- Сейчас как раз время дождей.
- Тем быстрее погонит нас ветер.
- А если лодка опрокинется?
- Будем плыть, пока хватит сил, а когда не сможем больше плыть, в последний раз посмотрим на небо, где нас ожидает Великий Дух, обнимемся и утонем.
- Увы! - сказал Лайза.
- Это лучше, чем быть рабом, - возразил Назим.
- Значит, ты хочешь покинуть остров?
- Хочу.
- С риском для жизни?
- С риском для жизни.
- Десять шансов против одного, что ты не доберешься до Анжуана.
- Но есть один шанс против десяти, что я доберусь туда.
- Хорошо, - сказал Лайза, - пусть будет по-твоему, брат.
Однако же подумай еще.
- Два года я уже думаю. Когда вождь монгаллов взял меня в плен, как и тебя, и, как и тебя, продал капитану-работорговцу, я сразу решил! Я был в цепях и попытался задушить себя этими цепями. Меня приковали к трапу. Тогда я решил разбить голову о стенку корабля; мне под голову подложили соломы. Тогда я начал голодовку. Мне открывали рот, но не могли заставить меня есть, зато заставили пить.
Затем высадили на острове и продали за полцены; тут я решил броситься с утеса. И вдруг услышал твой голос, брат, ощутил волнение твоего сердца и почувствовал себя таким счастливым, и подумал, что смогу жить. Так продолжалось год. А потом, прости меня, брат, твоя дружба уже не облегчала мою жизнь. Я вспоминал наш остров, отца, вспомнил Зирну. Работа казалась мне крайне тяжелой, унизительной, нестерпимой. Тогда я сказал тебе, что хочу бежать, вернуться в Анжуан, увидеть Зирну, увидеть отца, а ты, ты был добр, как всегда, ты сказал мне: отдохни, Назим, ты слаб, я буду работать за тебя, я сильный. И ты стал каждый вечер выходить на работу, вот уже четыре дня ты работал, пока я отдыхал. Правда, Лайза?
- Да, Назим, но все-таки послушай: лучше еще подождать, - продолжал Лайза, подняв голову. - Сегодня мы рабы, а через месяц, или через три месяца, или через год, может быть, будем хозяевами!
- Да, - сказал Назим, - да, я знаю твою тайну, знаю, на что ты надеешься.
- Значит, ты понимаешь, какое это будет счастье видеть, что белые, гордые и жестокие, будут теперь унижаться и умолять нас? Понимаешь ли ты, какими мы станем счастливыми, когда заставим их работать по двенадцать часов в день? Понимаешь ли ты, что мы, в свою очередь, сможем их бить палками, стегать розгами? Их двенадцать тысяч, а нас двадцать четыре; в тот день, когда мы соберемся вместе, они пропали.
- Я сомневаюсь, что тебе это удастся.
- Но я отвечу тебе так же, как ты ответил мне, - сказал Назим, - есть один шанс против десяти, что мне это удастся, прошу тебя, останься.
- Душа матери повелела мне вернуться на родину.
- Она являлась тебе?
- Вот уже две недели каждый вечер птичка фонди-джали садится на ветвь над моей головой, Та самая, что пела над ее могилой в Анжуане. Она прилетела ко мне через море.
Я узнал ее пение, послушай!
И действительно, в тот же миг мадагаскарский соловей, сидевший на самой высокой ветке дерева, подле которого лежали Лайза и Назим, начал издавать мелодичные трели над головой братьев. Оба слушали, грустно опустив головы, пока соловей не умолк; улетая в родные края рабов, он снова завел ту же мелодию, но теперь уже самые громкие трели можно было услышать лишь с трудом.
- Он вернулся в Анжуан, - сказал Назим, - он еще прилетит за мной и будет указывать мне путь, пока я не приеду в свой край.
- Тогда убегай, - сказал Лайза.
- А как это сделать?
- Все готово. В одном из глухих мест на Черной реке напротив утеса я выбрал огромное дерево, в стволе его выдолбил челнок, из ветвей вырезал два весла. Вытащи челнок, для этого надо пошевелить дерево, и он упадет, подтащи челнок к реке и плыви по течению, если ты решил бежать, Назим, ну что ж, тогда сегодня ночью отправляйся!
- А ты разве не пойдешь со мной? - спросил Назим.
- Нет, - ответил Лайза, - я остаюсь.
Назим глубоко вздохнул.
- А почему ты не хочешь, - спросил он, помолчав с минуту, - вернуться вместе со мной в страну наших отцов?
- Почему я не поеду, я тебе уже объяснил, Назим; вот уже год, как мы готовим восстание, друзья выбрали меня вождем. Я не могу предать друзей, не могу покинуть их.
- Не только это удерживает тебя, брат, - сказал Назим, покачав головой, - есть и другая причина.
- Какая же другая, как ты думаешь, Назим?
- Роза Черной реки, - ответил негр, пристально глядя на Лайзу.
Лайза вздрогнул, потом, помолчав немного, сказал:
- Это правда. Я люблю ее.
- Бедный брат, - продолжал Назим, - и что же ты думаешь делать?
- Не знаю.
- На что ты надеешься?
- Увидеть ее завтра, как видел ее вчера, как видел ее сегодня.
- Но она, знает ли она?
- Сомневаюсь.
- Она когда-нибудь говорила с тобой?
- Никогда.
- А что же наша родина?