ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
лодки Полигнот изобразил ту пытку, которой подвергается жестокий сын, осмелившийся поднять руку на отца; она состоит в том, что собственный отец его вечно душит. Подле этого грешника стоит нечестивец, осмелившийся грабить храмы богов; какая-то женщина смешивает яды, которые должен он вечно пить, испытывая при этом страшные мучения. В те времена люди чтили и боялись богов; поэтому художник поместил в Аду нечестивца, как одно из страшнейших грешников". Почти не сохранилось в искусстве изображения языческого Ада, и только из описаний поэтов знаем мы о некоторых грешниках и о пытках, которым они подвергались за своим преступления, - например, Иксион, Сизиф, Тантал и дочери Даная Данаиды. Иксион оскорбил Юнону, за что был привязан змеями к колесу, которое вечно вертелось. Разбойник Сизиф должен был вкатывать огромную скалу на вершину горы, но лишь только скала дотрагивалась до этой вершины, как невидимая сила сбрасывала ее в долину, и несчастный грешник, обливаясь потом, должен был вновь начинать свою трудную, бесполезную работу. Тантал, царь Лидийский, вздумал испытать всеведение богов. Он пригласил их на пир, зарезал своего родного сына Пелопса, приготовил из него кушанье, думая, что те не узнают, какое ужасное блюдо стоит перед ними. Но только одна Церера (Деметра), удрученная горем вследствие исчезновения дочери Прозерпины, съела нечаянно кусок плеча. Юпитер приказал Меркурию собрать куски, соединить их вновь и оживить ребенка, а недостающее плечо сделать из слоновой кости. Тантал за его каннибальский пир был приговорен стоять по горло в воде, но лишь только он, мучимый жаждой, хотел напиться вода уходила от него; над головой его висели ветки с прекрасными плодами, стоило ему, голодному, протянуть к ним руку, как они поднимались до небес.
Одна из самых интересных пыток, которую придумало богатое воображение греков, та, которой были
подвергнуты дочери Даная. Два брата, потомки несчастной Ио, Егиет и Данай имели: первый - пятьдесят сыновей, а второй - пятьдесят дочерей. Недовольный и возмутившийся народ, подстрекаемый сыновьями Египта, заставил Даная удалиться в Аргос, где он научил народ рыть колодцы, за что был избран царем. Вскоре в Аргос пришли сыновья его брата; они стали добиваться примирения с дядей и пожелали взять его дочерей себе в жены. Данай, видя в этом возможность сразу отомстить своим врагам, согласился, но уговорил своих дочерей убить в брачную ночь мужей. Все, кроме одной, Гипермнестры, исполнили приказание отца, принесли ему отрубленные головы мужей и похоронили их в Лерне. За это преступление Данаиды были приговорены в Аду вечно наливать воду в бочку, не имеющую дна. Полагают, что миф этот как бы намекает на то, что Данаиды олицетворяют реки и источники той страны, высыхающие там каждое лето.
Противоположностью страшному Аду являются Елисейские Поля, местопребывание безгрешных. Там, по описанию Виргилия, леса вечно зеленые, поля покрыты роскошными жатвами, воздух чист и прозрачен. Одни тени на мягкой зеленой траве упражняют свою ловкость и силу в борьбе и играх; другие, ритмично ударяя палками о землю, скандируют стихи. Орфей, играя на лире, извлекает из нее гармоничные звуки. Тени также лежат под сенью лавровых деревьев и прислушиваются к веселому журчанию прозрачных источников. Там, в этих блаженных местах, находятся тени раненных воинов, сражавшихся за отечество, жрецов, сохранивших всю жизнь Целомудрие, поэтов, которых Аполлон вдохновлял, всех, кто посредством искусства облагораживал людей, и тех, благодеяния которых оставили память о себе, и все они увенчаны белоснежной повязкой безгрешных.
Люди же обыкновенные, - а таких большинство, - бродят по лугу, в бестелесные обратившись тени,
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
неосязаемые, как дым. А питаются они теми возлияниями и жертвами, приносимыми на могилах. Поэтому, если у того или другого мертвеца не останется наверху, на земле, друга либо родственника, такой гражданин царства мертвых остается без пищи и голодает.
Тени, сохраняя свои земные черты и предсмертные раны, живут неслышно скользящими, тихо шепчущими толпами, будучи лишь призраками настоящей жизни. Подобно дикарю-охотнику, на призрачных равнинах Аида великий Орион, по-прежнему вооруженный медной палицей, продолжает охотиться на лугах, усеянных лилиями, за быстрыми зверями, которых он убивал некогда в уединенных горах. Подобно современному грубому африканцу быстроногий Ахилл презирает такую бледную, тощую, призрачную жизнь, он согласился бы скорее служить на земле простому смертному, чем быть властителем над всеми умершими.
Поучителен рассказ воина Эра, побывавшего, по словам Платона, в загробном мире. В Х книге "Государства" находим подробный отчет об этом посещении.
МИФ О ЗАГРОБНЫХ ВОЗДАЯНИЯХ
Я передам тебе рассказ одного отважного человека, Эра, сына Армения, родом из Памфилии. Однажды он был убит на войне; когда через десять дней стали подбирать тела уже разложившихся мертвецов, его нашли еще целым, привезли домой, и когда на двенадцатый день приступили к погребению, то, лежа уже на костре, он вдруг ожил, а оживши, рассказал, что он там видел.
Он говорил, что его душа, чуть только вышла из тела, отправилась вместе со многими другими, и все они пришли к какому-то чудесному месту, где в земле были две расселины, одна подле другой, а
напротив, наверху в небе, тоже две. Посреди между ними восседали судьи. После вынесения приговора они приказывали справедливым людям идти направо, вверх на небо, и привешивали им спереди знак приговора, а несправедливым - идти налево, вниз, причем и эти имели - позади обозначение всех своих проступков. Когда дошла очередь до Эра, судьи сказали, что он должен стать для людей вестников сего, что здесь видел, и велели ему все слушать и за всем наблюдать.
Он видел там, как души после суда над ними уходили по двум расселинам - неба и земли, а по двум другим приходили: по одной подымались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души. И все, кто бы ни приходил, казалось, вернулись из долгого странствия: они с радостью располагались на лугу, как это бывает при всенародных празднествах. Они приветствовали друг друга, если кто с кем был знаком, и расспрашивали пришедших с земли, как там дела, а спустившихся с неба - о том, что там у них. Они, вспоминая, рассказывали друг другу - одни, со скорбью и слезами, сколько они чего натерпелись и насмотрелись в своем странствии под землей (а странствие это тысячелетнее), а другие, те, что с неба, о блаженстве и о поразительном по своей красоте зрелище...
За всякую нанесенную кому-либо обиду и за любого обиженного все обидчики подвергаются наказанию в десятикратном размере (рассчитанному на сто лет, потому что такова продолжительность человеческой жизни), чтобы пеня была в десять раз больше преступления. Например, если кто стал виновником смерти многих людей, предав государство или войско, и многие из-за него попали в рабство или же, если он был соучастником в каком-нибудь другом злодеянии, за все это, то есть за каждое преступление, он должен терпеть десятикратно большие муки. С другой стороны, кто оказывал благодеяния, был
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
справедлив и благочестив, тот вознаграждался десятикратно согласно заслугам...
Он рассказывал также о еще большем воздаянии за непочитание - и почитание - богов и родителей и за самоубийство. Он говорил, что в его присутствии один спрашивал там другого, куда же девался великий Ардией. Этот Ардией был тираном в каком-то из городов Памфилии еще за тысячу лет до того. Рассказывали, что он убил своего старика отца и старшего брата и совершил много других нечестий и преступлений. Тот, кому был задан этот вопрос, отвечал на него, по словам Эра, так: "Ардией не пришел, да и не придет сюда. Ведь из разных ужасных зрелищ видели мы и такое: когда после многочисленных мук были мы уже недалеко от устья и собирались выйти, вдруг мы заметили Ардиея и еще некоторых - там были едва ли не сплошь все тираны, а из простых людей разве лишь величайшие преступники - они уже думали было выйти, но устье их не пускало и издавало рев, чуть только кто из этих злодеев, неисцелимых по своей порочности или недостаточно еще наказанных, делал попытку выйти. Рядом стояли наготове дикие люди, огненные на вид. Послушные этому реву, они схватили некоторых и увели, а Ардиея и других связали по рукам и ногами, накинули им петлю на шею, повалили наземь, содрали с них кожу и поволокли по бездорожью, по вонзающимся колючкам, причем всем встречным объясняли, за что такая казнь, и говорили, что сбросят этих преступников в Тартар". Хотя люди эти и натерпелись уже множества разных страхов, но всех их сильнее был тогда страх, как бы не раздался этот рев, когда кто-либо из них будет у устья; поэтому величайшей радостью было для каждого из них, что рев этот умолкал, когда они входили в устье.
Вот какого рода были приговоры и наказания, и прямо противоположными им были вознаграждения. Всем, кто провел на лугу семь дней, на восьмой день
надо было встать и отправиться в путь, чтобы за четыре дня прийти в такое место, откуда виден луч света, протянувшийся сверху через все небо и землю, словно столп, очень похожий на радугу, только ярче и чище...
Там прорицатель бросил жребий в толпу, и каждый, кроме Эра, поднял тот жребий, который упал подле него. Эру же это не было дозволено. Всякому поднявшему стало ясно, какой он по счету при жеребьевке. После этого прорицатель разложил перед ними на земле образчики жизней в количестве, значительно большем, чем число присутствующих. Эти образчики были весьма различны - жизнь разных животных и все виды человеческой жизни. Среди них были даже тирании, пожизненные либо пресекающиеся и кончающиеся бедностью, изгнанием и нищетой. Были тут и жизни людей, прославившихся своей наружностью, красотой, силой либо в состязаниях, а также родовитостью и доблестью своих предков. Соответственно была здесь и жизнь людей неприметных. Были там и жизни женщин. Но это не определяло душевного склада, потому что душа непременно изменится, стоит лишь избрать другой образ жизни. Впрочем, тут были вперемешку богатство и бедность, болезнь и здоровье, а также промежуточные состояния.
Для человека, дорогой Главкон, вся опасность заключена как раз здесь, и потому следует по возможности заботиться, чтобы каждый из нас, оставив без внимания остальные познания, стал бы исследователем и учеником в этой области, если он будет в состоянии почерпнуть откуда-либо знание о ней. Следует отыскать и того, кто дал бы ему способность и умение распознавать порядочный и другой образ жизни, а из представляющихся возможностей всегда и везде выбирать лучшее. Учитывая, какое отношение к добродетельной жизни имеет все то, о чем шла сейчас речь, и сопоставляя это все между собой, человек должен понимать, что такое красота, если она
ЛУЧШЕ НЕГУ ТОГО СВЕТА?
соединена с бедностью или богатством, и в сочетании с каким состоянием души она творит зло или благо, а также что значит благородное или низкое происхождение, частная жизнь, государственные должности, мощь и слабость, восприимчивость и неспособность к учению. Природные свойства души в сочетании друг с другом и с некоторыми благоприобретенными качествами помогают человеку из всех возможностей сделать по размышлении выбор, считаясь с природой души: худшим он будет считать образ жизни, который ведет к тому, что душа становится несправедливее, а лучшим, когда она делается справедливее; все же остальное он оставит в стороне. Мы уже видели, что и при жизни, и после смерти это самый важный выбор для человека. В Аид надо отойти с этим твердым, как адамант, убеждением, чтобы и там тебя не ошеломило богатство и тому подобное зло, чтобы ты не стал тираном, и такой и подобной ей деятельностью не причинил бы много непоправимого зла и не испытал бы еще большего зла сам. В жизни - как, по возможности, в здешней, так и во всей последующей - всегда надо уметь выбирать средний путь, избегая крайностей; в этом - высшее счастье для человека.
Да и вестник из того мира передавал, что прорицатель сказал тогда вот что: "Даже для того, кто приступит последним к выбору, имеется здесь приятная жизнь, совсем не плохая, если произвести выбор с умом и жить строго. Кто выбирает вначале, не будь невнимательным, а кто в конце, не отчаивайся!"
После этих слов прорицателя сразу же подошел тот, кому достался первый жребий, он взял себе жизнь могущественнейшего тирана. Из-за своего неразумения и ненасытности он произвел выбор, не поразмыслив, а там таилась роковая для него участь - Хпожирание собственных детей и другие всевозможные беды. Когда он потом, не торопясь, поразмыслил, он начал бить себя в грудь, горевать, что, делая свой
выбор, не посчитался с предупреждением прорицателя, винил в этих бедах не себя, а судьбу, богов - все, что угодно, кроме себя самого. Между тем он был из числа тех, кто явился с неба и прожил свою предшествующую жизнь при упорядоченном государственном строе; правда, эта его добродетель была всего лишь делом привычки, а не плодом философского размышления. Вообще говоря, немало тех, кто пришел с неба, попалось на этом, потому что они не были закалены в трудностях. А те, что выходили из земли, производили выбор не торопясь, ведь они и сами испытали всякие трудности, да и виделц их на примере других людей. Поэтому, а также из-за случайностей жеребьевки для большинства душ наблюдается смена плохого и хорошего. Если же, приходя в здешнюю жизнь, человек здраво философствовал, и при выборе ему выпал жребий не из последних, тогда, согласно вестям из того мира, он скорее всего и здесь будет счастлив, и путь его отсюда туда и обратно будет не подземным, тернистым, но ровным, небесным.
Стоило взглянуть, рассказывал Эр, на это зрелище, как разные души выбирали себе ту или иную жизнь. Смотреть на это было жалко, смешно и странно. Большей частью выбор соответствовал привычкам предшествовавшей жизни. Эр видел, как душа бывшего Орфея выбрала жизнь лебедя из-за ненависти к женскому полу: так как от них он претерпел смерть, его душа не пожелала родиться от женщины. Он видел и душу Фамирида - она выбрала жизнь соловья. Видел он и лебедя, который предпочел выбрать жизнь человеческую; то же самое и другие мифические существа. Душа, имевшая двадцатый Жребий, выбрала жизнь льва: это была душа Аякса, сына Телемона, она избегала стать человеком, памятуя об истории с присуждением доспехов. После него шла душа Агамемнона. Вследствие перенесеных страданий она тоже неприязненно относилась к человеческому роду и сменила свою жизнь на
жизнь орла. Между тем выпал жребий душе Аталанты: заметив, каким великим почетом пользуется атлет на состязаниях, она не могла устоять и выбрала себе эту участь. После нее он видел, как душа Энея, сына Панопея, взяла себе природу женщины, искусной в ремеслах. Где-то далеко, среди самых последних, он увидел душу Терсита, этого всеобщего посмешища; она облачилась в обезьяну. Случайно самой последней из всех выпал жребий идти выбирать душе Одиссея. Она помнила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека, далекого от дел; наконец, она насилу нашла ее, где-то валявшуюся, все ведь ею пренебрегали, но душа Одиссея, чуть ее увидела, с радостью взял себе, сказав, что то же самое она сделала бы и в том случае, если бы ей выпал первый жребий. Души разных зверей точно так же переходили в людей и друг в друга, несправедливые - в диких, а справедливые - в кротких - словом, происходили всевозможные смешения.
Так вот, когда все души выбрали себе ту или иную жизнь, они в порядке жребия стали подходить к Мойре Лахесис. Какого кто избрал себе гения, того она с ним и посылает как стража жизни и исполнителя сделанного выбора. Прежде всего этот страж ведет душу к Клото, под ее руку и под кругообороты вращающегося веретена: этим он утверждает участь, какую кто себе выбрал по жребию. После прикосновения к Клото он ведет душу к пряже Антропос, чем делает нити жизни уже неизменными.
Отсюда душа, не оборачиваясь, идет к престолу Ананки и проходит через него. Когда и другие души проходят через него, они все вместе в жару и страшный зной отправляются на равнину Леты, где нет ни деревьев, ни другой растительности. Уже под вечер они располагаются у реки Алемет, вода которой не может удержаться ни в каком сосуде. В меру все
должны были выпить этой воды, но, кто не соблюдал благоразумия, те пили без меры, а кто ее пьет таким образом, тот все забывает. Когда они легли спать, то в самую полночь раздался гром и разразилось землетрясение. Внезапно их понесло оттуда вверх в разные стороны, к местам, где им суждено было родиться, и они рассыпались по небу, как звезды. Эру же не было дозволено испить этой воды. Он не знает где и каким образом душа его вернулась в тело. Внезапно очнувшись на рассвете, он увидел себя на костре.
О быте подземного мира поведал нам Лукиан в своих знаменитых "Разговорах в царстве мертвых". Прислушаемся, о чем говорят обитатели Аида.
Гермес и Харон
1. Гермес. Не сосчитать ли нам, перевозчик, сколько ты мне уже должен? А то у нас опять из-за этого выйдет ссора.
Харон. Сосчитаем, Гермес. Лучше это наконец установить, - тогда и забот с плеч долой.
Гермес. По твоему поручению я принес тебе якорь за пять драхм. Харон. Много запрашиваешь!
Гермес. Клянусь Аидонеем, я купил его за пять, да еще за два обола ремень, что придерживает весло. Харон. Клади пять драхм и два обола. Гермес. Игла для нашивания заплат на парус; я за нее дал пять оболов. Харон. Прибавляй их.
Гермес. Воск для замазывания дыр в лодке, гвозди и канат, которым ты рею прикрепил к мачте; все вместе за две драхмы. Харон. Это недорого.
Гермес. Вот и все, если мы ничего не забыли при счете. Когда же ты мне это отдашь? Харон. Сейчас я никак не могу, Гермес, а вот если
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
чума какая-нибудь или война пришлет к нам много народу, тогда можно будет кое-что заработать, обсчитав мертвецов на плате за переезд.
2. Гермес. Что же мне, сидеть, значит, и ждать, призывая на землю всякие бедствия, чтобы хоть так получить свой долг?
Харон. Нет другого способа, Гермес. Ты сам видишь, как мало народу к нам теперь приходит: на земле мир.
Гермес. Нет, уж лучше пусть так остается, хоть и затянется отдача долга. Но, не правда ли, Харон, прежде к нам приходили не такие, как теперь: мужественные все, покрытые кровью и большею частью улершие от ран. А теперь? Одного сын отравил, другого - жена, у третьего от излишней роскоши распухли живот и ноги - все бледные, жалкие, совсем на тех непохожие. А большинство их, кажется, к нам отправляются из-за денежных козней. Харон. Да, деньги - вещь желанная... Гермес. Выходит, и я бы не согрешил, если бы настойчиво взыскивал с тебя долг.
Харон, Гермес и разные мертвые
1. Харон. Послушайте, как у нас дела. У нас, видите сами, суденышко маленькое, прогнившее, во многих местах пропускает воду, стоит лишь наклониться набок, чтоб опрокинуться и пойти ко дну; а вас здесь так много, да еще каждый вон сколько несет. Я боюсь вас пустить в лодку вместе со всей поклажей; не пришлось бы вам потом раскаяться, в особенности тем из вас, которые не умеют плавать.
Гермес. Как же нам поступить, чтобы плавание было безопасным?