- Может быть, мсье знает какой-нибудь язык, на котором говорит этот человек, милая Анриет, - сказала девушка. - Мне так хочется купить этот веер, что, если бы мсье удалось узнать его цену, он оказал бы мне истинную услугу.
- Но вы же видите, что это невозможно, - возразила Анриет, - китаец не говорит ни на каком языке.
- Во всяком случае, он говорит на языке страны, где родился, - сказал иностранец.
- Да, но он родился в Китае, а кто же говорит по-китайски?
Незнакомец улыбнулся и, повернувшись к торговцу, обратился к нему на каком-то чужом языке.
Напрасно старались бы мы передать удивление, отразившееся на лице бедного Мико-Мико, когда слова родного языка зазвучали в его ушах, словно знакомый мотив. Он уронил веер, который держал в руках, и, бросившись к тому, кто говорил с ним, схватил его руку и поцеловал ее; потом, так как иностранец повторил вопрос, удивленный китаец ответил, назвав цену веера.
- Двадцать фунтов стерлингов, мадемуазель, - сообщил иностранец, повернувшись к девушке. - Это приблизительно девяносто пиастров.
- Сердечно благодарю вас, мсье, - ответила Сара, смутившись. Потом она обратилась к гувернантке:
- Не правда ли, как нам повезло, милая Анриет, что мсье говорит на китайском языке?
- Да, это удивительно.
- Все очень просто, мадам, - сказал иностранец по-английски. - Моя мать умерла, когда мне было три года, моя кормилица, бедная женщина с острова Формозы, служила у нас в доме. Ее язык был первым, на котором я начал лепетать, и хотя мне не часто приходилось на нем говорить, я, как видите, запомнил несколько слов - и всю жизнь не перестану радоваться этому, ведь благодаря этим нескольким словам я смог оказать вам столь малую услугу.
Потом, передав китайцу монету и сделав знак своему слуге следовать за ним, молодой человек ушел, непринужденно поклонившись Саре и Анриет.
Чужеземец пошел по улице Мока, но, пройдя с милю по дороге, ведущей в Пай, и приблизившись к подножию горы Открытия, внезапно остановился и устремил свой взгляд на скамейку, стоявшую у подножия горы. На скамье неподвижно, положив руки на колени и устремив глаза на море, сидел человек.
Чужеземец посмотрел на этого человека, словно сомневаясь в чем-то, но потом сомнение как будто рассеялось.
- Он, - прошептал незнакомец. - Боже! Как он изменился!
Затем, вновь посмотрев на старика с пристальным вниманием, молодой человек пошел по дороге, желая подойти к нему незамеченным. Это ему удалось, но он часто останавливался, и, прижав руку к груди, словно старался унять слишком сильное волнение.
Пьер Мюнье - а это был он - не пошевелился при приближении незнакомца, можно было подумать, что он не слышал шагов. Однако это предположение было бы ошибкой; как только подошедший сел рядом с ним на скамейку, старик повернул к нему голову, встал и, робко поклонившись, сделал несколько шагов, намереваясь удалиться.
- Не беспокойтесь, мсье, - сказал молодой человек.
Старик вернулся и вновь присел на скамью.
Наступило молчание; старик продолжал смотреть на море, а незнакомец на старика.
Наконец, после нескольких минут безмолвного созерцания, иностранец заговорил.
- Мсье, - сказал он, - вас, по-видимому, не было на набережной, когда "Лейстер" бросил якорь в порту?
- Простите, мсье, я был там, - ответил старик, удивленно глядя на Жоржа.
- Значит, вас не волнует прибытие корабля из Европы?
- Но почему же? - спросил старик.
- Если бы вы интересовались, то не сидели бы здесь, а пришли бы в порт.
- Вы ошибаетесь, мсье, вы ошибаетесь, - грустно ответил старик, качая поседевшей головой, - напротив, я с большим интересом, чем кто-либо другой, отношусь к прибытию судов. Вот уже четырнадцать лет каждый раз, когда приходит корабль из какой-либо страны, я прихожу сюда и жду, не доставил ли он писем от моих сыновей или не вернулись ли они сами. Слишком тяжело стоять на ногах, потому я прихожу сюда с утра и сажусь здесь, на том месте, откуда я смотрел, как уходили мои дети, и остаюсь здесь весь день, пока все не разойдутся и пока не потеряю надежду.
- Но почему вы сами не идете в порт? - спросил иностранец.
- Я ходил туда первые годы, - ответил старик, - но тщетны были мои ожидания. Каждое новое разочарование становилось все тяжелее, в конце концов я стал ждать здесь, в порт же посылаю своего слугу Телемака. В этом случае надежда теплится дольше: если он возвращается вскоре, я могу думать, что он сообщит об их прибытии, если задерживается, полагаю, что он ждет письма. Но он неизменно приходит с пустыми руками. Тогда я иду домой один, вхожу в безлюдный дом, провожу ночь в слезах и говорю себе: "Наверное, это будет в следующий раз".
- Бедный отец! - прошептал незнакомец.
- Вы жалеете меня? - с удивлением спросил старик.
- Конечно, я вас жалею.
- Значит, вы не знаете, кто я такой?
- Вы человек, и вы страдаете.
- Но ведь я мулат, - тихо, с глубоким смирением ответил старик.
Лицо собеседника слегка покраснело.
- Я тоже мулат, мсье.
- Вы? - вскричал старик.
- Да, я.
- Вы мулат, вы?
И старик с удивлением посмотрел на красно-синюю ленточку, красовавшуюся на груди собеседника.
- Вы мулат, тогда вы меня не удивляете. Я принял вас за белого, но если вы цветной, как и я, это другое дело, тогда вы мне друг и брат.
- Да, друг и брат, - сказал наш герой, протягивая старику обе руки, потом он тихо прошептал, глядя на него с глубокой нежностью:
- А может быть, и более.
- Тогда я могу сказать вам все, - продолжал старик. - Я чувствую, что мне станет легче, если я расскажу вам свое горе. Представьте себе, что у меня есть, вернее, были, потому что бог знает, живы ли они еще; представьте себе, что у меня было двое сыновей, которых я любил, как только может любить отец, в особенности младшего.
Незнакомец вздрогнул и ближе придвинулся к старику.
- Вас удивляет, не так ли, - продолжал старик, - что я по-разному отношусь к своим детям, и что одного люблю больше, чем другого? Да, я признаю, это несправедливо, но он был младше и слабее своего брата, меня можно простить.
Незнакомец поднес руку ко лбу, и, пользуясь моментом, когда старик, словно устыдясь произнесенной исповеди, отвернулся, смахнул слезу.
- О, если бы вы знали моих детей, - продолжал старик, - вы бы это поняли. Жорж не был красивее брата, напротив, его брат Жак был гораздо красивее, но хрупкое тело Жоржа исполнено было таким сильным духом, что если бы я отдал его в коллеж в Порт-Луи, чтобы он учился вместе с другими детьми, уверен, что он вскоре обогнал бы всех учеников.