(Чехия, не ранее 1938 г.)
Бесхитростный рассказ чеха В. Балинта о его жизни в СССР в 1917–1937 годах. Имя составителя и год издания не указаны; очевидно особое внимание составителя к казакам и казачеству. Многие страницы порвались, текст был восстановлен вручную.
Подготовка текста для некоммерческого распространения с исправлением опечаток — С. Виницкий, 2005. Полное имя автора и год издания не указаны.
Примечание автора.
Чтобы не повредить как либо живому свидетелю из СССР, я ему дал в книге вымышленное имя и перед тем, как передать готовый уже материал в типографию, информировал подробно о своем умысле опубликовать рассказанное мне. Одновременно спросил — может ли он учиненные им показания, которые я публикую, в случае необходимости открыто подтвердить.
К моему великому и приятному удивлению он не только дал на этот мой вопрос утвердительный ответ, но сам, по собственной инициативе, сейчас же предложил, чтобы я опубликовал в книге и его фотографию, имя, фамилию и его подданство.
Моим «подсоветским» собеседником был Вилем Андреевич Балинт, подданный Чехословацкой Республики; место его рождения село Фарнад, на юге Словакии.
Д. Е.
(фотография, вероятно, 20-х годов)
В. А. Балинт.
Особый характер моей службы позволяет мне бывать в различных районах и концах Чехословацкой Республики.
В одну на своих командировок по службе я познакомился с человеком, вернувшимся после 22-летнего пребывания из СССР.
Будучи достаточно информированным о жизни в СССР по заграничной русской и иностранной печати, вскрывшей жуткие картины Советской действительности, знакомый с трудами легендарной семьи Солоневичей и с писаниями самой советской прессы я, тем не менее, иногда был от рассказов моего советского информатора просто в недоумении.
Чувства обиды, горечи, отчаяния, изумления и искреннего негодования сменялись в моей душе — и нарастало, и крепло желание и стремление бороться с жестокими угнетателями — самодурами и поработителями.
Сведения, сообщенные мне «подсоветским» человеком, были ценны для меня, полагаю, что они могут быть достаточно интересны и всем эмигрантам, ибо исходили они от рабочего человека, прожившего более 20 лет физическим трудом среди советской рабочей массы и касались почти исключительно той части населения СССР, которая в гражданской войне принимала самое деятельное и непосредственное участие в нашем изгнании с Родины и в воцарении большевицкой власти; ее сокровенных дум и подлинного настроения.
Показания этого живого свидетель для меня, как для природного казака, ценны и тем, что они, до некоторой степени, раскрывают жуткую картину жизни под-советского порабощенного казачества под большевицкой пятой.
Эти обстоятельства заставили меня, при отсутствии соответствующих данных и сильно загруженного работой по службе, письменно изложить показания выходца «с того света» для широкого осведомления.
Изложил я их в форме интервью, — в том порядке, как вел беседу.
Пусть читатель не осудит меня за то, что получилось это несколько бессвязно и материал изложен разбросанно.
Подчеркиваю — это не литературная работа или труд, это — просто протокольная запись показаний человека «оттуда».
Всех друзей, помогшим мне так или иначе в издании этой книги, прошу принять мою искреннюю благодарность и признательность. Особую благодарность приношу Ивану Ивановичу Колесову, который особенно много и бескорыстно потрудился над тем, чтобы вообще этот труд мог появиться на свет Божий.
Предо мною человек; на вид ему лет сорок восемь. Недавно он вернулся из СССР, из района Ростова, к себе на родину — ЧСР.
В Россию, в плен, он попал в Карпатах, в 1915 году и пробыл там два года до большевицкой власти и ровно 20 лет при большевиках. По-русски говорит прекрасно, лучше чем на своем родном языке. Из СССР вернулся он с многочисленным семейством. Жена русская. Вернулся, конечно, абсолютным бедняком, как говорится, — в чем мать родила. По профессии — рабочий, вернее мастер.
С нескрываемым любопытством рассматриваю я этого человека, так недавно ходившего по нашей родной земле. Весь его внешний вид и фигура говорят о хроническом, долголетнем недоедании и переутомленности. В действительности ему 42 года, но выглядит на много старше. Тощий, как скелет, на лице ни кровинки, глаза ненормально глубоко запали в орбитах, на щеках впадины, челюстные кости на лице резко выделяются, невероятное количество преждевременных морщин избороздило все лицо вдоль и поперек. В СССР занимался исключительно физическим трудом…
— Что же это вы, значит, насытились райской жизнью, если решились через 20 лет покинуть Советы? — задаю ему прямо вопрос, знакомясь с ним.
— Да, тяжело прожить там 20 лет… большую половину прожитой жизни и оказаться опять у разбитого корыта. На старости лет начинать все сначала, да еще с такой семьей!.. Но ничего не поделаешь, — жить там просто невозможно. Надо было искать выхода. Блатная советская жизнь меня последние годы совсем измотала. Давно бы вернулся домой, да не так это было просто. Окончательно и бесповоротно решил вернуться на родину в 1929 году. Как видите, реализация как будто совершенно законного желания продолжалась восемь лет! Ну, слава Богу, наконец все-таки выбрался из этого проклятого «рая». Как бы здесь плохо ни было, но я уверен, что и сам и мое семейство с голоду не умрем. А там, — не знаю, был бы ли в этот момент жив.
— А что, долго были без работы?
— Нет! В том-то и дело, что все время работал, как вол. Без работы там совсем нельзя жить, — восклицает мой собеседник. — Всего в январе месяце этого года, после краха того госпредприятия, где работал, меня уволили, а другого места не мог найти, а без работы там — верная смерть. Так вы обратите внимание — после 20 лет беспрерывной работы я имел ровно столько запасу, чтобы прожить всего две недели! А безработным государственной помощи нет, работы тоже нет, вот и живи, как хочешь…
— Скажите, пожалуйста, — прерываю своего собеседника, — что значит слово «блатная»?
— Это слово универсальное, в Советской республике наиболее употребляемое. При советских условиях жизни и порядках можете его употреблять во всех случаях, когда хотите сказать о чем либо ненормальном, нехорошем, уродливом, противозаконном. В данном случае это значит: воровская, жульническая, похабная жизнь. Советский человек, как говорится, налету все поймет, вам, конечно, это трудно.
— По вашему объяснению можно судить, что там все крадут, жульничают? — снова перебиваю рассказчика, свежего человека из наших казачьих Земель.
Тяжелая складка легла поперек лба.
— Должен признаться, что ваш покорный слуга тоже крал, — после некоторого молчания говорит человек из СССР. — Да-да, вы вот улыбаетесь, а мне очень тяжело на душе, но откровенно признаюсь, что я крал, иначе давно бы помер с голоду. Там именно все воруют. КТО НЕ ВОРУЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ. При этом позволю себе обратить ваше внимание на следующий парадоксальный факт: в СССР чем человек своим служебным положением стоит выше, тем больше крадет, тем крупнее преступник; и непревзойденный, самый большой в мире преступник, это — Советское правительство во главе со Сталиным. Весь же Советский союз, это — сплошной грабеж или, как в СССР говорят, «Союз коллективных грабителей». Для пояснения сказанного приведу вам следующие факты: выработка одного литра водки Сов. правительству стоит 60 копеек, а населению продается по 12 рублей за литр!.. Скупает от колхозов пшеницу по казенной закупочной расценке по 90 копеек за пуд (16 килограмм), а продает готовый хлеб самого наихудшего сорта по 75 копеек за 1 килограмм; немного лучшего сорта 1 рубль 50 копеек, а хороший хлеб 7 рублей 50 копеек… Разве это не грабеж? Где и какое ещё правительство пользуется своим положением, чтобы получать прибыль от внутреннего товарооборота в тысячных процентах? Где возможен, кроме СССР, такой грабеж населения?..
— А знает ли об этом народ, скажем рабочие, колхозники? — задаю я вопрос, имея в виду самым подробным образом информироваться у этого живого и весьма компетентного свидетеля жизни в наших краях.
— А как же, прекрасно все знают, особенно рабочие. Рабочий, особенно когда напьется, всегда об этом почти только и говорит. Почему? Да как же почему? Начнет пить, сразу же пропьет все свое недельное жалованье, при этом даже и не напьется, как следует русскому человеку, да к тому еще целую неделю должен будет жить впроголодь. Ясно, что сейчас же невольно начинает вспоминать старое доброе время, когда за однодневный заработок был пьян, сыт и нос в табаке. Вот он и ищет причину такому явлению. Зубами скрежещет, но может ругать открыто только троцкистов. Вот он и кроет их, а в душе совершенно не делает никакой разницы между троцкистами и сталинцами. Да это и часто открыто выговаривается; рабочий уже давно понял, что причиной всех нынешних бед — Советская власть…
— Значит в действительности не так, как это пишут советские газеты: «любимый, дорогой, единственный, незаменимый Сталин»?
— Бумага все терпит, а вот что 95 процентов рабочих, особенно колхозников, коммунистов ненавидят, — то своею честью заверяю, так как знаю все тайные думы советского рабочего и колхозника. Ведь 20 лет я жил между ними на равном положении!
— Как же так?.. А вот в советских газетах пишут о единогласных голосованиях, об огромных манифестациях?..
— При советских порядках ничто не удивительно. Уверяю вас в большем — вот вам пример: сейчас — проголосуют за «да здравствует Сталин», а через час могут совершенно так же проголосовать — «да здравствует Троцкий». Голосующие настолько отупели, что никогда не вникают в суть дела. На каждом собрании есть 5–6 человек активистов, комячейка, которые первыми подымают руки, а за ними подымают и те 500, которые следили за активистами — как бы не опоздать с рукой и не попасть бы под подозрение, а там и в НКВД, или снимут с работы, что тоже — верная смерть после долгих мучений…
— И что же, народ доволен подобными порядками?
— Какое уж, совсем нет. Наоборот. Народ с нетерпением ждет войны. Большие надежды возлагает на немцев. Настанет война, коммунисты в СССР будут поголовно уничтожены. Говорю это и подчеркиваю, что там у меня остались среди коммунистов родственники…
— А не были бы вы так добры объяснить мне, почему назвали Советский союз сплошным грабежом?
— Два года я прожил в старой добольшевицкой России, как военнопленный, пася овец у одного из коннозаводчиков в Сальских степях (Пишванова). За эти два года много хороших и честных людей встретил, вообще много хорошего видел. Хорошо я тогда себя чувствовал, хотя и был военнопленный и пастух.
При коммунистах прожил 20 лет, занимал различные должности, иногда довольно ответственные, и вот за эти 20 лет я встретил одного лишь честного человека и не видел ни одного предприятия, где бы не крали. В СССР все крадут.
В СССР существует твердо установившееся понятие о «трех жуликах». Это — директор, бухгалтер и кассир.
В громадной фабрике или же захудалом колхозе все равно существуют эти «три жулика». В каждом предприятии эти три лица самые крупные воры. Крадут тысячами, остальные в зависимости от должности. Доярка, например, крадет кружками молоко, самая последняя работница и работник колхоза могут красть только картошку, капусту, кукурузу. Сторож какого угодно предприятия прежде всего самый отъявленный вор; он собственно не сторожит, а все, что плохо лежит тянет и прячет для себя. Я например, работал в хлебопекарне и крал хлеб; когда был поваром, то крал сверх нормы обеды, ужины и т. д. для своего семейства, для знакомых, но больше всего все это крал для самого директора питательной фабрики.
— Объясните пожалуйста, почему же там происходит такая всеобщая вакханалия массового грабежа?
— Очень просто. Директору получаемых им 500 рублей и даже 1000 руб. в месяц совершенно недостаточно. Он уже привык к легкой жизни, абсолютно ничего не делает; придут друзья, бывает начальство, у каждого из них девицы, на все и всегда нужно угощение (дорогие закуски и вина у них всегда к столу), одеваются они соответствующим образом, и вот жалованья не хватает. На этих гулянках, а проще пьянствах, всегда бывают должностные лица. Когда собственные средства пропьют, начинают изобретать способы их добывания. Но откуда их добудешь, если не обкрадешь то дело, которое ведешь? Вот на этой почве и объединились круговой порукой «три жулика» — директор, бухгалтер и кассир. Промотают, а потом составляют годовой баланс с «прибылью». Например, тот питательный пункт, где я работал 4 года, каждый год давал большой дефицит, но по книгам дело давало большую прибыль! И так во всем.
— А ревизий разве не бывает? Ведь, в конце-то концов, все это должно обнаружиться и кончиться катастрофой?