— Остановите войну, — сказала девушка.
— Остановите машину, — повторил Марк.
— Эй, — вмешался Барни. — В чем дело? — Голос его звучал спокойно и отстраненно.
— Я хочу выйти, — сказал Марк.
Нэнси снова захихикала. Шины жалобно повизгивали.
— Все хорошо, — сказал Барни. — Приспосабливайся к новой жизни, Марко. Ты ведь принял решение, помнишь?
Марк не знал, что сказать. Трудно говорить с человеком, лица которого ты не видишь.
Нэнси что-то прошептала, а потом Барни громко произнес:
— Послушай, Марко, не дури.
— Полуночный телефонный справочник, — сказала девушка.
— Ну же, Марко, — продолжал Барни. — Ты теперь один из нас.
— Остановите машину, — упорствовал Марк. Перегнувшись через сиденье, он забарабанил пальцами по голове девушки — сначала легко, потом сильнее. Этот стук даже отдавался у него в ушах. Девушка повернулась к нему улыбаясь. У нее было очень бледное лицо. Только это Марк и запомнил — бледное, почти белое лицо. Девушка резко затормозила прямо посредине дороги. Марк посмотрел назад. Ехавший следом автомобиль чуть не наскочил на них, но в последний момент водитель сумел вывернуть на встречную полосу и пронесся мимо с оглушительным ревом клаксона.
— Что ж, Марко, — сказал Барни. — Чао. Ты проиграл.
Путаясь в проводах и деталях, Марк выбрался наружу. Едва он захлопнул дверцу, автомобиль рванул вперед. Перейдя шоссе, Марк остановился на обочине и глядел вслед катафалку, пока тот не исчез. Больше машин на дороге не было. Марк повернулся и зашагал в противоположную сторону, к Блайту.
Через несколько минут он уже садился в машину, водитель которой, пожилой мужчина, настолько проникся к нему симпатией, что не только подвез до Блайта, но и доставил прямиком к нужному магазину.
Магазин уже закрывался, но хозяин, узнав в чем дело, впустил Марка и отыскал нужный ему генератор. Вместе с налогом цена составила семьдесят один доллар.
— А я думал пятьдесят восемь, — сказал Марк.
— Нет, семьдесят один, — повторил хозяин.
Марк показал ему бумажку с расчетами, но это не произвело на хозяина никакого впечатления.
— Бог мой, — произнес Марк, уставясь на генератор. — У меня с собой всего шестьдесят пять.
— Сожалею, — ответил хозяин. Опершись о прилавок, он выжидательно смотрел на Марка.
— Видите ли, — сказал Марк, — я только что вернулся из Вьетнама. Мы с женой едем в Лос-Анджелес. Я тут же вышлю вам оттуда недостающие шесть долларов. Отправлю прямо завтра, клянусь.
Хозяин сочувственно смотрел на него. Марк понял, что он колеблется.
— Меня там ждет работа, — прибавил Марк.
— Что за работа?
— Я звукооператор, — сказал Марк.
— Звукооператор… — Хозяин понимающе кивнул. — Нет уж, извините. Сейчас вам кажется, что вы вышлете деньги, но этого не будет.
Марк вяло спорил, но в глубине души понимал, что хозяин прав — он никогда не вышлет эти деньги. Наконец он сдался и покинул магазин. К автосалону примыкала ремонтная мастерская, двор которой был забит покореженными автомобилями. На другой стороне улицы располагались «Сам себе перевозчик» и бензоколонка, куда Марк и направился. Черная сторожевая собака догнала Марка и пошла рядом с внутренней стороны забора. Марк покосился в ее сторону — собака молча оскалила зубы, и это было так страшно, что Марк поспешил перейти улицу.
Он был зол и измучен. От него разило потом. Ему вспомнилась прохлада катафалка, и он подумал: «А я, и правда, проиграл».
У бензоколонки был телефон-автомат. Марк разменял деньги и вошел в кабину. Он хотел позвонить другу в Лос-Анджелес и что-нибудь вместе с ним придумать, но записная книжка осталась в машине, а номер телефона приятеля оказался незарегистрирован. Марк попытался объяснить телефонистке, как ему важно узнать этот номер, но та не захотела его слушать и повесила трубку.
Марк посмотрел на улицу. Собака застыла у забора, не спуская с него глаз. Все, что он может, подумал Марк, это названивать в службу информации Лос-Анджелеса, пока на другом конце провода не окажется человек, умеющий сопереживать. Должен же там быть хоть один такой!
Но сначала он позвонит в Финикс и устроит Датчу и Дотти хорошую ночку. Он изменит голос и официально объявит, что с ними говорит сержант Смит, нет, лучше Смайт, из дорожного патруля. Видите ли, произошел несчастный случай. Неподалеку от Палм-Спрингс столкнулись два автомобиля. Ему очень тяжело сообщать им такое, но это его долг… — здесь голос его дрогнет, — никто не остался в живых. Нет, мэм, никто. Да, мэм, он уверен. Он сам был свидетелем. Единственное, что он может сказать в утешение: никто не мучился — смерть наступила мгновенно. Раз — и все, — и тут Марк щелкнет пальцами перед трубкой.
Закрыв глаза, он представлял, как звонок разносится по притихшему прохладному дому. Дотти сидит на своей канареечной кухне, пьет кофе и составляет список дел. Вот она встает, берет сигареты, зажигалку и пепельницу. Он слышит стук ее каблучков по кафельному полу. И вот она снимает трубку.
Но к телефону подошел Датч.
— Слушаю вас, — сказал он.
Марк затаил дыхание.
— Алло, — повторил отец.
— Это я, — сказал Марк. — Папа, это я, Марк.
Умываясь, Кристел услышала еще один выстрел. Она замерла, позволив воде свободно струиться по ее рукам, потом быстро покончила с умыванием и вышла из спальни. Нужно разыскать Ханса. Давно уже пора его переодеть, да и время очередного кормления подошло. И еще она успела соскучиться.
Осторожно ступая по полу, чтобы не споткнуться о разбросанные детали, Кристел прошла в большую комнату. Там было совсем темно, и она ощупью добралась по стене до выключателя. Когда зажегся свет, потрясенная Кристел так и осталась стоять с поднятой рукой.
В комнате все было красным. Красный ковер. Красные абажурчики с красными кисточками. Красные стулья и красная тахта, а на ней подушечки в форме сердечек. Атласные чехлы на подушках при искусственном свете казались влажными, и в первый момент создавалось впечатление, что это живая плоть.
Кристел в изумлении разглядывала комнату. Однажды в каком-то романчике ей встретилось выражение «любовное гнездышко», и, немного подумав над тем, каким оно должно быть, Кристел представила себе свежевыбеленные стены, высокие сосны за окном, старинную деревянную кровать с изогнутыми ножками и вырезанную в изголовье сцену из охотничьей жизни. Но теперь, увидев эту комнату, она поняла, что такое «любовное гнездышко». Какая мерзость!
Кристел подошла к двери и толкнула ее. Дверь со скрипом подалась. На переднем сиденье автомобиля кто-то лежал, из окна торчали босые ноги. Ботинки стояли рядом на земле, из них свисали желтые носки. Кристел не смотрела в сторону скамейки, но услышала, как один из мужчин что-то сказал. Потом произнес то же самое еще раз. Ханс повторил его слова, вызвав дружный смех мужчин.
Кристел распахнула дверь пошире. По-прежнему стоя на пороге, она позвала:
— Ханс, поди сюда.
Она ждала. Послышался чей-то шепот.
— Ханс, — еще раз позвала Кристел.
Сын вприпрыжку подбежал к двери. Его чумазое личико светилось радостью.
— Пойдем со мной, — сказала Кристел.