«Послушай, радость моя!- продолжал отец Серафим («да так-то сладостно, хорошо», - прибавила Ксения), - я тебе открою тайну, только смотри, умолчи ее до времени. Сама Божия Матерь ведь избрала это место! А чего Царица-то Небесная не возможет; все будет у Ней! Вот она приказала мне, убогому Серафиму, поставить мельницу для девушек в два постава, чтобы она вечно кормила бы их. Потом благословила Матерь-то Божия и церковь им свою выстроить, матушка! Во, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все, все свое у нас будет! Это я тебе только говорю, а ты умолчи до времени». Ксения хотя и слушала батюшку, но странно показалось ей, как все это может возникнуть, когда ничего у обители и сама земля – чужая кругом. Тогда отец Серафим, провидя ее мысли, взял за руку, потрясая ее, и произнес: «Ведь вот ты какая! Говоришь, что любишь меня, а усомнилась и не веришь убогому Серафиму! Поверь мне, матушка, все это совершится!» Вид отца Серафима при этом был чудесен, привлекателен и весьма вдруг просветлел…(1)
Старица Домна Фоминишна (впоследствии монахиня Дорофея) сообщила следующее (Летопись №6. рассказ № 38): «Я пришла, - говорила она, - по благословению батюшки Серафима в Дивеев на мельницу. Старшая Прасковья Степановна приняла меня; тут было уже двенадцать сестер, я – тринадцатая. Ничего еще не имея, жили мы все в одной келлейке; потом постепенно выстроил нам батюшка еще келлию, под названием больничной; после еще две келлии, а сестры-то все поступали да прибывали, и приказал нам батюшка, кроме этих четырех, еще выстроить большую келлию, сказав: «В ней госпожа будет жить!» Мы все так и думали, что в нее приедет к нам жить какая-либо высокородная госпожа-барыня, но все нет да нет никого. Так наконец и скончался наш батюшка, а по кончине его принесли к нам по завету батюшки и прямо в эту келлию и поставили чудотворную икону его – Умиления Божией Матери, «Всех радостей радость», как он ее всегда называл, пред которой на коленочках во время молитвы и отошел, словно будто и не умер. Стал этот корпус наш трапезою, и тут только поняли мы все, о какой Высокой Госпоже предрекал наш батюшка! И все служили мы Ей, потому что пред Нею всегда, не переставая, читались акафисты! Так-то вот, все, все знал батюшка, все было ему открыто, и по вере к нему собирались мы жить все равно, что на нет – ничего; было одно лишь голое поле, да и то чужое, а к смерти-то батюшкиной явились у нас и келлии, и корпуса, и церковь, и канавка, и земля своя, а по кончине-то его пришла Сама Матерь Божия и поселилась жить у нас! Теперь вот 1887 годи, и дожила я, как предрекал батюшка, и все совершилось, и чего-чего только нет-то у нас! И во сне тогда никому бы того не приснилось!(2)
Сестра из дворян Ольга Михайловна Климова рассказывала (№ 60), что, имея послушание быть «лошадницею», она возила лес и дрова. Однажды отец Серафим дал ей тысячу рублей денег, говоря: «Это, матушка, на устройство и обзаведение у вас большой келлии, для Высокой Госпожи, которая жить будет у вас! Надо все приготовить для Нее; ты вот и смотри, матушка, чтоб у вас все было готово. А когда прибудет Она, то вы все и служите Ей, а Глафира Васильевна пусть за Ней и походит». […] Далее Ольга Михайловна прибавила: «И мне было чудно, какая же это Госпожа Великая поселится в нем с нами? Скончался батюшка, и покойный игумен Нифонт призвал к себе отца Павла, келейника батюшки, отдал ему икону чудотворную Царицы Небесной Умиления, пред которой отец Серафим всегда молился, и приказал отдать ее мельничным. «Она туда им надлежит?» - сказал игумен. Тогда разъяснились слова батюшки, когда принесли в новую, приготовленную для Госпожи Высокой, келлию Владычицу нашу. Все служили Ей, а Глафира Васильевна, как сказал батюшка, действительно ходила за Нею. На иконе не было ризы в то время, а так любила Глафира Васильевна Царицу Небесную, что, бывало, нечем украсить, то цветов полевых нарвет, сплетет с молитвой венки, да и украсит. Все ночи на молитве перед Ней стояла, читая по тысяче молитв к Богородице и более».
Это показание Ольги Михайловны очень важно, ибо никто не знает и не помнит, как образ Умиления Божией Матери оказалась в Дивееве; некоторые предполагали, что он невидимо перенесся сам и оказался на окне трапезной (3).
Старица Екатерина Егоровна (монахиня Евдокия) передала, что раз привела она к батюшке свою маленькую сестру и он благословил ее в монашество, потом спросил: «Куда же нам, матушка, поместить-то ее, в прежнюю ли обитель, или к Прасковье Степановне на мельницу?» «Это, - ответила сестра Екатерина, - как угодно вам, батюшка!» «Нет, - продолжал отец Серафим, - возьми ты ее теперь в прежнюю-то обитель, а придет время, будете вы вместе, как единая семья!» (Отец Серафим предсказал соединение общин в один монастырь, которое состоялось в 1842 году). (Летопись, тетрадь № 6) (4).
О дальнейшей судьбе Дивеева батюшка отец Серафим говорил во время построения Рождественского храма следующее Елене Васильевне, Михаилу Васильевичу и Анне Михайловне Мантуровым, протоиерею отцу Василию Садовскому и еще многим старицам:
«Еще не было и нет примеров, чтобы были женские лавры, а у меня, убогого Серафима, будет в Дивееве лавра, - сказал батюшка. – Лавра-то будет кругом, т.е. за канавкою, в обители матушки Александры, потому что, как она была вдова, то у ней могут жить в обители и вдовы, и жены, и девицы, а киновия будет только в канавке, и так как я, убогий Серафим, был девственник, то и в обители моей будут одни лишь девицы. Выстроиться большой, холодный собор, а будет и теплый. Эта Казанская церковь и месть все будет монастырское, прихожанам дадут другое место, а так Казанская церковь, как есть, и Рождественская, как есть, останутся как бы в центре, а кругом нее еще много места захватят приделами другими, и из нее большой, теплый собор выйдет, и большая это будет пристройка наподобие Иерусалимского храма. С левой стороны Рождественской церкви будет непременно придел во имя Михаила Архангела. Каменная оградка как есть, так и останется, только Казанская церковь войдет в ограду и стена продолжится вплоть до берега, где, пройдя немного берегом, пойдет к западу и тут, как раз против дома Мишеньки (Михаила Васильевича Мантурова), выстроится колокольня и будут под ней святые ворота. Кругом обоих соборов будут каменные корпуса в следующем порядке».
Батюшка даже набросал первоначальный план, который, сохраненный в подлиннике, вставлен в рамку и хранится у игумении Марии. Этот план батюшка писал в своей келлии, на обрубке, что служил ему стулом; писал с Михаилом Васильевичем Мантуровым, стоя на коленках.
«С юга, против собора Святой Троицы, - говорит старец, - будет корпус треугольником: в этом корпусе одна из царского рода жить будет, батюшка. С севера собора Святой Троицы напротив его точно такой же треугольником корпус должен быть трапезой. Возле жилого треугольного корпуса с юна же корпус начальнический. Правильным продолговатым четырехугольником. Напротив его с севера точно таким же правильным продольным четырехугольником должен быть корпус клиросный. С юга против Казанского собора, рядом с начальническим корпусом, такой же продольный четырехугольный корпус – просто жилой. С севера против Казанского собора и напротив жилого такой же точно продольный четырехугольный корпус и тоже просто жилой. Опять с одной стороны корпус правильным треугольником, которого половина будет окнами в ограду; это будет жилая монастырская половина, а другая, отделенная стеной, окнами наружу, за ограду, будет служить гостиницей. С другой стороны напротив точно такой же треугольный корпус, разделенный надвое и для того же употребления. Вот так-то у нас все и устроится, батюшка, и Лавра и киновия у убогого Серафима в обители-то и будет!» (5).
Ввиду важности следующего рассказа приведем еще подлинные выражения старицы Устиньи Ивановны (тетрадь №1).
«Однажды сестра обители нашей, Мария Семеновна, говорит мне, - начала она, - что батюшка Серафим многое предсказывал о нашей обители, что случится впоследствии времени. Предвидя раннюю ее кончину, он приказывал слышанное от него передать мне. Очень много чудного, утешительного в устройстве обители говорил ей батюшка в то время, когда только сделано было основание ее – мельница и одна келлия поставлены. Мария Семеновна рассказывала мне так, как приняла это от батюшки Серафима, но по моей плохой памяти и давно прошедшем времени (25 лет) я не могу все рассказать, а вот что хорошо помню: в один летний день Мария Семеновна привела меня к Казанской церкви, тут стояли и другие сестры, и, показывая на все это место, сказала: «вот, помните, церковь эта будет наша, приходская же церковь будет выстроена на другом месте: при ней построится и духовенство прихожан. Здесь же, говорил батюшка Серафим, будет лавра, а где канавка – там киновия. Церковь наша кладбищенская будет во имя Преображения Господня». – «Я, - говорит Мария Семеновна, - сказала: «Батюшка, кажется, на кладбищах более бывают церкви во имя Всех святых?» А батюшка ответил: «Престол Всех святых будет ранее этого устроен»(6).
Старица Устинья Ивановна (впоследствии монахиня Илария) говорит (тетрадь № 1), что «покойную сестру нашу Марию Семеновну, высокой жизни, особо против всех любил батюшка Серафим. Он говорил и предсказывал ей об обители многое, по большей части запрещая кому-либо рассказывать, но некоторое завещал ей помнить и передать мне, грешнице. Из того вот, что я помню. Раз, выведя меня к Казанской церкви и показывая на все это место кругом, сказала она мне и тут же бывшим сестрам: «Вот помните, церковь эта будет наша, и священники тут жить не будут; приходская же церковь выстроена будет в другом месте, там будут при ней жить и священники, тут же будет лавра; а где канавка, там будет киновия!» И еще, по благословению же батюшки Серафима, говорила она мне: «Батюшка Серафим сказал, что кладбищенская церковь у нас будет во имя Преображения Господня, запомни!» А я на это возразила ей, что ведь на кладбищах, кажется, всегда строятся церкви Всем святым. «Так, - ответила она, - но батюшка Серафим сказал, что престол Всех святых будет еще ранее устроен». (Предсказание сбылось, ибо в 1847 году выстроена была ныне теплая церковь Божией Матери Тихвинской и в ней придел с левой стороны Всех святых, а кладбищенская церковь построилась уже после, в 1855 году, во имя Преображения Господня). А о стесненных средствах обители всегда ей говаривал батюшка: «Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно, я мог бы и золу превратить в злато, но не хочу; у вас многое не умножится, а малое не умалится! В последнее время будет у вас и изобилие во всем, но тогда уже будет и конец всему».
[О себе самом так говорил батюшка Марии Семеновне: «Вот, матушка, теперь все дивятся, что убогий Серафим занимается вами, принимает участие в вас, но это еще что за диво; а будет диво, как плоть-то свою убогий Серафим принесет в Дивеево!»
Старица Евдокия Ефремовна, впоследствии монахиня Евпраксия, удостоившаяся вместе с отцом Серафимом в день Благовещения посещения Царицы Небесной, рассказывает следующее: «Быв раз у батюшки Серафима в келлии, вот что он говорил мне: «Слушай и помни, радость моя, что я скажу тебе: как у Господа было 12 апостолов, а у Царицы Небесной 12 дев, так и я себе избираю 12 же дев, и как Господь избрал в невесту Себе только великомученицу Екатерину, так и я избираю себе Марию – Марию Семеновну – невестою в будущем, и над всеми вами будет она там старшею; вас же избираю в сестры себе, а которые придут после, те будут дочки мои»](8).
Ксения Васильевна Путкова рассказывает следующее об этой пустынке (тетрадь №6, рассказ № 32): «И вот еще как задолго предсказал мне наш родименький батюшка, что пустынька-то его наша будет, к нам отойдет! Пришла я к нему в Саров и в самое то время, как усердием верующих ему строилась эта вот пустынька его. Посадил он меня возле и сам сел, и много-много говорил мне назидательно о кротости, смирении и любви; как, должны мы любить его и кто так будет поступать, тот всегда с ним будет; потом и говорит: «Я тебя к себе возьму! Вот смотри-ка, радость моя, ведь эта вот пустынька нас тобою строится; ведь она у вас будет, пустынька-то, и будем мы жить как Авраам и Мария!». А я по молодости лет не понимая ничего, смеючись, просто говорю батюшке: «А я возьму и уйду от вас, как Мария-то от Авраамия». – «Нет, - отвечает, - радость моя, нет тебе дороги уйти-то, Авраам и Мария жили во притворе, а я тебя внутрь себя возьму! Ты и не уйдешь, матушка!» Уж много лет после, когда привезли нам, пустыньку, уразумела я слова батюшки; ведь всегда я была с ним духом и не могла уже уйти из обители» (9).
«Батюшка Серафим насильно уговаривал меня остаться в обители, - рассказывала старица Екатерина Матвеевна Пучинская (Летопись № 6, рассказ 54), - я все отговаривалась болезнию, но, невзирая на то, отправил меня батюшка к своим девушкам на мельницу. […] Нечего делать, осталась я, а все скучно; когда пришли лесом с нашей стороны девушки, смутили меня совсем, забрала я все свое, да и ушла с ними. Только что вышли мы из обители, на меня вдруг напала такая тоска, что и рассказать не умею. Не дойдя до села Елизарьева, бросила я их, да бегом пустилась в обитель. […] Вскоре пришел батюшка, сурово взглянул на меня, даже отвернулся, и говорит Елене Васильевне про меня: «Радость моя! Что сделала у нас Екатерина-то Пучинская, забрала все пожитки свои да и ушла было от нас! А ведь скажу тебе, радость моя, никакой дороги ей нет уходить от нас, ведь ей назначено здесь жить!» Я заплакала, упала к его ногам и призналась во всем, как скучала и скучаю, как ушла было совсем… Он поднял меня и говорит мне: «Во, радость моя! Что нам скучать-то! Теперь у нас нет ничего, а будет-то у нас монастырь, матушка, да какой еще великий-то! Триста монахинь да пятьсот белиц!» Ну, не прозорлив ли батюшка-то; кто бы мог подумать тогда, а ведь вот и вправду дожила я до того, что уже восемьсот человек стало у нас сестер-то. После этого, обратясь к Елене Васильевне, батюшка меня ей и препоручил, прося: «Радость моя! Прошу тебя, не оставь, поддержи!» Помня батюшкину просьбу, она меня никогда не оставляла. Она была высокой жизни и такая добрая! И часто после говаривал мне батюшка, как только увидит меня: «Радость моя! Что нам унывать! Ты гляди какой у нас собор-то будет!» При этом, бывало, поднимет ручки, да и скажет: «Во, во, матушка, чудный собор! Вельми, матушка, чудный!» И сделается при этом личико у него необыкновенно светлое, благодатное, и станет он такой веселый и радостный, точно весь уйдет в небеса! Даже жутко станет глядеть на него» (10).
«Знаешь ли ты, матушка, где Мишенька-то (Мантуров) живет?» - спросил отец Серафим сестру Акулину Ивановну Малышеву (тетрадь №6, рассказ 61). «Знаю, кормилец!» - ответила она. «Ну вот, - продолжал старец, - мы его снесем на угол, а тут, где он теперь-то живет, против него будет собор! Видишь ли, вот эдак будет порядок, на четыре угла, Акулинушка, а собор-то у нас в середочках! А где мирское кладбище, знаешь, что ли, матушка?» - «Знаю», - говорила она. «Так вот это-то самое место, матушка, будет у нас коренная трапеза; а это-то, что кривая у нас, гостей принимать будет! А мы, матушка, как собор-то состроим и балясы голубые у нас будут, так прямо из собора в трапезу-то и пойдем. Вот как будет у нас, Акулинушка!»
Ничего тогда в Дивееве не было, и удивилась старица, о какой такой трапезе говорил батюшка, указывая как бы уже на имеющуюся, называя ее «кривою», но впоследствии иеромонах Иоасаф, выдававший себя за ученика Серафимова, выстроил в Дивееве трапезу, которая по поспешности постройки вышла кривая.
Протоиерей отец Василий Садовский говорит в своих записках (тетрадь №6 рассказ № 74), как он однажды посетил батюшку Серафима, который его спросил: «Как батюшка, думаешь, хорош ли Саров?» - «Как не хорош, батюшка, - ответил отец Василий, чего же еще лучше?» - «Во, во, батюшка! – воскликнул отец Серафим в восторге, - ведь Саров-то только рукав, а Дивеево-то – целая шуба!» И до трех раз повторил это отец Серафим, а затем спросил: «А хорош ли собор-то у нас, батюшка?» - «Хорош, батюшка», - ответил отец Василий. «Хорош, батюшка, как не хорош, очень хорош! – продолжал отец Серафим, - а я тебе говорю, что у нас в Дивееве еще лучше того собор будет! И в моем-то соборе у нас-то в Дивееве все иконы, какие только ни есть на всем свете и даже на Афоне, всех явлений Матери Божией, у меня-то в соборе все они, батюшка, будут» (11).
[И ты не гляди, что теперь Дивеев, батюшка, скажу тебе; тогда Дивеев будет диво, когда убогий Серафим ляжет в Сарове, а плоть свою перенесет в Дивеево, и понесут-то его с одной стороны ангелы и херувимы, а с другой Дивеевские сироты! Много в Сарове почивает святых, батюшка, а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!]
И как это он все знал, вперед и про всех, истинное диво, да и только! Вот отпустил их (посетителей – ред.) и говорит нам: «Что пришла, что надо-то, Акулинушка? Ксенья-то не берет, ни ничего, возьмет! Сходи-ка, Марьюшка, почерпни-ка, да принеси ты мне водицы из источника-то». Сестра принесла, он, сердечный, нас этой водой-то из своих уст спрыснул, да и говорит: «Видишь, Марьюшка, Акулинушка-то нам нужна будет, ее начало земля, землю пахать будет». – «Батюшка, - говорит сестра. – да у нас ведь и без того дьячок Ефим уже пашет». А батюшка-то: «Глупенькая, глупенькая, - говорит. – да это что у вас за земля; у вас разве столько земли-то будет, да все своя земля-то, матушка! Этой земли начало – Акулинушка, а конец, казакам, после нее казаки будут!» (Действительно, первые хлеба засевала и пахала Акулина Ивановна, а с 1855 – го года пашня идет волами, которыми и правят сестры-казачки) (12).
«Скоро, уж скоро никого у вас не останется, - продолжал отец Серафим (рассказ 41), - и как на Саров бури, так и на вас еще хуже Сарова будут бури! Но я вас поручаю Господу и Царице Небесной! Ничего не бойтесь, хотя бы и все на вас, да Господь-то за вас! Мать вам Сама Царица Небесная, а по Ней все управят!»
Старице Матрене Петровой отец Серафим сказал (рассказ 43): «Запомни, матушка, у вас на двенадцатой начальнице устроится монастырь!» Еще сказал он ей (рассказ 44): «Радость моя! Когда ты доживешь, не на все смотри, что летит по воздуху, и не все то лови, что плывет по морю! Готовьте вы и сумочки, и лапотки, да они храпом-то берут ведь, матушка; так больше их заготавливайте, не ровен ведь случай!» (Впоследствии эта притча объяснилась тем, что во время бури в обители много было речей, слухов и даже покачнулись многие столпы обители).
Старице Агафье Лаврентьевне батюшка предсказал следующее (рассказ 45): «Вот, доживешь ты, матушка, большое у вас будет смятение, большое смятение, и многие разойдутся! Готовьте лаптей, больше храпом лапти берутся; одни на ноги, другие за пояс! Ты, матушка, это увидишь, только не надолго!»
«Видела ли ты, матушка, коноплю?» - спросил отец Серафим сестру Варвару Ивановну (рассказ 46). «Как, - говорю, - батюшка, не знать!» - «Конопля вещь хорошая, преполезная, конопля матушка! Вот и у меня в Дивееве-то девушки, что конопля хорошая! А когда ее полют-то, радость моя, чтоб лучше была, посконь-то и выдергивают, матушка. Чай, тоже знаешь, видела, радость моя?» - «Как, - говорю, - не видать, батюшка, и сама дергала!» - «Ну, во, во, матушка! – ответил батюшка, - вот и помни; у вас то же будет. Как пополют да выдернут всю полонь-то, матушка, а конопля-то моя Дивеевская и загустеет еще более, еще выше поднимется да краше зазеленеет! Ты это помни, что я тебе говорю!...» (Отец Серафим предсказывал все ту же смуту в обители и что некоторые уйдут из монастыря, а тогда Дивеево зацветет).
«Кто вас без меня будет кормить-то, - сказал отец Серафим Ксении Кузьминичне (рассказ 47). – Вручаю вас Самой Матушке Царице Небесной! Она одна вас не оставит!».
Старица Матрена Игнатьевна пришла к батюшке, чтобы он облегчил ее тоску (рассказ 48), а отец Серафим встретил ее словами: «Во, радость моя, что это ты, что нам скучать-то; земля, луга, лес, скот, все свое у нас! А собор-то, собор-то какой у нас, матушка, будет! Хоть пока он не от земли и не в землю!» (Впоследствии стало понятно это предсказание: собор ввиду смут в обители долго не достраивался).
«Раз пришли мы с сестрою к батюшке Серафиму, - рассказывает старица Акулина Ивановна Малышева (тетрадь №6, рассказ 62), - а он нам и говорит: «Вот, Марьюшка, то-то не доживешь, а Акулинушка-то у нас и до судов доживет!» Мы глядим, что это говорит батюшка-то, да и испугались. «Ничего, ничего, не убойтесь, матушка! – сказал батюшка. – До судов доживешь, Акулинушка! Придут суды к нам, станут судить, а чего судить?! Ха! Ха! Ха! Нет ничего!» И опять до трех раз повторил это батюшка, подожмет ручки и заливается. А мы все глядим, ничего не поймем. «Вот, - говорит, - Акулинушка, ты тогда мою заповедь себе и запомни, так и скажи: я глупа, я глуха, я слепа! Так и говори, Акулинушка». – «Слушаю, - говорю, - батюшка». Так и не поняли мы ничего в ту пору, а затем старица Марьюшка померла. А когда впрямь приехали суды, я и вспомнила слова прозорливца нашего, кормильца батюшки!» (13).
Дивной старице Просковье Степановне Милюковой, родной сестре Марии Семеновны, или схимонахини Марфы, отец Серафим сказал на прощанье перед смертью (тетрадь №6, рассказ 41): «Вот, матушка, упомяни, как увидишь ты, что мой источник-то возмутится грязью, от кого он возмутится, тот человек всю обитель возмутит у вас! Тогда, матушка, не убойся и говори правду, и всем говори правду! Это тебе заповедь моя! Тут и конец твой!»
Важное это предсказание не могло быть понятно в то время. Сиротам своим отец Серафим строго приказал на прощание: «Кроме Михаила Васильевича Мантурова, Николая Александровича Мотовилова и священника отца Василия Никитича Садовского, никого не слушать и самим правиться, никому не доверяя, никого не допуская постороннего вмешиваться в дела обители. Кроме меня не будет у вас отца! Вручаю вас Самой Матери Божией, Она Сама вам Игумения, а по Ней все управят!» (тетрадь №6).
Многим сестрам говорил он также пророчески о будущем: «Вы до антихриста не доживете, а времена антихриста переживете» (14)
«Не хлопочите и не доискивайтесь и не просите монастыря, матушка, - сказал отец Серафим Ксении Васильевне (тетрадь №6, рассказ 30), - придет время, без всяких хлопот сами прикажут вам быть монастырем, тогда не отказывайтесь!»
«Еще приказывал мне. – продолжает Ксения Васильевна, - если кто из рода твоего будет когда проситься в обитель и придет когда к тебе, матушка, не изжени вон, а непременно прими! Ведь у меня, убогого Серафима, в обители моей, Серафимовой-то пустыни, матушка, целыми родами жить будут, так целыми родами и лягут в Дивееве». (Предсказание исполняется) (15).
[Относительно Казанской церкви отец Серафим говорил Ксении Васильевне (тетрадь 1) «Казанская церковь, радость моя, такой будет храм, какого и нет подобного!
При светопреставлении вся земля сгорит, радость моя, и ничего не останется. Только три церкви по всему свету, со всего света будут взяты целиком, неразрушенными, на небо; одна-то в Киевской Лавре, другая (уж право, не вспомню), а третья-то ваша Казанская, матушка. Во, какая она Казанская-то церковь у вас!
Все место, освященное подвигами матушки Александры и прочих, взойдет в этот храм, а теперяшняя-то церковь останется лишь как бы ядрышком. Землю с обеих сторон Рождественской церкви непременно отгородите заборчиком: тут стопочки Царицы Небесной. Это земля святая! Матерь Божия обходила тут Свою-то церковь! Не ходите по этой земле, а загородите ее. Даже скотинке не дозволяйте ходить тут. А травку-то полите, да и то к себе в обитель ее уносите с этого места, а так кидать не могите; травка эта святая, тут стопочки Царицы Небесной прошли»](16).
Усыпальница четверых мощей при Казанской Рождественской церкви:
схимонахиня Александра (Агафия Семеновна Мельгунова. – 13 июня 1789);
схимонахиня Марфа (Мария Семеновна Мелюкова.- 21 августа 1829);
Елена Васильевна Мантурова (- 28 мая 1832);
блаженная Пелагия Серебренникова (30 января 1884)
Сестра обители Дарья Зиновьевна свидетельствовала (Летопись, тетрадь №4), что отец Серафим говорил ей лично, в присутствии старицы Анны Алексеевны и отца Павла, соседа своего по келлии в монастыре, передавая два больших пука свеч, белых и желтых: «Вот, батюшка, смотри, - я им даю свеч в воспоминание матушки Александры. Она святая была! Я и сам доныне ее стопы лобызаю. Теперь пока ничего у вас нет, а как Бог благословит, в мощах она у вас будет, тога все у вас явится; как источник потечет со всех сторон! Народ будет смотреть и удивляться, откуда что возьмется!»
Отец Серафим, по свидетельству многих лиц, говорил о будущем Дивеева, заповедуя всегда ходить и служить Казанской церкви и никогда не называть ее приходскою, так как со временем она присоединится к монастырю и будет теплым, зимним собором обители. Он положительно предрекал, что со временем, по Божиему изволению, должны в обители почивать открытыми святые мощи матери Александры, и приказывал всем каждый день утром и вечером ходить кланяться ее могиле, произнося при этом: «Госпожа наша и мать, прости меня и благослови! Помолись, чтобы и мне было прощено, как ты прощена, и помяни меня у престола Божия!».
Известно, что отец Серафим говорил также Елене Васильевне Мантуровой, Марии Семеновне Мелюковой, Дарье Зиновьевне, Екатерине Егоровне о том, что матушка Александра почивает в мощах, ныне же мы имеем обратное свидетельство лишь от престарелой Ксении Васильевны Прутковой, то есть монахини Капитолины, которая не подтверждает показаний покойных сестер и в свою очередь свидетельствует, будто отец Серафим ей говорил, что мать Александра достигла великого и находится вблизи Святой Троицы, но не почиет в мощах. Будущее покажет, чьи слова были справедливы.
Старица Екатерина Егоровна, впоследствии монахиня Евдокия, рассказывала (Летопись, тетрадь №4), что отец Серафим на слова ее, «что гроб матери Александры у приходской церкви», так заметил ей: «Что это ты, матушка, говоришь, чего выдумала, какая там приходская церковь?! Нет у нас приходской церкви, и никогда не моги так говорить, матушка! Церковь Казанская наша церковь, нам матушка Александра и созиждила, она и мощами своими тут почивать будет; и никогда так не могите называть ее – приходскою!»
Старица Прасковья Ивановна, впоследствии монахиня Серафима, показала, что отец Серафим незадолго до своей кончины говорил ей (Летопись, тетрадь №4): «У вас, матушка, первоначальница-то мать Александра больших и высоких лиц была! Я и поднесь ее стопы лобызаю! Вот она обитель заводила, а я возобновлю! Она почивать в мощах у вас будет, матушка!»
Старице Устинье Ивановне, впоследствии монахине Иларии, отец Серафим говорил (Летопись, тетрадь№4): «Если бы ты знала только, матушка, какая великая раба Божия заводила место это и покоится у вас в обители, ты бы не скучала! Одежда ее была многошвейная, плат ветхий, и зеницы ее не просыхали от слез! Я сам и доныне стопы ее лобызаю. Каждодневно ходи на ее могилу и проси ее помянуть тебя у престола Божия!»
Старице Евдокии Ефремовне, впоследствии монахине Евпраксии, удостоившейся с отцом Серафимом посещения и видения Матери Божией в день Благовещения, батюшка так говорил (Летопись, тетрадь №4): «Теперь будете скорбеть да скорбеть, никакой отрады, а после зато, как Господь мощи-то откроет, радость будет великая!»
(Ведь матери-то Александры мощи выйдут ранее, и приедет к вам тогда Царь, и Дивеев город будет, и всего у вас много будет, за ограду кидать будут, только берите!») (17).
Мы привели здесь все эти показания покойных сестер ввиду существующего разногласия о предсказаниях отца Серафима насчет открытия мощей матери Александры и чтобы охарактеризовать этот почему-то спорный вопрос.(18)
Старица Прасковья Ивановна (впоследствии монахиня Серафима) повествует нам следующее (тетрадь №6):
«Батюшка говорил мне: «У вас матушка-то первоначальница, мать Александра, больших и высоких лиц была! Я и поднесь ее стопы лобызаю! Вот она обитель заводила, а я ее возобновлю! Там будет Лавра, (а в канавке-то рай земной). Она почивает в мощах! Много ли их там, матушка?» Я молчала, недоумевая… Склонил батюшка головку, минутку спустя сказал твердым голосом: «Там? – три» Потом опять спросил: «А что, матушка, много ли места-то от Казанской Церкви, от самого алтаря ее, до мельницы?» - «Да тут десятины три будет, батюшка, - ответила я, - но земля-то эта ведь чужая, только в серединке место ваше, что под собор купили, а кругом живут церковники, да хлеб засевают мирские». Он опять спросил: «А от соборного-то места, матушка, до мельницы далеко ли и хороша ли тут земля?» Я говорю: «Земля-то хороша, батюшка, да ведь она не наша!» А он будто и не слышит, - говорит мне: «Но вот, матушка, по правую-то сторону будет трапеза…» Я перебила его и опять говорю: «Батюшка, да место-то хотя тут и очень большое, и земля-то хороша, но ведь она засеяна мирскими!» Замолчал батюшка, склонил голову, потом вдруг и сказал: «Надобно променять!»
Впоследствии это сбылось; благодетели Дивеева и верные слуги батюшки отца Серафима Михаил Васильевич Мантуров и Николай Александрович Мотовилов частью скупили чресполосные владения и частью променяли их. (19)
Когда Ксения Васильевна пришла на сороковой день по смерти Елены Васильевны к батюшке отцу Серафиму по его приказанию, то старец, утешая свою любимую церковницу, сказал радостно: «Какие вы глупые, радости мои! Ну что плакать-то! Ведь это грех! Мы должны радоваться; ее душа вспорхнула как голубица, вознеслась ко Святой Троице. Пред нею расступились херувимы и серафимы и вся небесная сила! Она прислужница Матери Божией, матушка! Фрейлина Царицы Небесной она, матушка! Лишь радоваться нам, а не плакать должно! Со временем ее мощи и Марии Семеновны будут почивать открыто в обители, ибо обе они так угодили Господу, что удостоились нетления! Во, матушка, как важно послушание! Вот Мария-то на что молчалива была и токмо от радости, любя обитель, преступила заповедь мою и рассказала малое, а все же за то при вскрытии мощей ее в будущем предадутся тлению одни только уста ее!» (Записки протоиерея Садовского и Н.А. Мотовилова, показание живой еще Ксении Васильевны) (20).
[…] Радостно, в восхищении благодарил его [М.В. Мантурова – ред.] старец и благословил строить эту новую церковь [нижнюю церковь Рождества Богородицы под церковью Рождества Христова – ред.] Но так как свод потолка был очень полог и низок, то все увидели, что ему иначе нельзя держаться будет, как подставив четыре четырехугольных же здоровых каменных столба, которые своею массивностью весьма утеснят церковь и без того маленькую, низенькую, почто что в земле вырытую. Михаил Васильевич поехал в Саров объяснить это батюшке Серафиму, а батюшка, как услыхал это, преисполнился весь радостью неизреченною и в духовном восторге воскликнул: «Во, во, радость моя! Четыре столба – четверо мощей! Четыре столба – четверо мощей! Радость-то нам какая, батюшка! Четыре столба – ведь это значит четверо мощей у нас тут почивать будут! И это усыпальница мощей будет у нас, батюшка! Во, радость-то нам какая! Радость-то какая!» И с неизъяснимою, неземною радостью и мне, грешному, и всем, кто лишь ни приходил к нему, восклицал батюшка, угодник Божий: «Четыре столба – четверо мощей!»
Дарье Фоминой отец Серафим сказал (тетрадь №6, рассказ 39): «Дивное Дивеево будет, матушка! Одна обитель будет Лавра, а другая-то киновия! И есть там у меня церковь, матушка, а в церкви той четыре столба и у каждого-то столба будут все мощи! Четыре столба и четверо мощей! Во, радость-то какая нам, матушка!» (21)
«В этой же нижней Рождественской церкви, [- вспоминал протоиерей Василий Садовский – ред.] которую всегда батюшка называл усыпальницею мощей, предсказывая много раз и мне самому, что четверо мощей будут открыто почивать в ней, завещал на вечные времена читать денно и нощно неугасимую Псалтить по усопшим, начиная с царских родов, иерархов Православной Церкви, благотворителей обители и кончая всеми просящими молитв о себе и присных своих, говоря: «Она будет вечно питать обитель, батюшка» (22).
В записках протоиерея отца Василия Садовского помещены последние посещения его батюшки отца Серафима. Так он пишет (тетрадь №6, рассказ 70): «Предсказывая мне будущие на обитель скорби и бури, убеждал меня батюшка ничего не бояться, говоря: «Убогий Серафим умолит за обитель, батюшка, а Царица Небесная Сама ей Игумения: тут же только наместницы по Царице-то Небесной, все и управит, батюшка!»
«Подружье-то твое ранее тебя отойдет ко Господу! – сказал мне батюшка Серафим (рассказ 76), - чрез два года после нее уйдешь и ты, батюшка! (Так и случилось!) Ты помни: двенадцать, а ты, батюшка, тринадцатый! (Когда двенадцать первых сестер скончались, умер и отец Василий тринадцатым). И вот что заповедаю тебе: как умирать-то будешь, то чтобы тебе лечь с правой стороны алтаря Рождественской церкви, а Мишенька-то (Мантуров) ляжет с левой. Так и вели себя похоронить тут; вот хорошо и будет, батюшка; ты-то с правой, а Мишенька с левой, а я у вас посередке; вместе все и будем!» (23)
«Матерь Божия Единая вам Госпожа и Владычица. Она Сама избрала место сие, взяв в удел его, как Афон, Она Сама собрала и собирает и избирает вас, Единая Она вам Игумения ваша, вечно Верховная, игумения же только наместница Владычицы, исполнительница Ее воли. Не подобает поэтому никому входить в наши дела! Вы достояние Самой Матери Божией и Царицы Небесной; Ей того не угодно!» (24).
Когда к нему пришла Елена Васильевна, батюшка в восторге объявил ей, что она должна быть начальницею его обители. «Радость моя! – сказал отец Серафим, - когда тебя сделают начальницей, то тогда, матушка, праздник будет великий и радость у вас будет велия! Царская Фамилия вас посетит, матушка!» Елена Васильевна страшно смутилась. «Нет, не могу, не могу я этого, батюшка, - ответила она прямо. – Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть, вот здесь, сейчас, у ног ваших, но начальницею – не желаю и не могу я быть, батюшка!»
Несмотря на это, отец Серафим впоследствии, когда устроилась мельница и перевел в нее семь первых девушек, приказал во всем им благословляться и относиться к Елене Васильевне, начальнице их, хотя она так и осталась до самой смерти своей жить в Казанско-церковной общинке Это до такой степени смущало юную подвижницу, что даже и перед смертью своей она твердила, как бы в испуге: «Нет, нет, как угодно батюшке, а в этом не могу я его слушаться, что я за начальница! Не знаю, как буду отвечать за свою душу, а тут еще отвечать за другие! Нет, нет, да простит мне батюшка, и послушать его в этом никак не могу!» Однако отец Серафим все время поручал ей всех присылаемых им сестер и, говоря о ней, называл всегда «Госпожа ваша! – Начальница!» Вообще начальствование Елены Васильевны было и осталось загадочным и непонятным, так как вскоре она чудесно скончалась. (25)
«Вот, матушка, - говорил он, - когда у нас будет собор, тогда московский колокол Иван Великий сам к нам придет! Когда его повесят, да в первый-то раз ударят в него и он загудит, - и батюшка изобразил голосом, - тогда мы с вами проснемся! О! Во, матушки вы мои, какая будет радость! Среди лета запоют Пасху! А народу-то, народу-то, со всех сторон, со всех сторон!» Помолчав немного, продолжал батюшка: «Но эта радость будет на самое короткое время: что далее, матушки, будет… такая скорбь, чего от начала мира не было!» (1а) - и светлое лицо батюшки вдруг изменилось, померкло и приняло скорбное выражение. Опустя головку, он поник долу, и слезы струями полились по щекам».
Великий прозорливец все-таки утешил сестер, бедствующих в мельничной обители, тем, что у них будет собор, и придал им силы. Остальное пророчество касалось состояния обители к концу мира, и много раз повторял он его сестрам, еще с большими подробностями в последние два года своей жизни. (26)
Великая старица Евдокия Ефремовна (монахиня Евпраксия) рассказывала (тетрадь №1, рассказ 17), что однажды батюшка ей сказал: «Вот этот лес, что Горячев ключ-то называется, это наш лес будет, матушка! (Что исполнилось в 1869-м году) Тут могут быть и пчелки у нас, потому что хороший приют тут будет, и вода близко, и всякий цвет! А воск-то знадобится нам, матушка, свечки Богу будем работать. А жители-то, жители-то, все вокруг нам служить будут, радость моя! И какая радость-то будет, какая радость-то будет, но мы не доживем и я не доживу, как собор-то у нас пятиглавый будет! Только и ты, матушка, не узришь, как это совершится! А будет-то он в средине двух церквей, против Казанской церкви, а тут напротив нее будут святые врата, и какая радость-то будет, какая радость-то будет! Казанскую церковь вам отдадут, а приходскую-то на селе поставят, где Полуешкин-то живет, и священнослужителей тут уже не будет, и пойдет ограда каменная вплоть до речки, и все наше будет! А на приходском кладбище трапеза будет и мост, с Пречистой-то туда так прямо и будут ходить, как у нас в Сарове. Во, что будет-то матушка! Хоть ты и не доживешь, как собор-то совершится, а ведь какая радость-то тогда будет! Четверо мощей будут у нас, матушка! [Матушка-то Александра явится прежде; сиротиночки-то мои придут нощию с пением, да и унесут меня в новый собор свой, и буду я там почивать](27). Вот какая радость-то будет, матушка! Какая великая радость-то будет! Среди лета запоют Пасху, радость моя! Придет к нам Царь и вся Фамилия! Дивеево-то лавра будет, Вертьяново – город, а Арзамас – губерния! Станут все приходить к нам, матушка, запираться для отдыха-то будем; станут деньги давать, только берите; в оградку станут кидать, а нам уже не нужно, много своих тогда будет, матушка!»(28)
Старшая сестра в мельничной обители Прасковья Степановна рассказывала (тетрадь №6; рассказ № 3) следующее о последних днях жизни о. Серафима: […] «В последний же раз, когда я была у него за неделю до кончины его, много-много говорил он мне утешительного и назидательного, а потом взял меня за руку, прочитал мне разрешительную молитву и сказал: «Вот, матушка, от самого рождения твоего и до успения все твои грехи я беру на себя! Теперь ты и все вы не имеете нужды ни в чем, а после меня много-много вам будет скорби; но что делать - потерпите, такой их путь ваш! Теперь только начало. Не я избрал вас, а Сама Царица Небесная избрала и дала мне вас, простых девушек; потом придут к вам, матушка, всякого рода и звания и по мне, убогому Серафиму, взышут вас большие лица! Будут спрашивать вас тогда, все говорите, что слышали вы от меня, не убойтесь, так Господу будет угодно, и не скрывайте ничего; теперь же, пока не пришло время, умолчите!» (29).
[«Знаешь ли, матушка, Ивана Великого колокол, ведь он к нам перейдет, и все удивятся. А как ударит-то он, в Сарове тысячный колокол перешибет!... Вот, матушка, тогда всем диво-то будет. А как Царская-то Фамилия у нас побывает, то ведь Дивеев-то – диво будет всему свету! (1б) Села тут уже не будет, а город. И земля вся, и вокруг все наше же будет, и жители кругом – все нам служить станут!»](30)
«Незадолго перед своей кончиной говорит мне батюшка, - рассказывала Акулина Ивановна Малышева (тетрадь № 1): «Ну, - говорит, - Акулинушка, теперь тебе будет с землей-то возиться, казачки будут пахать, а ты, прошу тебя Царицей Небесной, Казанскую-то Божию Матерь не оставь. Казанскую-то Божию Матерь не оставь, матушка! – три раза повторил батюшка, - потому что ты одна только можешь, - продолжал он, - больше никто не может, а тут против Казанской да Мишеньки у нас святые ворота будут; там ты живи всегда у святых-то ворот, матушка!» Пошел вдруг батюшка, и лицо-то так и просияло у него. «А как царская фамилия приедет к вам, матушка, то выйдете за святые-то ворота, да распахните их широко-широко, да низко-низко поклонитесь до земли, да и скажите: покорно просим пожаловать, покорно просим…» - и батюшка сам три раза низко до земли поклонился. Так вот это еще не совсем сбылось, а верую, что совершится, так никогда ничего не говорил батюшка. (31)
Двадцатые годы XIX столетия. Саровская обитель. Старец Серафим, весь проникнутый любовью, добротою, строго взирает на приближающегося к нему офицера и отказывает ему в благословении. Прозорливец знает, что тот – участник заговора будущих декабристов. «Гряди откуда пришел», - решительно говорит ему преподобный. Подводит затем великий старец послушника своего к колодцу, вода в коем была мутной и грязной: «Так и этот человек, который приходил сюда, намеревается возмутить Россию», - произносит праведник, ревнующий о судьбах русской монархии. (32)
В 1831 году в беседе с одним из своих почитателей о судьбах России, которые, как в открытой книге, были известны благодатному прозорливцу, отец Серафим предсказал, что в близком будущем на Россию восстанут три европейские державы и сильно истощат ее, но что Господь за Православие ее помилует. Святое слово старца сбылось вскоре – Крымская война не замедлила обрушиться на Россию, но тогда Господь помиловал Свою избранницу. (33)
1855 год. 2 марта […] Императрица(34) говорила со мной также про предсказание. Сделанное одним отшельником (35) Михаилу Павловичу о смерти его дочери, о его собственной смерти и о смерти императора Николая. Великий князь Михаил никогда не хотел рассказать того, что было предсказано о детях императора Николая, говоря что он откроет это только императрице, но он так и умер, не решившись этого сказать. По-видимому, это было что-то зловещее(36).
1856 год. 1 января […] Я послала императрице маленький образ Серафима, который должен был быть ей передан ровно в 12 часов. Я очень верю в молитву этого святого и уверена, что он оказывает ей особое покровительство, ибо он предсказал о ней еще прежде, чем она прибыла в Россию, что она будет «благодатная» и матерью для России и для Православной Церкви» (37).
Россию невидимая рука вовлекла в стихийный круговорот невероятного страдания: события – одно страшнее другого, преступления, имени которым нет на обыкновенном человеческом языке, хаос мыслей, чувств, настроений – и над всем торжествующее царство ненависти, нечеловеческой злобы и общей муки, на кровавые клочья рвущих сердца всех, кто еще не утратил того, что прежние люди звали сердцем.
Кто живет жизнью своей Матери – Православной Церкви, тот знает, откуда и за что ниспосылаются эти муки, знает он также и к чему готовят человечество эти страдания, но… «Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить, и не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем…» (Апок. 9: 20, 21)
Так не к этим «прочим» я теперь обращаю это слово, - «дух заблуждений» так властно овладел теперь их душой, что «верить они могут только лжи», - а к тем «избранным», ради которых должны сократиться дни эти, в подкрепление и в радость их веры: пусть к ним идет, если Богу угодно, слово мое, да не «поклонятся они зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»
Отец Амвросий Оптинский, говоря о близости исполнения времен и объясняя 7-й стих второй главы Второго Послания к Фессалоникийцам, в котором указывается признак времени явления антихриста, - той «тайны беззакония», которая «не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» - под «теперь удерживающим» разумел царя, или царскую, самодержавную, ничем и никем не ограниченную власть.
Толкование великого старца, подвижника и прозорливца, еще так недавно отошедшего от нас ко Господу, живо еще в памяти всех его современников, свято чтущих и соблюдающих в своих о нем воспоминаниях каждое его даже вскользь пророненное слово.
Признак этого близкого пришествия антихриста указан и святыми отцами Православной Апостольской Церкви и истолкован или в том же смысле.
Известный всем благоговейным чтителям святой памяти преподобного Серафима Саровского и всея России чудотворца, Николай Александрович Мотовилов сохранил в своих о нем записках следующую, еще доселе не без Божией воли, сохранившуюся в моих бумагах беседу свою с ним о царской власти. Привожу без изменения подлинные слова записки, озаглавленной Мотовиловым так: «Копия с ответа моего Следственной Комиссии – секретно расспрашивавшей мнения моего о житии батюшки отца Серафима, прочитанного мною в рукописи, сочиненной бывшим иеродиаконом и поверенным Саровской пустыни, ныне же (1844 г.) иеромонахом и казначеем Святыя Троице-Сергиевския Лавры, отцом Сергием – написанного во Святой Саровской Пустыни 1840 г. 1 или 2 сентября и сего 1844 года с 26 на 27 октября там же начавшегося переписываться мною:
«Тамбовской Духовной Консистории Члену Соборному Ключарю, протоиерею Никифору Телятинскому и города Кадома соборному протоиерею, Иоанну Розанову.
Симбирского помещика, действительного студента Николая Александровича Мотовилова «Объяснение…»
Пропуская начало этого объяснения, - по содержанию своему представляющее многое уже известное читателям «Московских Ведомостей», частью из моего очерка о Мотовилове, частью из великой беседы преподобного Серафима «О цели жизни христианской», - я приведу здесь ту только часть его, в которой речь ведется преподобным о царской власти, не без пророческого, по моему мнению, указания на события и лица, нам современные.
Вот что, в ночь с 26 на 27 октября 1844 года, в Саровской Пустыни были написано Мотовиловым: «…а в доказательство истинной ревности по Боге приводил он (преподобный) святого пророка Илию и Гедеона и, по целым часам распространяясь о них своею боговдохновенною и усладительнейшею беседой, каждое суждение свое о них заключал применением к жизни собственно нашей и указанием на то, какие мы и в каких наиболее обстоятельствах жизни можем из житий их извлекать душеспасительные наставления. Часто поминал мне о святом царе, пророке и богоотце Давиде, и тогда приходил в необыкновенный духовный восторг. Надобно было видеть его в эти неземные минуты! Лицо его, одушевленное благодатию Духа Святого, сияло тогда подобно солнцу, и я, поистине, говорю, что, глядя на него, я чувствовал лом в глазах, как бы при взгляде на солнце. Невольно приводил я себе на память лицо Моисея, только что сшедшего с Синая. Душа моя, умиротворяясь, приходила в такую тишину, исполнялась такою великою радостию, что сердце мое готово было вместить в себя не только весь род наш человеческий, но и все творение Божие, преизливаясь ко всем Божественною любовию.
«Так-то, ваше боголюбие, так, - говаривал батюшка, скача от радости (кто помнит еще сего святого старца, тот скажет, что и он его иногда видывал как бы скачущим от радости), - избрах Давида, раба Моего, мужа по сердцу моему, иже исполнит вся хотения Моя… - и прибавлял: блаженно царство, имеющее такого царя!»
Разъясняя же, как надобно служить царю и сколько дорожить его жизнью, он приводил в пример военачальника Давида, Авессу.
«Однажды он, - так говаривал батюшка Серафим, - для утоления жажды Давидовой прокрался в виду неприятельского стана к источнику и добыл воды и, несмотря на тучу стрел из неприятельского стана, пущенного в него, возвратился к нему ни в чем невредимым, неся воду в шлеме, сохранен будучи от тучи стрел только за усердие свое к царю. Когда же что когда приказывал Давид, то Авесса ответствовал: «Только повели, о царю, и все будет исполнено по-твоему». Когда же царь изъявил желание сам учавствовать в каком-то кровопролитвенном деле для обозрения своих воинов, то Авесса умолял его о сохранении своего здравия и, останавливая его от участия в сече, говорил: «Нас много у тебя, а ты, государь, у нас один. Если бы и всех нас побили, то лишь бы ты был жив, Израиль цел и непобедим. Если же тебя не будет, что будет тогда с Израилем?...»
Батюшка отец Серафим пространно любил объясняться о сем, хваля усердие и ревность верноподданных к царю, и, желая явственнее истолковать, сколько сии две добродетели христианские угодны Господу, говаривал:
«После Правосудия они суть первый долг наш русский и главное основание истинного христианского благочестия».
Часто он от Давида переводил разговор к нашему великому государю императору и по целым часам беседовал со мною о нем и о царстве Русском; жалел о зломыслящих противу всеавгустейшей особы его. Явственно говоря мне о том, что они хотели сделать, он приводил меня в ужас, а рассказывая о казни, уготованной им от Господа, и удостоверяя меня в словах своих, прибавлял:
«Будет это непременно: Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками кровей, и много дворян побиено будет за великого государя и целость самодержавия его, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле Русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще Православие и остатки благочестия христианского».
Когда же, устрашенный его рассказом, я спросить хотел о государе: что будет тогда с ним? – то он, не дав мне и выговорить, отвечал мне на мысль мою:
«А ты уж, батюшка, не о нем пекись – его Господь сохранит: он велик пред Богом – он- в душе христианин».
И это всегда почти любимые выражения его о государе, которые он и в прочих беседах своих со мною о нем говаривал, приводя к тому и доказательство. И это я сам лично слышал из уст его и готов сказать во всеуслышание не только России, но и целому миру, повторяя с отцем Серафимом:
«Блаженны мы, что имеем такого царя!»
Кстати, не могу умолчать и о том, что, по словам келейника его, Павла, батюшка отец Серафим в день самого бунта 14 декабря 1825 года, поутру, в этот день, спокойно перекладывая дрова возле своей келлии, вдруг стал бегать, восклицая:
«Драка! Драка!»
И на вопрос отца Павла: «О чем это ты, батюшка, кричишь так?» - ответствовал: «В Петербурге бунт противу государя!» - и стал подробно объяснять, что там в это время происходило.
Когда же, через несколько после того дней, взошел на престол ныне благополучно царствующий государь император, Николай Павлович, то батюшка отец Серафим, еще до получения о том известий, говорил:
«Ну вот, это так! Слава Богу, слава Богу! Царя богоизбранного даровал Господь земле Русской. Сам Господь избрал и помазал его на царство!»
И тому же келейнику своему, Павлу, в радости духа неоднократно говаривал он, ублажая мудрость и попечительность о благе августейшего дома государыни императрицы, Марии Федоровны, и прибавлял:
«Я всегда молюсь, чтобы Господь продлил жизни его для счастия России».
До сих пор – рассказ отца Павла, келейника, который и подтвердить все это не откажется. Далее же помещать буду мои собственные сведения о батюшке отце Серафиме.
Однажды я был в великой скорби, помышляя, что будет далее с нашею Православною Церковью, если современное нам зло будет еще более и более размножаться и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии, как от приумножающегося разврата по плоти, так равно, если только немногим более, от нечестия по душе чрез рассеиваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том батюшка отец Серафим.
Распространившись подробно беседою о святом пророке Илии, как я выше упомянул, он с казал мне между прочим:
«Илия Фесвитянин, жалуясь Господу на Израиля, будто весь он преклонил колено Ваалу, говорил в молитве, что уж только один он, Илия, остался верен Господу, но уже и его душу ищут изъятии… Так что же, батюшка, отвечал ему на это Господь? – Седмь тысящ мужей оставих во Израили, иже не преклониша колен Ваалу… Так, если во Израильском царстве, отпавшем от Иудейского, верного Богу, царства и пришедшем в совершенное развращение, оставалось еще седмь тысящ мужей, верных Господу, то что скажем о России? Мню я, что по Израильском царстве было тогда не более трех миллионов людей. А у нас, батюшка, в России сколько теперь?»
Я отвечал: «Около шестидесяти миллионов».
И он продолжал: «В двадцать раз больше. Суди же сам, сколько теперь у нас еще обретается верных Богу! Так-то, батюшка, так-то: их же предуведе, сих и предъизбра; их же предъизбра, сих и предустави; их же предустави, сих и блюдет, сих и прославит. Так о чем же унывать-то нам?! С нами Бог! Надеющиеся на Господа, яко гора Сион, не подвижется в век живый во Иерусалиме. Горы окрестят его, и Господь окрест людей Своих. Господь сохранит тя, Господь покров твой на руку десную твою. Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое отныне и до века. Во дни солнце не ожжет тебе, ниже луна нощию».
И когда я спросил его, что значит это, к чему говорит он мне о том, - «К тому, - ответствовал батюшка отец Серафим, - что таким-то образом хранит Господь, яко зеницу ока Своего, людей Своих, то есть православных христиан, любящих Его и всем сердцем, и всею мыслию, и словом, и делом, и день и нощь служащих Ему. А таковы – хранящие всецело все уставы, догматы и предания нашей Восточной Церкви Вселенской и устами исповедующие благочестие ею преданное, и на деле во всех случаях жизни творящие по святым заповедям Господа нашего Иисуса Христа».
В подтверждение же того, что еще много на земле Русской осталось верных Господу нашему Иисусу Христу православных и благочестиво живущих, батюшка отец Серафим сказывал некогда одному знакомому моему, - то ли отцу Гурию, бывшему гостиннику Саровскому, то ли отцу Симеону, хозяину Маслишенского двора, - что однажды, бывши в духе, видел он всю землю Русскую, и была она исполнена и как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся ко Господу».
Приезжаю я как-то, в начале февраля 1900 года, к этому моему знакомому, прямо с вокзала. Поезд мой из деревни приходит в город в десятом часу вечера. Застаю моего знакомого и его семью за чаем. Не успел я со всеми поздороваться, а он мне и говорит:
- Знаете, я ведь вас насилу дождался: очень любопытный сон я про вас видел. Садитесь-ка рядышком, да за чайком-то я вам его и расскажу…
- А вы снам верите?
- Смотря по тому – каким, а этому сну, - сказал он серьезно и проникновенно, - нельзя не верить. Вот сами посудите. Видел я, что будто я с женой у вас в деревне: небольшой такой домик – маленькая передняя, из передней направо комната побольше. В этой комнате посередине стоит обеденный стол. В углу довольно большая икона. Мы сидим с вами и беседуем, и так все это последовательно, ясно, - ну совсем как наяву. Один из членов вашей семьи все что-то плачет… Подают обед. Кончили обедать, смотрю, - опять стол накрывают на четыре прибора. Это для кого же? – спрашиваю я, а вы мне отвечаете:
- Царь поблизости охотится – как бы не заехал! Вот, думаю, радость-то какая: царя Господь удостоит видеть! Вот радость-то!...
Только проходит времени немало – уже дело идет к сумеркам. Царь не едет. А мне и царя-то хочется повидать, да и ехать пора. Вижу – царя все нет, и стали мы с женой собираться уезжать. Подают нам тройку лошадей рыжих, великолепных. Только что мы с женой собрались сесть в коляску, как вдруг в лесу, что против подъезда вашего дома, такая поднялась пальба, что я приостановился да и спрашиваю:
- Что это, точно война какая?
А вы мне на это в ответ:
- Это, видно, государева охота стреляет!
И правда. Смотрю – из лесу скачет царская охота на конях, красиво так разряженная, и все стреляют, все птичек бъют. А мне все кажется, что это война, а не охота. Такое у меня чувство: не то охота, не то война, а разобраться не могу. Тут вы мне говорите:
- Должно быть, и государь сейчас приедет – оставайтесь!
Я и остался. Пошли назад к вам в дом, я по дороге, смотрю, лежат две собаки: одна рыжая, другая черная. Собак я до смерти боюсь – вот вы рыжую схватили за шею да к себе подмышку, а черная убежала да на крыльце дома и легла. А вы мне и говорите:
- Не бойтесь – эта не тронет!
И верно – мы вошли на крыльцо, она даже и не залаяла… Следом за нами в дом вошли генералы, все такие важные, а с нами ласковые, и говорят вам:
- Сейчас к вам царь приедет. Он вас очень любит и какое-то хочет поручить вам важное дело!
Смотрю: входит царь с царицей и с ними гувернантка с двумя маленькими великими княжнами. Государь вас обнимает и говорит:
- Я тебя очень люблю и хочу тебе поручить одно очень важное дело!
Государь говорит со мной ласково и для меня чрезвычайно и незаслуженно лестно…
Садимся за стол. А вы и говорите государю:
- Ваше императорское величество! Как же это великим княжнам-то нет приборов: надо велеть поставить!
- Ничего, - говорит государь, - мы их с императрицей на колени посадим!
- Каково это во сне-то просто как!
Сидим это мы, только вдруг смотрю я – из передней выходит и идет к ним отец Серафим Саровский, лицо у него цвета некрепкого чая, и я чувствую, что это его мощи восстали. Проходит он мимо нас, становится перед иконой и начинает молиться.
Мы все встали и тоже молимся. Только вдруг государь обращается к отцу Серафиму да и говорит:
- Отец Серафим, помолись за меня!
Отец Серафим не обернулся на эти слова и все продолжает молиться…
Опять государь говорит:
- Отец Серафим, помолись за меня грешного.
Отец Серафим все продолжает молиться, не оборачиваясь.
Тогда государь сказал:
- Отец Серафим! Я – Николай Второй, император всероссийский, помолись за меня, грешного.
Отец Серафим обернулся, взглянул на государя и ответил:
- Помолился, да и помолюсь!
И с этими словами благословил всех нас, проходя от иконы к столу, и сел за стол рядом со мною.
Я и спрашиваю его:
- Батюшка, отец Серафим! Это мощи ваши восстали?
- Да, - ответил он мне. – Мои мощи! – И добавил затем:
- Сегодня умрет!
Письмо из департамента полиции
В роду царя передавалось, со слов будто бы очевидца, о существовании предсказания Серафима, отшельника в Сарове (Тамбовской губернии), которое относилось к роду будущих царствований. Самый текст предсказания был якобы записан одним отставным генералом и, по соображениям Александра III, должен был находиться в архиве жандармского корпуса, бывшем одновременно как бы архивом самодержавия. Поиски не привели, однако, ни к чему. Тогда догадались обратиться в департамент полиции, и здесь желанная бумага нашлась. К этому моменту неблагополучно вступил на престол и тот царь, о котором значилась самая интересная часть Серафимова прорицания.
«В начале царствования сего монарха, - говорилось там, - будут несчастья и беды народные. Будет война неудачная. Настанет смута великая внутри государства, отец подымется на сына и брат на брата. Но вторая половина правления будет светлая, и жизнь государя долговременна» (40).
От издателей. Данное предсказание преподобного Серафима было опубликовано после отречения Николая II от престола государства Российского и сложения с себя верховной власти, но еще до его расстрела. Публикуя данное пророчество преподобного Серафима по уникальному документу из департамента полиции, издатели, вероятно, хотели посмеяться над «несбывшимся» пророчеством: вторая половина земного правления Николая II была уже невозможна, а сам государь находился под арестом, и можно было предполагать его скорую мученическую кончину. Однако публикаторы, далекие от жизни христианской, не могли уразуметь истинный смысл пророчества преподобного Серафима, которое истолковывается словами Апокалипсиса о вечной жизни в Новом Иерусалиме, Царстве Небесном: «Храма же я не видел в нем; ибо Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет. И принесут в него славу и честь народов; и не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни… И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков» (Откр. 21, 22-27; 22, 5).
Данное пророчество преподобного Серафима подтверждается также целым рядом сходных предсказаний других угодников Божиих.
С кончины батюшки Серафима Саровского до открытия его мощей прошло 70 лет. Память о нем никогда не забывалась, терпеливо ждали обещанного открытия святых мощей. Рассказывали мне старые монахини, что до самого открытия мощей 2 января (день кончины батюшки Серафима) всегда в Сарове пекли блины, и для этого в Саров ездили из Дивеева наши сестры. Мать Амвросия рассказывала мне, что она молодая ездила в Саров мазать блины. Блинами кормили всех паломников.
В конце XIX- го столетия начал ездить в Саров будущий митрополит Серафим, тогда еще блестящий гвардейский полковник, Леонид Чичагов.
Рассказывала мне послушница блаженной Прасковьи Ивановны Дуня, что когда Чичагов приехал в первый раз, Прасковья Ивановна встретила его посмотрела из-под рукава и говорит:
- А рукава-то ведь поповские.
Тут же вскоре он принял священство. Прасковья Ивановна настойчиво говорила ему:
- Подай прошение Государю, чтобы нам мощи открывали.
Чичагов стал собирать документы, написал «Летопись» и поднес ее Государю. Когда Государь ее прочитал, он возгорелся желанием открыть мощи.
Все это Чичагов описал во второй части «Летописи». Там были изложены подробности всех событий пред открытием мощей и описано само открытие. Все то, что нельзя было напечатать в старое время. Эта рукопись пропала при аресте в 1937 году.
Рассказывали мне те, кому митрополит лично читал эту рукопись, что перед прославлением преподобного в Синоде была большая смута. Государь настаивал, но почти весь Синод был против. Поддерживали его только митрополит (впоследствии) Кирилл да обер-прокурор Синода Владимир Карлович Саблер. Отговорка: «Куда и зачем ехать в лес, нашлись только кости».
Евдокия Ивановна, послушница Дуня, рассказывала мне, что в это время блаженная Прасковия Ивановна 15 дней постилась, ничего не ела, так что не могла даже ходить, а ползала на четвереньках. И вот как-то вечером пришел Чичагов, тогда еще архимандрит Спаса-Евфимиевского монастыря в Суздале.
- Мамашенька, отказывают нам открывать мощи.
Прасковья Ивановна ответила:
- Бери меня под руку, идем на волю.
С одной стороны блаженную подхватила ее келейница мать Серафима, с другой архимандрит Серафим.
- Бери железку (лопату)
Спустились с крыльца.
- Копай направо, вот они и мощи.
Обследование останков преподобного Серафима было в ночь на 12 января 1903 года. В это время в селе Ламасово, в 12 верстах от Сарова, увидели зарево над Саровом. И крестьяне побежали на пожар. Приходят и спрашивают:
- Где у вас был пожар? Мы видели зарево.
- Нигде пожара не было. – им отвечают. Позже один монах тихонько сказал:
- Сегодня ночью комиссия вскрывала останки батюшки Серафима. От батюшки Серафима уцелели лишь косточки, вот и смущался Синод:
- Ехать в лес, мощей нетленных нет, а лишь кости.
На это одна из бывших еще в живых стариц преподобного сказала:
- Мы кланяемся не костям, а чудесам.
Говорили сестры, будто бы Преподобный и сам явился Государю, после чего тот уже своей властью настоял на открытии мощей. Чудес, действительно, являлось много и до и после открытия мощей. Открытие мощей преподобного батюшки Серафима состоялось 19 июля 1903 года.
Тогда Казанской железной дороги еще не было, ездили через Нижний Новгород. Царский поезд вел начальник дистанции Борис Николаевич Веденисов. Была устроена временная станция против с. Выездного в лугах, на переезде возле мельницы. Надо было срочно устроить грунтовую дорогу до Сарова. Никто в такое короткое время не брался этого сделать. Вызвался Б.Н. Веденисов, и Преподобный, по словам Бориса Николаевича, сам ему помог. Сделали все очень просто. Время стояло жаркое. Дорогу вспахивали плугами, затем поливали водой из бочек и укатывали катками, которыми укатывают поле. Дорога получилась гладкая и твердая, как асфальт. Замечу, кстати, что перед смертью в 1950 году Б.Н. Веденисов на моих глазах получил исцеление от кусочка мантии преподобного Серафима.
Когда Государь входил в Саровский собор, народ стоял по сторонам стеной и одну беременную женщину так сдавили, что она тут же родила мальчика прямо на ковер, почти под ноги Государя. Едва успели убрать. Государь узнал об этом случае и велел записать себя крестным новорожденному.
На открытие мощей в Саров поехала почти вся Царская Фамилия. Крестьяне, празднично разодетые, встречали их по селам и по дорогам, стоя плотными рядами.
В селе Пузе Государь велел остановиться и подозвал к себе празднично разодетых маленьких девочек. Все они были одеты в красные сарафаны (кумачники), разноцветные фартуки и шелковые, «разливные» платки. Одна из них, Дуня, до сих пор жива. Ей тогда было 6 лет.
Приехали в Саров 17 или 18 июля (не знаю точно). Великие князья тут же поехали в Дивеево к блаженной Прасковье Ивановне. Они ей привезли шелковое платье и капор, в который тут же и нарядили.
В то время в Царской Семье было уже 4 дочери, но мальчика-наследника не было. Ехали к Преподобному молиться о даровании наследника. Прасковья Ивановна имела обычай все показывать на куклах, и тут она заранее приготовила куклу-мальчика, настелила ему мягко и высоко платками и уложила: «Тише, тише, он спит…» Повела им показывать: «Это ваш». Великие князья в восторге подняли блаженную на руки и начали качать, а она только смеялась.
Все, что она говорила, передавали по телефону Государю, но сам Государь приехал из Сарова только 20 июля. Евдокия Ивановна рассказывала, что келлейница Просковии Ивановны матушка Серафима собралась в Саров на открытие, но вдруг сломала ногу. Прасковья Ивановна ее исцелила. Им было объявлено, что как встретят Государя в игуменском корпусе, пропоют духовный концерт. Он усадит свиту завтракать, а сам придет к ним.
Вернулась матушка Серафима с Дуней со встречи, а Прасковья Ивановна ничего не дает убрать. На столе сковорода картошки и холодный самовар. Пока с ним воевали, слышат в дверях:
- Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. – Государь, а с ним Государыня. Уже при них стелили ковер, убирали стол, сразу принесли горячий самовар. Все вышли, оставили одних, но они не могли понять, но они не могли понять, что говорит блаженная, и вскоре Государь вышел и сказал:
- Старшая при ней, войдите.
Когда стали прощаться, вошли архимандрит Серафим Чичагов и келлейные сестры. Прасковья Ивановна открыла комод. Вынула новую скатерть, расстелила на столе, стала класть гостинцы: холст льняной своей работы (она сама пряла нитки), нецелую голову сахара, крашеных яиц, еще сахара кусками. Все это она завязала в узел очень крепко, несколькими узлами, и когда завязывала, от усилия даже приседала, и дала Государю в руки:
- Государь, неси сам, - и протянула руку, – а нам дай денежку, нам надо избушку строить (новый собор).
У Государя денег с собой не было, тот же послали. Принесли, и Государь дал ей кошелек золота. Этот кошелек сразу же передали матери игумении.
Прощались, целовались рука в руку. Государь и государыня обещались опять скоро приехать открывать мощи матушки Александры, потому что она являлась во дворце и творила там чудеса.
Когда Государь уходил, то сказал, что Прасковья Ивановна единственная истинная раба Божия. Все и везде принимали его как царя, она одна приняла его как простого человека.
От Прасковьи Ивановны поехали к Елене Ивановне Мотовиловой. Государю было известно, что она хранила переданное ей Н.А. Мотовиловым письмо, написанное преподобным Серафимом и адресованное Государю Императору Николаю II. Это письмо преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом, передал Николаю Александровичу Мотовилову со словами:
- Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся Царская Фамилия, и Царь придет к ней. Пусть она ему передаст.
Мне рассказывала Наталья Леонидовна Чичагова (дочь владыки), что когда Государь принял письмо, с благоговением положил его в грудной карман, сказав, что будет читать письмо после(42).
А Елена Ивановна сделалась в духе и долго, полтора или два часа им говорила, а что, сама после не помнила. Елена Ивановна скончалась 27 декабря 1910 года. Она была тайно пострижена.
Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хоть батюшка Серафим и святой, но может ошибаться, но Государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому неизвестно.
В тот же день, 20 июля, к вечеру все уехали из Дивеева. После этого со всеми серьезными вопросами Государь обращался к Прасковье Ивановне, посылая к ней великих князей. Евдокия Ивановна говорила, что не успевал один уехать, другой приезжал. После смерти келлейницы Прасковьи Ивановны, матушки Серафимы, спрашивали все через Евдокию Ивановну. Она передавала, что Прасковья Ивановна сказала:
- Государь, сойди с престола сам!
Блаженная умерла в августе 1915 года. Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом Государя. Когда она была уже не в силах, то ее опускали и поднимали келлейницы.
- Что ты, мамашенька, так на Государя-то молишься?
- Глупые, он выше всех царей будет.
Было два портрета царских: вдвоем с Государыней и он один. Но она кланялась тому портрету, где он был один. Еще она говорила про Государя:
- Не знай преподобный, не знай мученик!
В эти годы многие приезжали в Саров и в Дивеево. Приезжал и Распутин со свитой – молодыми фрейлинами. Сам он не решился войти к Прасковье Ивановне и простоял на крыльце, а когда фрейлины вошли, то Прасковья Ивановна бросилась за ними с палкой, ругалась: «Жеребца вам стоялого». Они только каблучками застучали.
Приезжала и Вырубова. Но тут, боясь, что Прасковья Ивановна опять что-нибудь выкинет, послали узнать, что она делает. Прасковья Ивановна сидела и связывала поясом три палки – у нее было три палки, одна называлась «тросточка», другая «буланка», третья не помню как, - со словами:
- Ивановна, Ивановна (так она себя называла), а как будешь бить? – Да по рылу, по рылу! Она весь дворец перевернула!
Важную фрейлину не допустили, сказав, что Прасковья Ивановна в дурном настроении.
Незадолго до своей смерти Прасковья Ивановна сняла портрет Государя и поцеловала в ножки со словами:
- Миленький уже при конце.
Далее отец Василий Садовский говорит в своих записках: «Много чудного говорил батюшка Серафим об этой канавке. Так, что «канавка эта- стопочки Божией Матери! Тут ее обошла Сама Царица Небесная! Эта канавка до небес высока! Землю эту взяла в удел Сама Госпожа Пречистая Богородица! Тут у меня, батюшка, и Афон, и Киев, и Иерусалим! А как антихрист придет, везде пройдет, а канавки этой не перескочит!» Рыли сестры эту канавку до самой кончины батюшкиной; к концу его жизни, по приказанию его, и зимою рыть не переставали; огонь брызгал от земли, когда топорами ее рубили, но батюшка Серафим переставать не велел. Когда дело не шло на лад, то приказал хоть на аршин или хотя бы и на пол-аршина рыть, только бы почин сделали, а там после дороют!
Первая старшая мельничной обители Прасковья Степановна свидетельствует (тетрадь №6), что много чудного про эту канавку говорил батюшка Серафим. «Вот, матушка, - говорил он мне, - знаете, что место это Сама Царица Небесная избрала для прославления имени Своего. Она всегда, во веки будет вам стена и защита, и антихрист не сможет перейти ее!» (43)
«О канавке говорил мне батюшка, - говорит сестра Ксения Васильевна (монахиня Капитолина) (тетрадь №6, рассказ №33), - да и всем говаривал, что потому она так вырыта, что это самая тропа, где прошла Царица Небесная, взяв в удел Себе обитель. Тут стопочки Царицы Небесной прошли! «Стопочки Царицы Небесной, матушка! – так, бывало, и задрожит весь, как это говорит-то. – Она, Матерь-то Божия, все это место обошла, матушка! Вы и землю-то когда роете, не кидайте так и никому не давайте, а к себе же в обитель, в канавку-то и складывайте! И скажу тебе, матушка, кто канавку с молитвой пройдет, да полтораста Богородиц прочтет, тому все тут: и Афон, и Иерусалим, и Киев!»
В другом месте старица Прасковия Ивановна повествует: «У вас канавку вырыть надо! – раз так-то заботливо говорит мне батюшка Серафим. – Три аршина чтобы было глубины и три аршина ширины и три же аршина вышины, воры-то и не перелезут!» - «На что, - говорю, - батюшка, нам ограда бы лучше!» - «Глупая! Глупая! – говорит, - на что канавку? Когда век-то кончится, сначала станет антихрист с храмов кресты снимать, да монастыри разорять, и все монастыри разорит! А к вашему-то подойдет, подойдет, а канавка-то и станет от земли до неба, ему и нельзя к вам взойти-то, нигде не допустит канавка, так прочь и уйдет» (44).
Старица Феодосия Васильевна сообщила следующее (тетрадь №6, рассказ № 56); «Страдая падучею болезнию, пришла я к батюшке Серафиму, он и говорит мне: «Ступай, радость моя, в Дивеево рыть канавку; эту канавку Сама Царица Небесная Своим пояском измерила, так что когда и антихрист-то придет, то канавка эта не допустит его туда!» - «Батюшка, - говорю я ему, - я ведь больна, вот так-то и так-то!» Выслушав, взял он меня за плечи и, нагнув главу мою, прочитал молитву. Тут же почувствовав себя совершенно здоровою, я поступила в обитель, и болезнь не возвращалась ко мне уже более никогда» (45)
… Евдокия Трофимовна рассказывала (тетрадь № 6, рассказ № 52), что однажды она работала с сестрою Ириною Семеновною у батюшки в пустынке и он, любя ее, очень много пророчески говорил. «Вот, матушка, - начал отец Серафим, сев у источника, - скажу вам, придет время, у нас в обители все будет устроено; какой собор будет! Какая колокольня! А келлии и ограда будут каменные, и во всем будет у вас изобилие!» После этого отец Серафим вдруг заплакал и сказал: «Но тогда жизнь будет краткая. Ангелы будут едва успевать брать души! А кто в обители моей будет жить, всех не оставлю, кто даже помогать будет ей, и те муки будут избавлены! Канавка же будет вам стеною до небес, и когда придет антихрист, не возможет он перейти ее; она за вас возопиет ко Господу и стеною до небес станет и не впустит его! А колокол-то московский, который стоит на земле, около колокольни Ивана Великого, он сам придет к вам по воздуху и так загудит, что вы пробудитесь и вся вселенная услышит и удивится» (46)
«Вот скажу тебе, - говорил мне батюшка Серафим, - будет у вас два собора; первый мой-то собор холодный; куда лучше будет Саровского-то, и будут они нам завидовать! А второй-то собор, зимний Казанский, ведь церковь-то Казанскую нам отдадут! Вы и не хлопочите, придет время еще поклонятся да и отдадут ее нам. И скажу тебе, вельми хорош будет мой собор, но все-таки еще не того этот дивный собор, что к концу-то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор! Подойдет атнтихрист-то, а он весь на воздух и поднимется, и не сможет он взять его. Достойные которые взойдут в него, останутся в нем, а другие хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет достать вас антихрист-то; все равно как в Киеве приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух; достать-то они ее не могли. Так вот и собор ваш и канавка поднимутся тоже до неба и защитят вас, и не сможет ничего вам сделать антихрист! И при том соборе время придет такое у вас, матушка, что ангелы не будут поспевать принимать души, а вас всех Господь сохранит, только три из вас примут мученье, трех антихрист замучит! Ведь Дивеев-то диво будет, матушка, четверо мощей в Рождественской церкви у нас почивать будут! И будет тут не село, а город [как приедет Царская-то Фамилия!] Мы-то с тобой не доживем, а другие-то доживут и до этого!»(47)
До рождения антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, по точному выражению отца Серафима, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты Разинский, Пугачевский, Французская революция – ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей; осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей; реки крови русской прольются. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе…
От издателей. Текст данного пророчества подтверждается свидетельствами княгини П.В. Урусовой, опубликованном в журнале «Русский паломник», 1990, №2, с. 94:
Графиня Наталья Владимировна Урусова, нам лично знакомая, была в переписке с Е. Ю. Концевич, которая нам оставила письма, равно как и воспоминания покойной графини. Вот что сообщается ею:
«Я знаю о пророчестве преподобного Серафима о падении и восстановлении России; я лично это знаю. Когда в начале 1918 года горел Ярославль и я бежала с детьми в Сергиев Посад, то там познакомилась с графом Олсуфьевым, еще сравнительно молодым. Он для спасения каких-то документов, должных быть уничтоженными дьявольской силой большевизма, сумел устроиться при библиотеке Троице-Сергиевой Академии. Вскоре был расстрелян. Он принес мне однажды для прочтения письмо, со словами: «Это я храню, как зеницу ока». Письмо, пожелтевшее от времени, с сильно полинявшим чернилом, было написано собственноручно святым преподобным Серафимом Саровским – Мотовилову. В письме было предсказание о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании и спасении России. Года я не могу вспомнить, т.к. прошло 28 лет, и память мне может изменить, да и каюсь, что не прочла с должным вниманием, т.к. год указывался отдельно, а спасения хотелось и избавления немедленно еще с самого начала революции; и думается, что это был 1947 год: во всяком случае, в последних годах 20-го столетия. Простить себе не могу, что не списала копию с письма, но голова была так занята и мозги так уставали в поисках насущных потребностей для детей, что этим только успокаиваю и оправдываю свою недальновидность… Письмо помню хорошо».
В одной из других своих бесед с Мотовиловым преподобный Серафим, говоря о духовном состоянии последних христиан, оставшихся верными Богу перед концом мира, поведал ничто весьма важное на укрепление исповедников Христовых: «И во дни той великой скорби, о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы избранных ради не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он, на Кресте вися, будучи совершенным Богом и совершенным человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к Нему: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Подобное же оставление человечества благодатью Божиею должны испытать на себе и последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и все святые ангелы с Ним. И тогда совершится во всей полноте все, от века предопределенное в Предвечном Совете» (49).
Господи, благослови!
Я, многогрешный Иоанн Кронштадтский, пишу видение мною виденное, передаю вам сию истину, все что я видел и слышал в ночном видении января 1901 года.
Я прихожу в тихий трепет, что будет с грешным миром. Гнев Божий постигнет скоро нежданно наше окаянство. Я пишу, и руки дрожат, и слезы покрывают мое лицо. Господи, дай мне крепость и силу, истину и воли Твоея с начала и до конца описать все мною виденное!
Так было это видение: после вечерней молитвы я лег немного отдохнуть от усталости моей, в келье был полумрак. Перед иконой Божией Матери горела лампада. Не прошло получаса, слышу легкий шорох, кто-то коснулся моего левого плеча, тихий голос ласково сказал мне: «Встань, раб Божий Иоанн, пойди волею Божией!» Я встал и вижу около меня дивного старца, убеленного сединой, в черной мантии, с посохом в руке: ласково посмотрел на меня, и я от великого страха едва не упал; руки и ноги задрожали, и я что-то хотел сказать, но язык мой не повиновался, старец перекрестил меня и мне стало легко и радостно. Потом уже я сам перекрестился. Затем он тем же посохом указал на западную сторону стены, чтобы я смотрел на то место. Старец начертал на стене следующие цифры: 1913, 1914, 1917, 1924, 1934. Потом вдруг стены не стало, я пошел за старцем по зеленому полю и вижу массу крестов деревянных, тысячи стоят на могилах: большие деревянные, и глиняные, и золотые. Я спросил старца: «Что это за кресты?» Он ласково ответил мне: «Это те, которые за веру Христову пострадали и, за слово Божие убитые, оказались мучениками!» И вот идем дальше. Вдруг я вижу целую реку крови, и спросил я старца: «Что это за кровь? Как много пролито?» Старец оглянулся и сказал: «Это кровь истинных христиан!» Затем старец указал на облако, и я вижу массу белых светильников горящих, вижу, они стали падать на землю, один за другим, десятками и сотнями. Все они при падении тускли и превращались в прах. Потом старец сказал мне: «Смотри!» И я вижу на облаках семь горящих светильников. Я спросил: «Что это за светильники падающие?» - «Это падут церкви Божии в ереси, и семь светильников на облаках, это семь церквей Апостольских, Соборных, останутся до конца мира!» Затем старец показал ввысь, и вот я вижу и слышу пение ангелов, они поют: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф!» Шла большая толпа народа со свечами в руках, с радостными сияющими лицами. Здесь были архиереи, монахи, монахини, масса мирян, молодые, даже юноши и дети. Я спросил чудного старца: «Что это за люди?» - «Это все пострадавшие за святую Соборную, Апостольскую Церковь, за святые иконы от губителей!» Я спросил великого старца, могу ли я присоединиться к ним? Старец сказал: «Рано еще тебе, потерпи, нет благословения Божия!»
И опять я вижу собор младенцев, пострадавших за Христа от царя Ирода, и получили венцы они от Царя Небесного. И вот идем дальше и заходим в большой храм. Я хотел перекреститься, но старец сказал мне: «Не надо! Здесь мерзость запустения!» Церковь была очень мрачна. На престоле – звезда со звездою, свечи горят смоляные и трещат как дрова; чаша стоит залита сильным зловонием; просфоры со звездой; перед престолом стоит священник, лицо как смола, а под престолом – женщина, вся красная, со звездой во лбу, во весь храм кричала: «Я свободна!» Господи, страшно! Люди как безумцы стали бегать вокруг престола, кричать, свистеть, в ладоши хлопать и ртом стали петь блудные песни. Вдруг сверкнула молния, загремел ужасный гром, задрожала земля и храм рухнул, провалилась женщина, люди и священник и все – в бездну. Господи, как страшно, спаси нас! Я оглянулся. Старец что-то видел, и я вижу. «Отче, скажи мне, что это за страшный храм?» - «Это вселенские люди, еретики, которые оставили святую Соборную Церковь и признали новообновленную, в которой нет благодати Божией: в ней нельзя говеть и приобщаться!» Я испугался и сказал: «Господи, горе нам окаянным – смерть!» Старец успокаивал меня, сказал: «Не скорби, а только молись!» И вот я вижу массу людей, они идут страшно измученные жаждою, во лбу звезды. Они увидели нас и громко кричали: «Святые отцы, помолитесь за нас. Очень тяжело нам, а мы сами не можем. Отцы и матери не учили нас закону Божию. Даже имени Христова нет у нас, мы не получили мира, Духа Святого и отвергли крестное знамение!» И заплакали. Я пошел вслед за старцем. – «Смотри!» И указал мне рукой. Вижу – гора трупов человеческих, замаранных в крови. Я очень испугался, спросил старца, что это за трупы? – «Это монашествующие отвергли и не приняли печати антихристовой, пострадали за веру Христову, Апостольскую Церковь и приняли мученическую кончину и умерли за Христа. Помолись за рабов Божиих!»
Вдруг старец обратился к северной стороне и указал рукой. Смотрю – царский дворец. Вокруг него бегают псы, ярые звери и скорпионы, ревут, лезут, грызут зубами. А на троне, вижу, сидит Царь. Лицо бледное, мужественное, читает Иисусову молитву. Вдруг упал как труп. Корона спала. Помазанника звери потоптали. Я испугался и горько плакал. Старец взял меня за правое плечо: я вижу, в белом саване – Николай Второй. На голове венец из зеленых листьев, лицо бледное, окровавленное, на шее золотой крест. Он тихо шептал молитву, а затем сказал мне со слезами: «Помолись о мне, отец Иоанн. Скажи всем православным христианам, что я умер как Царь-Мученик мужественно за веру Христову и Православную Церковь. Скажи Апостольским пастырям, чтобы отслужили братскую панихиду за меня грешного. Могилы моей не ищите!»
А затем все скрылось в тумане. Я горько плакал, молился за Царя-Мученика. От страха у меня дрожали руки и ноги. Старец сказал: «Так угодно Богу! Помолись и скажи, чтобы все молились!... Смотри!» И вот я вижу такая масса умерших от голода валяются, иные едят траву и зелень. А трупы одних пожирают псы, и страшное зловоние. Господи, у людей нет веры! Из уст извергают богохульства и за это – гнев Божий! И вот вижу целую гору книг, и между теми книгами ползают черви, которые распространяют страшное зловоние. Я спросил старца, что это за книги? – «Безбожные, богохульные, которые будут заражать всех христиан богохульным учением!» И вот старец прикоснулся посохом к книгам, они загорелись, и пепел разнес ветер.
Дальше вижу я церковь, вокруг лежит масса поминальников. Я наклонился и хотел прочитать их, но старец сказал: «Это поминовения, которые много лет лежат, и священники их забыли: не читают, некогда, а усопшие просят молиться!» Я спросил: «Когда же их будут поминать?» И старец сказал: «Ангелы за них молятся!»
И вот пошли дальше, а старец так быстро шагал, что я едва поспевал за ним. – «Смотри!» - сказал старец. Вижу, идет большая толпа народа, гонимая страшными бесами, которые били их кольями, вилами и крюками. Я спросил старца: «Что это за люди?» Старец ответил: «Это которые отреклись от святой веры и от Соборной, Апостольской Церкви и приняли новообновленческую. Это были священники, монахи и монахини, миряне, которые отвергли и брак, пьяницы, богохульники, клеветники. У всех у них страшные лица, изо рта – зловоние. Бесы били их, гнали в страшную пропасть, оттуда выходил смрадный огонь. Я страшно испугался, перекрестился: «Избави, Господи, от такой участи!»
Вот, вижу массу людей, старые и молодые, все в страшном одеянии, вывесили пятиконечную звезду огромную; на каждом углу по двенадцати бесов; на середине – сам сатана со страшными рогами, соломенной головой, испускал он зловредную пену на народ, выраженную в словах: «Вставай, проклятьем заклейменный…» Вдруг появилось множество бесов с клеймами и на весь народ прикладывали печати: на лбы и выше локтя, на руках правых. Я спросил старца: «Что это такое?» - «Это печать антихриста!» Я перекрестился и последовал за старцем. Он вдруг остановился и показал на восток рукой. Я вижу большой собор людей с радостными лицами, в руках кресты, вокруг свечи; посреди стоял высокий престол белый, как снег: на престоле – Крест с Евангелием, на престолом на воздухах золотая царская корона: на ней написано золотыми буквами: «На малое время». Вокруг престола стоят патриархи, епископы, священники, монахи, монахини, миряне. Все пели: «Слава в вышних Богу и на земле мир!...» Я от радости перекрестился, поблагодарил Бога. Вдруг старец взмахнул вверх крестом три раза, вижу массу трупов в крови человеческой, и над ними летали ангелы: берут души убиенных за слово Божие. Ангелы пели притом: «Аллилуия!» Я смотрел и громко плакал. Старец взял меня за руку и не велел плакать: «Так угодно Богу. Господь наш Иисус Христос пострадал, пролил пречистую кровь Свою за нас. Так будут мучениками те, которые не примут печать антихристову, все прольют свою кровь, получат венец Небесный!»
Затем старец помолился за рабов Божиих и указал на восток. Сбылися слова пророка Даниила: «мерзость запустения».
Вот окончательно вижу Иерусалимскую купальню. Над купальней звезда. Внутри храма толпятся миллионы народа и еще стараются войти. Я хотел перекреститься, а старец удержал мою руку и сказал: «Здесь мерзость запустения!!» Вошли и мы в храм. Там было полно народу: я вижу престол, там горят свечи сальные; на престоле – царь в красной, яркой порфире; на голове золотая корона со звездой. Я спросил старца: «Кто это?» Он сказал: «Антихрист!» Высокого роста, глаза как огонь, черные брови, борода клином, лицо свирепое, хитрое, лукавое, страшное. Он сам на престоле, а руки протянул к народу. На руках когти как у тигра, и кричал: «Я – царь и БОГ, и правитель. Кто не примет моей печати, тому –смерть!» Все люди пали и поклонились ему; он стал накладывать печать на лбы и на руки, чтобы получить хлеб, не умереть с голоду и жажды. Вдруг слуги Антихриста привели несколько человек со связанными руками, чтобы они поклонились ему. Они сказали: «Мы христиане, мы все веруем в Господа нашего Иисуса Христа!» Антихрист в один миг снял головы с них: полилась христианская кровь. Затем принесли юношу к престолу антихриста, чтобы он поклонился, но юноша громко сказал: «Я христианин, верую в Господа нашего Иисуса Христа, а ты посланник, слуга сатаны!» - «Смерть ему!» - закричал антихрист. Принявшие печать падали и поклонялись ему.
Вдруг загремел гром, засверкали тысячи молний, стрелы поражали слуг антихристовых. Вдруг блеснула большая стрела, с пламенным огнем упала на голову антихриста, он взмахнул рукой, корона упала, разбилась в прах: летали миллионы птиц и клевали слуг антихриста. Я почувствовал, как старец взял меня за руку. Идем дальше, и я вижу опять много крови христианской. Тут я вспомнил слова Иоанна Богослова в Откровении: будет кровь… «даже до узд конских». «Ох, Боже мой, спаси меня!» Вижу ангелов, летающих и поющих: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!»
Старец оглянулся и пошел: «Не скорби, скоро, скоро конец миру! Молись Господу, Бог милостив к рабам Своим!»
Приблизилось время к концу. Он указал рукой на восток, наконец упал на колени и молился: с ним молился и я. Старец стал отделяться быстро от земли на высоту: тут я вспомнил, как же имя этого старца, то громко воскликнул: «Отче, как твое имя?» - «Серафим Саровский! – ответил ласково старец. – Что видел, напиши православным христианам!»
Вдруг как будто бы ударил над моей головой большой колокол, и услышал звон и проснулся. – «Господи, благослови, помоги молитвами великого старца! Ты открыл мне, грешному рабу Иоанну, Кронштадтскому иерею!»
1901
В описании жизни и подвигов святого Серафима приводится много свидетельств благодатного дара прозрения, которым он пользовался для возбуждения в людях раскаяния во грехах и нравственного исправления.
«Господь открыл мне, - сказал он, - что будет время, когда архиереи земли Русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут далеко от Меня» (50)
«Серафим, Серафим! Велик у Бога Серафим! Всюду Серафим!..» То были слова великой дивеевской блаженной Прасковьи Ивановны, когда она, прикрыв ладонью данные мною два рубля, вопрошала, глядя на икону преподобного, как бы его самого, брать или не брать эти деньги…
Воистину, всюду велик у Бога Серафим!
Какое значение в моей маленькой жизни имел, верую, и доселе имеет, преподобный Серафим, читателю моему известно и из книги моей «Великое в малом» - и прочего, что разное время выходило из-под пера моего.
Поведаю теперь то, что я хранил доселе в сердечной памяти своей, и чему, думается мне, еще не выходили Божьи сроки. Если не обманывает меня внутреннее извещение-предчувствие, сроки эти исполнились, и настало время явить миру верующих и неверующих сокровенный доныне и мною скрываемый умный бисер, подобного которому мир еще не ведал со дней греческого императора Феодосия Младшего, или Юнейшего (Yunior). Воскрешение Лазаря известно каждому христианину.
О воскресении же седми отроков знают весьма немногие, и потому, прежде объявления великой Серафимовой тайны (назову ее «Дивеевской» - по месту ее обретения), я вкратце сообщу неосведомленным сказание о седми отроках (Вечный Календарь Е.А. Тихомирова. М., 1882 г).
Эти седмь благородных отроков: Максимилиан, Екзакустодиан, Иамвлих, Мартиниан, Дионисий, Иоанн и Антонин, связанные между собою одинаковою воинскою службою, тесною дружбой и верою, во время Декиева гонения на Ефесских христиан (около 250 года) скрылись в горной пещере, называемой Охлон, близ города Ефеса и Малой Азии. В пещере этой они проводили время в посте и молитвах, приготовляясь к мученическому подвигу за Христа. Узнав о местопребывании юношей, Декий велел завалить вход в пещеру камнями, чтобы придать исповедников голодной смерти.
По истечении более 170 лет, в царствование Феодосия Младшего (408 – 450), истинного защитника веры, вход в пещеру был открыт, и блаженные юноши восстали, но не для мучений, а для посрамления неверующих, отвергавших истину воскресения мертвых. По извещении об этом великом чуде царь Феодосий прибыл с сановниками своими и со множеством народа из Константинополя в Ефес, где обрел юношей этих еще в живых и поклонился им как дивному свидетельству свыше о будущем всеобщем воскресении.
По свидетельству церковного историка Никифора Каллиста, царь был в общении с ними семь дней, беседовал с ними и сам прислуживал им во время трапезы. По миновении тех дней юноши вновь уснули сном смерти уже до Страшного Суда Господня и всеобщего воскресения. Святые мощи их прославлены многими чудесами.
Сказание это, независимо он церковного предания, имеет свидетельство и исторической своей достоверности. Святой Иоанн Колов, современник этого события, говорит о нем в житии преподобного Паисия Великого (19 июня). Марониты сирийцы, отколовшиеся в VII веке от Православной Церкви, чтут в своей службе святых отроков. Они находятся в эфиопском календаре и у древних римских мартирологах. История их известна была Магомету и многим арабским писателям. Григорий Турский говорит (De gloria martyr, lib. 1, cap. 95), что эти мужи до сего дня почивают в том самом месте, одетые в шелковые и тонкие полотняные одежды. Пещера отроков доныне показывается близ Ефеса в ребрах горы Приона. Судьба мощей их неизвестна с XII века, в начале которого игумен Даниил видел их еще в пещере.
По вере моей чудом преподобного Серафима спасенный в 1902-м году от смерти, я в начале лета того же года ездил в Саров и Дивеев благодарить преподобного за свое спасение и там, в Дивееве, с благословения великой дивеевской старицы игумении Марии и по желанию Елены Ивановны Мотовиловой, я получил большой короб всякого рода бумаг, оставшихся после смерти Николая Александровича Мотовилова с разными записями собственной руки его, и этих-то записях я и обрел бесценное сокровище, тот «умный бисер», который я называю Дивеевской тайной – тайной преподобного Серафима Саровского и всея России чудотворца.
Передаю обретенное словами записи:
«Великий старец батюшка отец Серафим, - так пишет Мотовилов, - говоря со мною о своей плоти (он плоти своей никогда мощами не называл), часто поминал имена благочестивейшего государя Николая, августейшей супруги его Александры Федоровны и матери вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вспоминая государя Николая, он говорил:
- Он в душе христианин.
Из ранних записок – частью в тетрадях, частью на клочках бумаги – можно было предположить, что Мотовиловым была приложена немалая энергия к тому, чтобы прославление преподобного было совершено еще в царствование Николая I, при супруге его Александре Федоровне и матери Марии Федоровне. И велико было его разочарование, когда усилия его не увенчались успехом, вопреки, как могло тому казаться, предсказаниям Божьего угодника, связавшего прославление свое с указанным сочетанием августейших имен.
Умер Мотовилов в 1879-м году, не дождавшись оправдания своей веры.
Могло ли ему, или кому-либо другому, придти в голову, что через 48 лет после смерти Николая I на престоле всероссийском в точности повторятся те же имена: Николая, Александры Федоровны и Марии Федоровны – при которых и состоится столь желаемое и предсказанное Мотовилову прославление великого прозорливца преподобного Серафима?
В другом месте записок Мотовилова обретена была мною и следующая великая ДИВЕЕВСКАЯ ТАЙНА:
«Неоднократно, - так пишет Мотовилов, - слышал я из уст великого угодника Божия, старца отца Серафима, что он плотью своею в Сарове лежать не будет. И вот однажды осмелился я спросить его:
-Вот вы, батюшка, все говорить изволите, что плотию вашею вы в Сарове лежать не будете. Так нешто вас Саровские отдадут? На сие батюшка, приятно улыбнувшись и взглянув на меня, изволил мне ответить так:
- Ах, ваше боголюбие, ваше боголюбие, как вы! Уж на что царь Петр-то был царь из царей, а пожелал мощи святого благоверного князя Александра Невского перенести из Владимира в Петербург, а святые мощи того не похотели.
- Как не похотели? – осмелился я возразить великому старцу, - как не хотели, когда они в Петербурге в Александро-Невской Лавре почивают?
- В Александро-Невской Лавре, говорите вы? Как же это так? Во Владимире они почивали на вскрытии, а в Лавре под спудом – почему же так? А потому, - сказал батюшка, - что их там нет.
И, много распространившись по сему поводу своими богоглаголивыми устами, батюшка Серафим поведал мне следующее:
- Мне, ваше, боголюбие, убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи [русские] так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, то что главнейшему догмату веры Христовой и веровать уже не будут, то Господу Богу благоугодно взять мощи убогого Серафима до времени от сея превременной жизни и посеем воскресить, и воскресение мое будет, аки воскресение седми отроков в пещере Охлонской во дни Феодосия Юнейшего.
Открыв мне, - пишет далее Мотовилов, - сию великую и страшную тайну, великий старец поведал мне, что по воскресении своем он из Сарова перейдет в Дивеев и там откроет проповедь всемирного покаяния. На проповедь же ту, паче же ни чудо воскресения, соберется народу великое множество со всех концов земли. Дивеев станет Лаврой, Вертьяново – городом, а Арзамас – губернией. И, проповедуя в Дивееве покаяние, батюшка Серафим откроет в нем четверо мощей и, по открытию их, сам между ними ляжет. И тогда вскоре настанет и конец всему(1 в).
Такова великая Дивеевская благочестивая тайна, открытая мною в собственноручных записях симбирского совестного судьи Николая Александровича Мотовилова, сотаинника великого прозорливца, чина пророческого, преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского и всея России чудотворца.
В дополнение же к этой тайне, вот что я слышал из уст 84-летней Дивеевской игумении Марии. Был у нее в начале августа 1903-го года, вслед за прославлением преподобного Серафима и отъездом из Дивеева царской семьи. Поздравляю ее с оправданием великой ее веры (матушка, построив Дивеевский собор, с 1880-го года не освящала его левого придела, веруя, согласно дивеевским преданиям, что доживет до прославления Серафима и освятит придел в святое его имя); поздравляю ее, а она мне говорит:
- Да, мой батюшка, Сергей Александрович, великое это чудо. Но вот будет чудо так чудо, - это когда крестный-то ход, что теперь шел из Дивеева в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, «а народу-то, - как говаривал наш угодничек-то Божий преподобный Серафим, - что колосьев будет в поле. Вот то-то будет чудо-то чудное, диво дивное».
- Как это понимать, матушка? – спросил я, на ту пору совершенно забыв тогда уже мне известную великую Дивеевскую тайну о воскресении преподобного.
- А это – кто доживет, тот увидит, - ответила мне игумения Мария, пристально на меня взглянув и улыбнувшись.
Это было мое последнее на земле свидание с великой носительницей дивеевских преданий, той 12-й начальницей, «Ушаковой родом», на которой, по предсказанию преподобного Серафима, и устроится, с лишним 30 лет после его кончины, Дивеевский монастырь, будущая женская Лавра. Через год после этого свидания игумения Мария скончалась о Господе.
+++
Вот что писал князю Владимиру Давидовичу Жевахову Е. Поселянин (Е. И. Погожев) в письме от 19-го декабря 1922 года:
«Поведали вчера (18-го декабря) бывшие в Понетаевке прошлое (1921-го года) лето монашки. Там, весной 1921-го года, была прислана комиссия для осмотра мощей в Сарове. Председатель – крестьянин, кажется из Вертьянова. В ночь, уже в Сарове, видит сон: стоит у раки, и кости преподобного Серафима соединяются, и вскоре он встает из раки, одетый, как рисуют на иконах, и говорит этому человеку:
-Смотри, я живой!
И при том двумя перстами коснулся его щеки. Тот проснулся СТОЯ, дрожа и в поту, и двумя черными пятнами на лице в месте касания. Он поутру рассказал бывшее. Составил акт за подписью, отказался от поручения и уехал.
+++
На пути моего земного странничества мне пришлось по великой неволе, во дни изгнания буржуев из сел и деревень в города, перебраться в предместье города Пирятина на Украине. Приютила нас, бездомных стариков, одна добрая чета молодых супругов, мало нам знакомая, но близкая по родству дорогому мне человеку. По нем мы и получили у них приют и привет в самое для нас тяжелое, казавшееся даже безвыходным, время.
3-е апреля 1923-го года был днем, назначенным для нашего выселения. В ночь на это число (в тот год 3-е апреля была Радоница – поминовение усопших) супруга из этой четы, знавшая обо мне только понаслышке, видит такой сон:
- Вижу я, - сказала мне она, - что иду по какой-то незнакомой улице, где множество народа, и происходит великое смятение при виде надвигающейся страшной тучи. Быстро налетела эта туча, и началось нечто невообразимое: буря коверкала и выворачивала с корнем деревья, разрушая дома – словом, мне показалось, что началось или землетрясение, или общая гибель и конец свету… Я пала ниц на землю, закрыв лицо руками, и от страха впала в полусознательное состояние.
Когда я очнулась и решилась открыть глаза, то увидела страшный мрак и полное разрушение: поломанные и вырванные с корнем деревья, разрушенные до основания дома, развалившиеся печи и кое-где полуразвалившиеся печные трубы – словом, хаос и ужас… И вдруг на востоке блеснул яркий луч света и пронзил окружавший меня густой мрак. И в голове моей, как молния, пронеслась мысль: это свет от Всевидящего Ока, что обновилось на старом Прилукском соборе. И в свете этого луча, я среди хаоса и разрушения, увидела большую картину-икону и на ней изображение лежащего в гробу некоего монаха, под которым была надпись: преподобный Серафим Саровский.
Смотрю: монах этот оживает, поднимается из гроба, встает и смотрит на меня, с небесной улыбкой. В благоговейном страхе я вновь падаю пред этим видением на землю и, когда поднимаю голову, то вижу, что преподобного уже нет, а на его месте стоит Божия Матерь с опущенными веждами. Была Она одна, и Предвечного Младенца с Нею не было.
Я проснулась. О Преподобном Серафиме я не думала, мало что о нем слышала, а с вечера, когда спать ложилась, даже и Богу не помолилась, и оттого, когда во сне увидел Божию Матерь, то сильно испугалась, чтобы мне от Нее не досталось за леность и нерадение к молитве.
Простодушный рассказ простодушной женщины я передаю здесь, как он есть. Я не берусь толковать этого сна; но как сон этот подходит ко сну «председателя комиссии», явившегося кощунствовать над мощами преподобного, и как идет он к великой Дивеевской тайне, о которой сказала мне игумения Мария, что «кто доживет, тот увидит».
Часто слыша от великого старца, что он плотью своею в Сарове лежать не будет, я однажды осмелилась вопросить его: «Как же, батюшка, вы изволите все говорить, что вы плотию своею лежать не будете. Нешто вас Саровские отдадут?» - И на сие батюшка, приятно на меня взглянув и улыбнувшись, изволил мне ответить следующее: «Ах, ваше боголюбие, ваше боголюбие. Какие вы. Уж на что царь Петр, то был царь из царей, а захотел мощи св. благоверного князя Александра Невского перенести из Владимира в Петербург, а св. мощи не пожелали и в Петербурге их нет». – «Как же нет? Как же нет? – осмелился я возразить великому старцу. – Как же нет, когда он почивает там в Александро-Невской Лавре». «В Александро-Невской Лавре, говорите Вы, - отвечал мне батюшка. – Как же так, во Владимире они почивали на вскрытии, а в Петербурге под спудом. Почему же так, а потому, ваше боголюбие, что их там нет. И, много распространившись по сему предмету, батюшка отец Серафим изволил мне открыть великую тайну. «Мне, - сказывал, - убогому Серафиму, от Господа Бога положено жить гораздо более ста лет. Но так как к тому времени архиереи русские (53) так онечестивятся, что нечестием своим превзойдут архиереев греческих во времена Феодосия Юнейшего, так что даже и важнейшему догмату Христовой веры – Воскресению Христову и всеобщему воскресению веровать не будут, то посему Господу Богу угодно до времени меня, убогого Серафима, от сея превременныя жизни взять и затем, во утверждение догмата воскресения, воскресить меня, и воскрешение мое будет, яко воскрешение седьми отроков в пещере Охлонской во времена Феодосия Юнейшего. По воскрешении же моем, я перейду из Сарова в Дивеев, где буду проповедовать всемирное покаяние. И на сие великое чудо соберутся в Дивеев люди со всех концов земли, и там, проповедуя им покаяние, я открою четверо мощей и сам между ними пятым лягу. Но тогда уж настанет и конец всему».
Таково сказание, которое я сложил в своем сердце со времени 1902 года из записок Мотовилова и которое решился сказывать лишь ближайшим мне по духу лицам, которых всегда бывало не очень много. Косвенным подтверждением сему из тайников Дивеевских, я слышал лично от великой старицы 85-летней игумении Марии, предреченной преподобным Серафимом как 12-й начальницы, на которой, сказывал батюшка, - «у вас и монастырь устроится». Поздравляя ее в августе 1903 года с оправданием ее великой веры открытия мощей преподобного Серафима (она в своем соборе не освящала с 1879 года одного престола, веруя, что доживет до прославления преподобного и освятит престол в честь его и славу), я услышал от нее следующие высокозамечательные слова: «Правд ваша, батюшка мой, Сергей Александрович, это чудо. Но вот будет чудо так чудо, это когда крестный ход, что теперь из Дивеева шел в Саров, пойдет из Сарова в Дивеев, а народу-то, как сказывал нам батюшка угодник Божий, что колосьев будет в поле. Вот это так будет чудо чудное, диво дивное». – «Как понимать это, матушка?» - спросил я ее, совсем на ту пору забыв то, что я знал из рукописей Мотовилова. На это ответила матушка, загадочно ласково улыбнувшись: «Кто доживет – увидит».
Копия сокращенная [о великой Дивеевской тайне](54)
Будет время, когда все словеса предречений Господних, сказанные великому старцу Серафиму о судьбах 4-го жребия во вселенной Божией Матери, вполне сбудутся. Ибо по обетованию Господню воскреснет на некоторое время и восстанет из гроба старец Серафим и пешком перейдет из Саровой пустыни в село Дивеево – и при сонме высочайшей фамилии, великокняжеской, царской, императорской, и русских и иностранных, бесчисленного множества людей, уверив всех воскресением своим в непреложности и всех людей в конце веков всеобщего воскресения, понеже, наконец, там вечным опять до времени сном почиет, и тогда-то, после сего вторичного батюшки отца Серафима успения, село Дивеево соделавшись Домом всемирным, просветится паче всех, не только русских, но и всех градов на свете – ибо свет веры Христовой через это воскресение из мертвых великого старца Серафима утвердится вселенной всей. Тогда с какой жадностью все обратятся ко всем источникам православным для узнания о начале и ходе сего дива истории, сего 4-го жребия вселенского Божией Матери, нового света Афонской Женской Дивеевской Горы; сего места спасения всего мира во времена Антихриста.
Писано было Мотовиловым 8-го ноября 1867 года.
Еще батюшка сказал Марии Семеновне: «Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно вам, мог бы и золу превратить в злато, но не хочу. У вас многое не умножится, а малое не умалится. В последнее же время будет у вас изобилие во всем, но тогда уже будет всему конец. [Теперь все дивятся, что убогий Серафим занимается вами, печется о ваших духовных и телесных нуждах; это-то что за диво? А вот будет диво, как плоть-то свою убогий Серафим принесет в Дивеев!» Мы все думали, что батюшка Серафим посетит нас, но при жизни его это не случилось]. (55)
Дуня Булатова, жившая в келье с Агашей Купцовой, мне говорила. Агаша была из рода Мелюковых, то есть родственница Елены Ивановны Мотовиловой. Раз Дуня выпросила у нее одну тетрадь Мотовилова. Там было сшито все подряд: хозяйственные счета, деловые бумаги и т.д. Но все же она сумела разыскать и духовное. Мотовилов пишет, что преподобный ему много говорил о будущем России. И он было сел и хотел записать, но Ангел остановил его руку, сказав: «Не пиши, а передай устно».
Там еще было написано, что преподобный говорил, что смерть его будет подобна смерти семи отроков Ефесских.
Эту рукопись у Агаши выпросил один человек, назвавшийся царским фотографом. Обещал напечатать.
В рукописи еще было написано:
«Не то диво, что не дошли за 100 саженей до моей хижины, а то диво, что моя смерть будет подобна смерти отроков Ефесских, 300 лет спавших в пещере. Как они восстали во уверение всеобщего воскресения, так и я восстану перед последним концом и возлягу в Дивееве. Дивеево будет называться не по селу Дивеево, а по всемирному Диву».
На вопрос мой, как сохранить нравственность людей, мне подчиненных, и не противны ли Богу законные, по-видимому, наказания? «Милостями, облегчением трудов, а не ранами, - отвечал он, - напои, накорми, будь справедлив. Господь терпит. Бог знает, может и еще потерпит осьмую тысячу. Ты так делай: аще Бог прощает, и ты прощай. Сохрани мир душевный, чтобы в семействе у вас ни за что не было ссоры, тогда благо будет. Исаак, Авраамов сын, не злобился, когда у него колодцы засыпали, и отходил, а потом его же стали просить к себе, когда Бог благословил его стократным плодом ячменя» (57)
[«И еще раз мне батюшка Серафим сказал (рассказ 73): «Мню, батюшка, что восьмая-то тысяча пройдет. Мню, что пройдет! И вот что еще скажу тебе, батюшка: все пройдет и кончится. И обители, батюшка, уничтожатся, а у убогого Серафима в Дивееве до самого дня пришествия Христова будет совершаться Бескровная Жертва, батюшка!»](58)
Один брат, воображая, что уже близок конец мира и великий день пришествия Господня, пришел спросить об этом у отца Серафима. Старец, проникнув помышление брата и уразумев, что им руководит праздная пытливость, а не желание получить назидание, и не дождавшись его вопроса, отвечал ему: «Радость моя! Ты много думаешь о убогом Серафиме; мне ли знать, когда будет конец миру сему и тот великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст комуждо по делам его? Нет, сего мне знать невозможно». Тогда брат в страхе припал к ногам прозорливого старца; а старец, подняв его, так продолжал говорить ему: «Господь сказал Своими пречистыми усты: о дни том и часе никтоже весть: ни ангели небесные, токмо Отец Мой Един. Яко же бо бысть во дни Ноевы: тако будет и пришествие Сына Человеческого. Якоже бо беху во дни прежде потопа, ядуще и пиюще, женящееся и посягающе, донего же дни вниде Ное в ковчек, и не уведеша, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына Человеческого!» При сем старец тяжко вздохнул и сказал: «Мы, живущие во грехах, далеко отступили от путей спасения; мы невоздержанны, не храним постов святых; не соблюдаем ни среды, ни пятницы, едим мясо даже во святую Четыредесятницу, не думая о том, что сим нарушаем церковные и апостольские правила, гневим Господа, широко отворяя для входа в лукавое сердце свое двери страстям и порокам, а вслед за ними и казням Божиим. Исправимся, да Господь нас помилует! Возлюбим Церковь Святую и Православную, возлюбим веру, как наше твердое и благодатное ограждение; да будет правда нам в броню и благочестие в щит спасения. Ими Россия будет славна, крепка и необорима, и врата адовы не одолеют нас!» (59)
1.Знаменитая икона Богоматери находится в Курском Знаменском монастыре, иначе называется «Коренною», потому что была чудесно обретена при корне дерева, где после была основана, в 1597 г., Рождество-Богородицкая (ныне общежительная) пустынь, в 27 верстках от Курска. Торжественные празднества в честь чудотворной Коренной иконы Знамения Божией Матери совершаются 27 ноября и 13 сентября, в день возвращения в Знаменский монастырь из Коренной пустыни, куда она ежегодно препровождается к 9 пятнице по Пасхе, оставаясь там до 12 сентября.
2.Саровская мужская пустынь, Тамбовской губ., Темниковского уезда, находится в 37 верстах от г. Темникова; основана в 1770 году иеросхимонахом Иоанном, при впадении р. Саровки в р. Сатис, на месте татарского города Сараклыч. Место это было освящено еще ранее подвигами добродетельных подвижников: первоначально – инока Феодосия и потом Герасима, которые оба были свидетелями разных благодатных знамений, явно предуказывающих будущее значение этой местности (напр., в виде исходящего свыше огненного луча, громкого благовеста многих колоколов и т.д.) Спустя шесть лет по основании обители, под день, назначенный для воздвижения креста на главе первого воздвигшегося в Сарове храма, на горе, где расположена обитель, раздался ночью громкий колокольный звон, между тем как ни одного колокола не было: то же повторилось перед полуднем, причем работавших осветил необыкновенный свет. Из преемников иеросхимонаха Иоанна особенно замечателен своею подвижническою жизнью и благоустройством монастыря строитель Ефрем. Саровская пустынь издавна славилась строгим соблюдением иноческих уставов и подвижнической жизнью своих пустынников. В настоящее время Саровская пустынь принадлежит к числу благоустроеннейших и обеспеченнейших русских обителей. В ней находится до 7 храмов; ризница ее замечательна по выдающейся ценности, красоте и изяществу хранимых в ней богослужебных принадлежностей. Обитель обладает большими угодьями.
3.Таковы, напр., были знаменитый игумен и возобновитель Валаамского монастыря Назарий, начавший свое иноческое житие в Сарове и проведший там же последние годы своей жизни, иеромонах Досифей и, особенно, прославившийся своими подвигами схимонах Марк, долгое время бывший молчальником.
4.По примеру св. Псалмопевца, который, среди скорбей и болезней, взывал: слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6:7)
5.Выражение: нашего рода, очевидно, указывает на то, что преп. Серафим был особенно усердным молитвенником пред Божиею Матерью и потому сам находился под особенным Ее покровом и заступлением, что ясно и подтверждается многочисленными примерами из самого жития преподобного.
6.О сем впоследствии старец весьма часто и весьма многим сам говаривал. Престол, сооруженный преп. Серафимом, был освящен 17 августа 1986 года в честь преподобных Зосимы и Савватия Соловецких и доныне стоит на своем месте. Верхний престол был посвящен во имя Преображения Господня. – Во время трудного подвига сборщика на это построение, Серафим был и на своей родине в Курске, но уже не застал благочестивую мать свою в живых; брат его, оставшийся после смерти матери полным хозяином родительского достояния, оказал Прохору, со своей стороны, щедрое пособие для строительства монастырской церкви.
7.Еврейское слово «Серафим» значит: пламень, горение; дальнейшее значение, по некоторым толкованиям – возвышенный, благородный. Это собственно ангельское имя, коим именовались и именуются светлые духи, принадлежащие к одному из ближайших к Богу чинов небесной иерархии, занимающие пред престолом Всевышнего первое место в первом лике. – Имя сие было дано Прохору при пострижении его в иноческий образ без его ведома и изволения, и на это можно смотреть, как на выражение понятий о нем монастырского начальства, видевшего ревность Прохора к богоугодной жизни и прозорливо предусматривавшего в нем еще больший пламень по Боге.
8.Это было в декабре 1787 года.
9.Псалом 21: 15
10.Примечательно при сем то обстоятельство, что благодатное видение преп. Серафима последовало в такое время литургии, когда вход священнослужителей в алтарь изображает шествие их как бы в самое небо, и священник в тайной молитве просит Господа: Владыко Господи Боже наш, уставивый на небесех чины и воинства ангел и архангел, в служение Твоея славы, сотвори со входом нашим входу святых ангелов быть сослужащих нам и славословящих Твою благость, когда поется и Ангельская Трисвятая песнь: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный помилуй нас. Таким образом, видение это воочию показало, что не всуе мы веруем, что во время Божественной литургии Силы Небесные с нами невидимо служат, и что с нами в это время соприсутствует Сам Царь Славы – Христос.
11.Тамбовским епископом Феофилом 2 сентября 1793 года, по представлению монастырского начальства, ясно видевшего, что о. Серафим по своим подвигам неизмеримо выше других братий и потому заслуживает преимущества пред ними при возведении в высшие степени церковного служения.
12.Это было 20 ноября (день прихода преподобного в Саровскую пустынь) 1794 года. Доселе хранится в Саровской обители один экземпляр билета, выданного преп. Серафиму для беспрепятственного проживания в пустынной келлии, за подписом строителя, старца Исаии. Вот текст этого билета: «Объявитель сего, Саровской пустыни иеромонах Серафим, уволен для пребывания в пустыне, в своей (т.е. монастырской) даче, по неспособности его о обществе, за болезнию (от непрестанного келейного бдения, постоянного пребывания на служениях в церкви и стоянии в течение многих лет на ногах, с небольшим лишь отдыхом во время ночи, Серафим пред своим отшествием в пустынножительство впал в недуг; ноги его опухли, и на них открылись язвы, так что он лишился на некоторое время способности священнодействовать. Болезнь сия была немалым побуждением к избранию им себе пустыннической жизни) и по усердию (разумеются его особливые, исключительные иноческие подвиги, требовавшие безмолвия и уединения), и после многолетнего искушения (искуса, иноческого испытания) в той обители и в пустыне, уволен, естественно для спокойствия духа Бога ради, и с данные ему правилом, согласно святых отец положениям, и впредь ему никому не препятствовать пребывание иметь в одном месте и оное утверждаю – строитель иеромонах Исаия, 1797, ноября 20 дня. Для верности печать прилагаю при сем».
13.Рождественское славословие Ангелов пастырям Вифлиемским. Еванг. (От Луки 2: 14)
14.В саду Гефсиманском пред крестными страданиями.
15.Богородичен воскресный на вечерне (Догматик) – 1 гласа
16.Воскресный антифон 2й, 1го гласа, на утрени
17.Ирмос 3й песни канона воскресного, 3го гласа
18.Ирмос 3й песни канона воскресного, 8го гласа
19.Таковыми были в особенности аскетические святоотеческие творения, как то: преподобных Иоанна Лествичника и аввы Варсонофия, Ефрема и Исаака Сириных, Маргарит (составленной главным образом из творений св. Иоанна Златоустого) и другие.
20.1 Коринф. 4:12
21.Распространенное в России травянистое растение, обильно размножающееся подземными корнями, большей частью сорное и плохопитательное, но употребляется в народной медицине от некоторых болезней, а молодые листья иногда употребляются в качестве овощей в щах.
22.Первый из них бывал у него раза два в месяц, а последний – однажды. Преподобный Серафим охотно беседовал с ними о разных душеспасительных предметах.
23.Благословляя преподобного Серафима, Исаия заметил с недоумением: «Да как же я могу за пять верст смотреть, чтоб женам не было входа?» Но Серафим на это с верою и убеждением заметил: «Вы только благословите, и уже никто из них не взойдет на мою гору».
24.Празднуется сей иконе, наименованной согласно Евангельскому выражению (Еванг. От Лук. 11: 27): «Блаженно чрево носившее Тя, и сосци, яже еси ссал», в неделю Всех Святых и 26 декабря, когда именно старец Серафим испрашивал у строителя обители Исаии благословения, чтобы женщинам не было входу на его пустынную гору.
25.Так, преп. Серафима предназначили было настоятелем в г. Алатыре (уездный город Симбирской губернии), с возведением в сан архимандрита; ибо с одной стороны Саровская пустынь неоднократно давала из своей братии хороших настоятелей в другие обители, с другой – духовное начальство знало старца Серафима и понимало, как полезно было бы для многих сделать такого старца аввою – настоятелем какой-либо обители. В другой раз Серафима предназначали строителем в Краснослободский Спасский монастырь. Но в обоих случаях, по усердной просьбе старца и по взаимной любви и согласию братии, его заменили другими иноками Саровскими.
26.Брань – монашеское аскетическое выражение, означающее упорное и продолжительное искушение, которому диавол подвергает сопротивляющихся ему иноков. По причине сей борьбы с диаволом, иноки на языке аскетов часто зовутся духовными воинами.
27.В бумагах обители сохранился сей отзыв игумена Нифонта в черновике.
28.Камни, на которых подвизался преп. Серафим, доселе сохраняются и некоторое время после кончины его оставались на своих местах, где лежали. Братия обители и богомольцы ходили смотреть на них, так что в пустынь Серафимову, вместо прежней тропинки, впоследствии открылась просторная дорога, по которой ездили экипажи. Многие отбивали и брали себе частицы камня с изображением на них старца Серафима, стоящего на коленях в молитвенном положении, так что от того большого камня, на котором преподобный молился в глубине леса, остался один обломок, сохраняющийся в Дивеевской обители; там же хранится и тот камень, на котором старец молился в своей келлии.
29.Еванг. От Матф. 26: 52
30.Кн. Прор. Исаии гл. 66, ст. 2
31.По выражению Апостола. Посл. к Римл. Гл. 14, ст. 12.
32.По выражению Апостола. 1 посл. к Коринф. Гл. 5, ст. 5.
33.Кукуль – монашеский головной убор, в виде клобука с спускающимся на плечи крепом; в древней Церкви обычная принадлежность монашеского облачения.
34.«Умной» молитвой на языке аскетов называется созерцательная богомысленная молитва, когда подвижник всей душой погружается в нее в безмолвии.
35.Преп. Серафим в настоящем обстоятельстве мог руководствоваться еще примером преп. Арсения Великого, которому подражал в подвигах затвора и молчания. Архиепископ Александрийский, Феофил, желая придти к Арсению, послал наперед узнать, отворит ли он ему двери. Арсений отвечал: «Если для тебя отворю, то и для всех отворю». Тогда Феофил сказал: «Лучше мне не ходить к нему».
36.Старчество представляет собой один из самых высших подвигов иночества, на который способны только немногие избранные люди. Это духовное руководительство и врачевание «старцами» иноков и всех приходящих, имеющих нужду в духовном утешении и совете. Добровольные ученики, приходя к старцу, раскрывают пред ним всю свою душу и отдаются в полное его послушание, а старец берет на себя труднейший подвиг любви христианской и великую ответственность пред Богом за их души.
37.Старец делал это по обычаю, доселе существующему на Востоке между «освященными», т.е. имеющим степень священства аввами.
38.Мотыка – кирка, заступ, железная лопатка
39.На вечерне вторника Страстной седмицы, из стихиры на «Господи воззвах» 4-го гласа
40.Псалом 113: 9
41.Лук. 10: 20
42.Впоследствии известный наместник Троице - Сергиевой Лавры
43.Псалом 63: 7
44.Ср. кн. Лев. 24: 3
45.Еванг. От Иоанна 14: 2
46.27 июля 1842 года был получен указ Св. Синода об утверждении общежительной Дивеевской обители в составе обоих отделений. В 1861 году Дивеевская община возведена в третьеклассный женский монастырь, и в настоящее время представляет собой одну из самых многолюднейших и благоустроеннейших женских обителей на Руси, вмещающую в себя до 1000 и даже свыше сестер.
47.В 1861 году Покровская Ардатовская община, основанная около 1800 года мещанкой Василисой Дмитриевной Пахомовой, возведена на степень третьеклассного монастыря.
48.Ныне Спасо-Зеленогорский третьеклассный общежительный женский монастырь.
49.Антоний, в мире А.Г. Медведев, известный сотрудник и сподвижник Филарета, митрополита Московского, наместник Троице-Сергиевой Лавры с 1831-1877 г., был избран на этот пост по личному желанию святителя и за продолжительное время своего наместничества привел Лавру в цветущее во всех отношениях состояние.
50.См. Минеи-Четьи, под 19 ноября.
51.Благоговейные иереи и архиереи Православной Церкви, отличавшиеся подвигами и духовной жизнью, питали к преподобному Серафиму глубокое уважение и веру. Многие из них писали к нему письма, спрашивая его советов. Особенно уважение питал к нему Антоний, архиепископ Воронежский, известный своей святой жизнью и иноческими подвигами. Вскоре после блаженной кончины угодника Божия, он говорил про него: «Мы – как копеечные свечи, а он, как пудовая свеча, всегда горит пред Господом, как прошедшей своей жизнью, так и настоящим дерзновением пред Пресвятой Троицей».
52.Случай этот был засвидетельствован княгиней Е.С. Ш. со слов исцеленного преподобным ее расслабленного сына. При сем старец, заметив, что болящий видел это, строго повелел ему «оградиться молчанием» и не говорить о том до его смерти, что тот и исполнил.
***
Изнеможение о. Серафима
1.Екатерина Васильевна Ладыженская была 15 лет настоятельницей Дивеевской общины
Пророчества преподобного Серафима Саровского
(1 а)Пророчество Серафима Саровского о его временном воскресении мы далее встретим неоднократно. Основные характеристики которого:
А.)«Посреди лета запоют Пасху». – то есть это событие совершится летом.
Б.)Будет прилюдно и весьма прославлено. То есть, возможно, что событие будет ожидаемо многими, или же свершится на какой-то большой праздник, когда соберутся в Саров люди.
В.)Серафим живой придет в Дивеев для проповеди всемирного покаяния.
Если опереться на теорию Смирнова (Пророческая сила Библии… на сайте golden-ship.boom.ru), то это событие должно произойти перед началом четвертого периода (открытия печати), то есть в 2053 или 2054 году летом. Можно предположить – 1 августа (19 июля по старому стилю – день прославления Серафима Саровского). Дальше же, действительно, как сказал Серафим Саровский, будет такая «скорбь, чего от начала мира не было» - третья мировая война. Более точным признаком, воскресения отца Серафима, будет - доставка из Москвы колокола «Иван Великий».- (наборщик.)
(1б) Интересно, что о. Серафим говорит о том, что в Дивееве побывает «Царь и вся Фамилия»… Это странно нам, жителям «демократической России», когда у власти стоит президент, парламент….. Кажется, о царе речи уже быть не может, и если о. Серафим говорил о царе, то, вероятно, имея ввиду приезд царской фамилии в 1903 году в Саров. Однако, надо заметить, что в данном тексте пророчества стоят в одном ряду, приезд царя и появление колокола Иван Великий. По вере в прозорливось великого старца, предполагаем, что в России еще будет царь! (наборщик)
(1 в) «Не скорби, скоро конец миру», - сказал Серафим в видении Иоанну Кронштадтскому, в 1901 году, показывая антихриста – Ленина и зверства его слуг – большевиков. Надо понимать, что как и в данном откровении, может говориться образно, ведь после воскресения Серафима Саровского и его проповеди в Дивееве, мир погрузится в пучину предсказанных войн и хаоса – не конец ли это миру? Хотя с теоретической точки зрения до Второго Пришествия еще пройдет определенное количество десятилетий и даже, возможно веков. Хотя, что такое для Бога сто иди двести лет? – миг. (наборщик)
Летопись… С. 174 Летопись… С. 214-215. Там же. С. 220-221 Там же. Летопись… С. 261-262 Там же. С. 235-236 Летопись…. С 270-271 (Летопись… С. 271) Здесь и далее в квадратных скобках вставлены фразы, вычеркнутые цензором. Восстановлены по цензурному экземпляру фонда Чичаговых отдела рукописей Румянцевской библиотеки (ныне РГБ). Летопись… С. 193-194 Летопись… С. 216 – 217 Летопись… С. 291-292 Летопись… С. 241 Летопись… С. 459- 460 Летопись… С. 469 Летопись… С. 454 Летопись… С. 454- 455 Летопись… С. 191 Летопись… С. 189- 191 Летопись… С. 288 – 289 Летопись… С. 425 Летопись… С. 458- 459 Летопись… С. 461 – 462 Летопись… С. 460 – 461 Летопись… С. 457 Летопись… С. 191 – 192. Летопись… С. 215-216 Летопись… С. 289 Летопись… С. 289 – 290 Летопись… С. 452 – 453 Летопись… С. 453 Летопись… С. 468-469 Н.Д. Тальберг. Святая Русь. Париж, 1929. С. 60 С. Нилус. Великое в малом. Царское Село, 1905. С. 48 Здесь имеется ввиду Мария Александровна (1824-1880), супруга императора Александра II. В другом месте «отшельником Сарова», т.е. преподобным Серафимом А.Ф. Тютчева. При дворе двух императоров. Дневник 1853-1855. Пер. Е.В. Горье. Ч.1. М., 1990 С. 200 А.Ф. Тютчева. При дворе двух императоров. Дневник 1855-1882. Пер. Е.В. Горье. Ч.2. М., 1990 С. 93. Предсказание преподобного Серафима об императрице Марии Александровне находит подтверждение и в словах митрополита Московского Филарета, записанных в дневнике А.Ф. Тютчевой: «Пришла от митрополита Филарета, с которым беседовала около часа. Олсуфьев говорил, что, когда митрополит выходил от нее, у него были слезы на глазах и он несколько раз повторял: «Слава Богу, слава Богу, это истинно православная царица» (там же, 11 сентября 1855 г., с. 58). Личность императрицы Марии Александровны пока мало исследована. Отметим, что ее попечению принадлежит продолжение и завершение перевода всего Священного Писания на русский язык, деятельность провинциальных духовных училищ и знаменитые «учреждения императрицы Марии» - больницы и богадельни, приюты для малолетних. См. также: Из записок А.Ф. Тютчевой [Святой Серафим Саровский и царская семья]- Русский архив, 1903, №2; То же. Отд. Отт. 22 с. С. Нилус. Великое в малом. Царское Село, 1905, С. 295-304. С. Нилус. Великое в малом. Царское Село, 1905, С. 49-52 Последний самодержец. Материалы для характеристики Николая II – В кн.: Николай II. Материалы для характеристики личности и царствования. Изд. Журнала «Голос минувшего». М., 1917. С 62 Монахиня Серафима. Дивеевские предания. Рукопись 1980-е гг. Было ли это письмо тем самым, которое нашлось в «департаменте полиции», или же существовало два письма преподобного Серафима, переданных через разных лиц, в настоящее время не ясно. Летопись… С. 255-256 Летопись… С. 258 Летопись… С. 259 Летопись… С. 290-291 Летопись… С. 453-454 Семейный архив Флоренских. Рукопись нач ХХ в. Священника Павла Флоренского и неизвестного лица. Вторая часть рукописи, помещенная в примечаниях, вероятно, представляет собой запись беседы Н.А. Мотовилова с архиепископом Воронежским Антонием. См. О посещении Н.А. Мотовиловым Владыки Антония очерк С.А. Нилуса «Служка Божией Матери и Серафимов». «Христианская жизнь», 1967 С. 82 Цит. по: Иеромонах Серафим (Роуз), Будущее России и конец мира. – «Литературный Иркутск», 1990, апрель. С. 9. Настольная книга священнослужителя. Т.3. М., 1979. С. 601-602 С. Нилус. На берегу Божьей реки. Записки православного. Ч.2. Сан-Франциско. 1969. С. 190-196 Семейный архив Флоренских, машинопись нач.ХХ века. Зачеркнуто: «Русской Церкви». Семейный архив Флоренских, машинопись нач. ХХ века. Летопись… С.236 Монахиня Серафима. Дивеевские предания. Рукопись 1980-е гг. Денисов… С 273-274 Летопись… С. 561 Денисов… С 277 – 278.