью понял, что никогда не сможет написать этой заветной своей книги, — ибо нужно было жить, нужны были деньги, и регулярная газетная и журнальная работа не давала ему возможности целиком отдаться Пушкину. Юбилейный пушкинский комитет, быть может, совершил большую ошибку, не дав возможности Ходасевичу выполнить стоящее перед ним задание. Правда, в эмигрантских условиях это была почти неосуществимая задача.
В последние годы он перешел исключительно на газетную работу, отнимавшую много времени. Каждую свою статью Ходасевич писал долго, тщательно шлифовал, — он был беспощаден к другим, но и требователен к самому себе. Изредка мы встречались на каких-то вечерах, потом ехали вместе домой, по одной линии метро, и Ходасевич уже жаловался на все усиливавшуюся болезнь, на то, что стало трудно жить. Люди пришли к нему на помощь в самый последний, трагический период, когда уже не оставалось никаких надежд на выздоровление.
Отпевали Ходасевича в русской католической церкви на рю Франсуа Жирар, где собрался весь эмигрантский литературный Париж. А похоронили его на бианкурском кладбище, где имеется уже много других русских могил.
Сегодня. 1939, 19 июня
Ходасевич умер 14 июня 1939 года. Последнее увидевшее свет его стихотворение было напечатано за пять лет до этого — в 1934 году. Да и вообще после выхода в 1927 году «Собрания стихов» (в которое он включил три свои книги), он напечатал всего несколько отдельных стихотворений, общий смысл и направление его поэзии не меняющих. Фактически его поэтическое творчество, таким образом, закончилось двенадцать лет тому назад.