VII. Едино стадо любви Христовой
Ранее я сказал, что в моих отношениях с беглопоповцами все по-человечески было продумано и подсчитано: все было принято во внимание; забыто было только одно («одно» добавлено, сверху — Авт.): человеческие грехи... И человеческие грехи и привычки к раздору не допустили до святого дела молитвенного объединения русских верующих людей.
А в отношениях моих к Белокриницкой иерархии для меня не было ничего предусмотренного и все явилось каким-то чудом милости Божией.
Когда я приехал в Алма-Ату, мне некуда было прийти помолиться Богу: в храм, которым завладели живоцерковники — идти нельзя, а в единственном храме Сергиевском можно было бы молиться, но сергиевский архиерей нашел возможным и для себя полезным в моем присутствии говорить против меня поучения к своей пастве о том, что-де «и некоторые епископы не хотят признавать власти нашего главы и что о них-то и сказано: возстанут лжехристы и лжепророки».
После этого мне, причисленному к лжехристам и лжепророкам, неудобно было посещать храм этого догадливого святителя.
И вот в это время для меня совершенно неожиданно я получил великий дар от священником Белокриницкой иерархии: я получил святые Дары, святую дарохранительницу и омофор. Для меня этот великий дар был истинным откровением милости Божией ко мне грешному.
Ведь я знаю отлично, как строго и требовательно относятся все старообрядцы к соблюдению всяких требований канонических и литургических в своих общинах и храмах, и тот факт, что я от них получил св. Дары, — я рассматриваю только как чудо некоего благодатного вдохновения.
Некогда великий хранитель Божьего ветхозаветного закона ввел (неразб.) Откровицу во Святая Святых, куда сам имел право вступать только раз в год... На это великое
226
yfрушение закона Первосвященник не имел никакого права, и имел только страшное запрещение. — И однако он это делал! Он Это сделал потому, что Бог открыл ему то, чего yt видели другие. Так и ныне Бог дал людям рассмотреть тj, над чем другие стоят только с изумлением.
Кого же Господь избрал орудиями и исполнителями cвоей воли?
Дело произошло так. — Когда я бывал в старообрядческих храмах, то меня, как больного старика, почти всегда сопровождала одна добрая девушка очень высокого настроения — Маргарита (Емельянова). Когда старобрядцы меня спрашивали, кто со мной бывает в их храмах, — я, конечно, не скрывал, что это формально «никонианка», но что идейно душой она так же далека от «никонианства», как И я, и что это моя ближайшая ученица.
Эта раба Божия, Маргарита, после моего вызова из Москвы стала и без меня посещать для молитвы старообрядческие храмы, и ее-то Господь и избрал для того, чтобы она приняла от старообрядческих священников и передала мне св. Дары. То, к чему тщетно стремились архиереи и до чего не могли додуматься многоученые профессора, — то свершилось по молитвам и руками чистой благочестивой девушки. Воистину дивны дела Божий!
Разумеется, моя радость по поводу этого, несомненно, общецерковного события, была и остается беспредельной. Для меня несомненно, что это событие крупной общецерковной важности, хотя объем этого события будет раскрываться постепенно и медленно. Однако при благоприятных обстоятельствах это событие может и в ближайшее время проявить себя всесторонне и чрезвычайно благотворно. Будем молиться и надеяться, что это будет так, что преступный цезаропапизм сменится в нашей жизни умной церковной общественностью, церковно-народной общиной.
227
Для меня лично это событие сопровождалось такими обстоятельствами, которые для меня сугубо знаменательные.
Когда я получил св. Дары от старообрядцев, как высшее проявление их христианской любви и доверия ко мне, я долго думал, как мне поступить, — тем более, что я точно и не знал, кто мне прислал этот Священный Дар. Я посоветовался с одним благочестивым (ныне уже покойным) старообрядцем — Георг. Савельев. Чернышевым и решил писать благодарственное письмо самому старообрядческому архиеп. Московскому Мелетию и ему принести благодарность за ту любовь, проявления которой со стороны его сопастырей могут иметь великое созидательное значение для всей Церкви. — Мое письмо ко владыке Мелетию было след. содержания.
Его Высокопреосвященству,
Высокопреосвященнейшему Мелетию, Архиепископу Московскому и всех древле-православных общин
Высокопреосвященный Владыка о Христе возлюбленный собрат и сослужитель.
Помолясь своим покровителям, казанским чудотворцам Гурию и Варсонофию, в день их памяти и 25-летнего юбилея моего епископства, пишу Вашей Святыне это письмо.
Милости Божий ко мне, грешному, неизреченны; я могу сказать, что живу среди чудес благодати Божией и особенно тогда, когда нахожусь в узах тюрьмы и в изгнании. Последнее такое чувство я пережил 17 сент. с. г., когда совершенно неожиданно для себя я получил от одного священника подведомой Вам иерархии св. Дарохранительницу и св. Дары в ней.
А этот день, 19 сент., знаменателен для меня тем, что в этот день празднуется св. Церковью память моих пращуров — ярославских чудотворцев и в тот же день я получил в 1907 году указ о бытии мне епископом.
Итак, ныне, 1932 года 19 сент. я получил св. Дары из
228
того церковного общества, которое меня, как «никонианина», — не признавало своим собратом, но которое я всегда считал православною Церковью московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена и Казанских Гурия, Варсонофия и Германа.
Имея в руках этот великий дар благодати Божией и любви Вашей, я ныне считаю себя уже своим для Вас и поэтому и пишу Вам это письмо, будучи преисполнен благодарности Вам за истинно-христианскую любовь Вашу.
Я ныне лежу, яко впадый в разбойники, весь оклеветанный и израненный; Вы же и братия Ваша исполнили на мне заповеди Христовы и ко мне, как к епископу, отнеслись всецело по соборному указанию (Сард. Соб. пр. 17).
Видя и чувствуя все это и многое подразумеваемое, я не могу молчать и должен говорить (Екк. 3, 7; Иер. 20, 7-9). Я должен говорить и для Вас, чтобы познакомить Вас с моими церковными взглядами, и для «никониан», которые ¦о многом не понимают моего церковного поведения.
Доселе древле-православные христиане и так называемые «никониане» были единомысленны только во святых догматах Церкви, но петербургское царское правительство искусственно разъединяло их в молитвах и обрядах. На этом мало-помалу утвердилось и разъединение их в церковной администрации (управлении).
Древле-православные христиане ценой своего двухвекового мученичества сохранили у себя истинно-соборное управление и правильное разумение, что есть Христова Церковь. А «никониане» вполне подчинились царской власти импер. Петра и его «Духовному регламенту». Церковь обратилась у «никониан» в казенное «Ведомство Православного Исповедания» (в параллель управлению по делам печати или управлению тюрьмами), а живая вера мало-помалу превратилась в формальное исполнение обрядов; и то — только по требованию гражданских
229
законов. Государственное исповедание оказалось просто казенным неверием.
Поэтому «никониане» утратили понимание даже того, кто есть Глава Церкви: Господь Спаситель или государь император. А когда государя не стало как единого главы, то у «никонианских» архиереев явились сразу три главы (живоцерковная глава, митр. Сергий и митр. Григорий), а миряне, забыв Единого Главу — Христа, буквально заблудились среди этих трех сосен, не зная, куда приткнуться, потому что никогда не умели читать свящ. Писания и понимать его, как следует.
Правда, в 1917 году было восстановлено русское патриаршество и тогда явилась, хоть и слабая, надежда на восстановление канонического управления русской Церкви. Но после смерти п. Тихона его место совершенно антиканоническим путем занял митр. Петр со званием местоблюстителя патриаршего престола. Его управление можно характеризовать одним словом: диктатура (хотя и кратковременная).
После Петра его место занял м. Сергий, достигнув этого также вполне антиканоническим путем. — Управление этого митр. Сергия можно охарактеризовать словами: лицемерие и циничная бесчестность. Между тем Сам Господь требует от Своих последователей прежде всего, чтобы они береглись лицемерия, как закваски фарисейской (Лк. 12, 1) и закваски Иродовой (Мрк. 8, 15), а честность считается элементарной добродетелью всякого гражданина и тем более необходимой добродетелью епископа (I Тим. 3, 2). Таже Иродова закваска заставила митр. Сергия и всех, сообщающихся с ним, нарушить ЗО-е правило св. Апостолов, 3-е правило VII всел. Собора и очень многие другие.
Вообще грехи митр. Сергия и его бесчестного синода вполне явны и в общей сложности являются «нечестивою ересью клеветников на христианство» (VII соб. пр. 7); это ересь злейшая, чем ересь клеветы на святые иконы (иконоборчество). Это некая новая уния с неверием, сопряженная с учреждением совершенно антицерковных
230
катаскопов. Это скрытая форма арианства — политического.
Что касается живоцерковничества, то я его считаю просто церковным разбоем; а архиерейскую группу митр. Григория я считаю мало оправдываемой и канонически и просто логически, ибо эти архиереи-григорьевцы признают митр. Петра своим главой, а его запрещения, на их самих им наложенного, они не признают! Это трудно понять, ибо »то совершенно не последовательно.
Вследствие всего вышеизложенного с июля мес. 1926 года я вынужден был (именно вынужден митр. Сергием и сю неправдами) вполне отойти от этих архиереев, которые не хотят быть служителями Церкви, как ап. Павел заповедал (Кол. I, 25), а хотят только господствовать над наследием Божиим, что так определенно запретил ап. Павел (I П. 5, 3).
Я считаю, что никакого согласия между Христом и Велиаром, верного с неверным не может быть (2 Кор. 6, 15). А между тем, все «никонианские» архиереи, без различия группировок, устраивают это грешное согласие и на нем, а не на Кресте Христовом; хотят утвердить Церковь. — Мало того, они считают, что они, то есть, архиереи, и суть Церковь, вопреки учению св. ап. Павла (2 Кор. 5, 4). Я же считаю, что св. Церковь составляют все верующие, все сыны Божий по вере в Иисуса Христа (Гал. 3, 26), весь народ Божий, живые камни, из которых устрояется дом духовный (I П. 2, 5), тело Христово (I Кор. 12, 27; Ев. 1, 23).
Глубоко радуюсь и благодарю Господа, что такое понимание св. Церкви и у древле-православных христиан; поэтому они и сохранили свою церковную соборность, столь извращенную и даже поруганную у «никонианских» ирхиереев, которые в храмах поют, что они веруют во едину святую соборную Апостольскую Церковь, а в своей практической деятельности считают главными своими
231
законами всякие другие законы, кроме законов соборных.
Когда я вынужден был отойти от этого церковного беззакония, то, «никониане» выдумали проклятое слово «андреевщина», уверяя ненаученный народ, что я строю какую-то свою церковь, устраиваю какое-то самочинное собрание. — Это чистая клевета; и всякую «андреевщину» я анафематствую по слову ап. Павла (Гла. 1, 8). Я стремлюсь быть только рабом Христовым (ст. 10) и исполнять волю на свою, а Христову.
В это время в моем изгнании и нашли меня древле-православные христиане и согрели меня своей любовью и мне, как полноправному епископу православной Церкви, принесли священные Дары Христовой Евхаристии.
Преклоняюсь перед промыслом Божиим, тако устроившим и земно кланяюсь всем, кто потрудился в этом деле.
Итак, Святитель Христов, мы уже объединены с вами по милости Божией Единым Главою св. Церкви, Господом нашим, объединены и во святых церковных догматах и в молитве и в церковной дисциплине (т.е. в св. обрядах).
Ныне для меня остается решить вопрос третьестепенного значения, признавать ли мне ныне и немедленно какую-либо церковно-иерархическую власть до соборного решения по этому поводу.