- Ирина знает, - сказал Евсей Маркелыч.
Они остались вдвоем.
- Ошлаговку новым тросом подкрепим, второй лежень вдоль плота протянем - ладно будет. Перегружать плот, чтобы увеличить осадку, сам понимаешь, некогда. Цепей тонны две еще подброшу - больше нет, - сразу становясь серьезным, сказал Петр Федорович. - А в ночь сегодня непременно с якоря снимитесь: дело-то к осени, каждый день дорог.
- Так-то так, Петр Федорович, - не поднимая глаз, ответил Евсей Маркелыч. - Все это верно, а того подумать вы не хотите, что сколько сверху тросов ни клади, а плот тонок, на большой волне, как пленку, его разорвет.
- Ты, Евсей Маркелыч, страхи свои преувеличиваешь.
- Хорошо, пусть так. Не только плот легок оснасткой своей, - продолжал, рассуждая сам с собой, Евсей Маркелыч. - Команда тоже легкая у меня.
- А я знаю: девчата выдержат, - проговорил Петр Федорович. - И ты это знаешь.
- Выдержат! Выдержат, Петр Федорович! - вдруг вскрикнул Евсей Маркелыч, и нотка горечи и обиды прозвенела в его голосе. - Как не выдержать: выдерживали и еще выдержат! Хорошие до единой все девчата у меня. А тоже и пожалеть хочется.
- Пожалеть? - поднял потемневшее лицо Петр Федорович. - Ты думаешь, у меня не сердце, а черепок? Только жалость, Евсей Маркелыч, это самое последнее чувство к человеку. Не жалеть, а ободрять, поддерживать надо человека. Жалостью и сильного человека можно убить.
- Как жалеть.
- А так, одной жалостью, ничем ему не помогая. - Петр Федорович хлопнул себя ладонью по коленке. - Словом, так: лес внизу сейчас пуше, чем хлеб, нужен. Какие рассуждения опять вокруг этого ни разводи, а конец у них будет всегда один: плот доставить обязательно. Там торопятся, строят, перед всей страной обязательство взяли, а мы лесу им не дадим... Как это назовешь, а?
Евсей Маркелыч достал из кармана трубку. Словно силясь расплющить ее пальцами, плотно набил табаком.
- Петр Федорович, дай огонька.
Тот отрицательно качнул головой:
- Не дам. В карман лезть далеко, трудно - вставать надо.
Евсей Маркелыч посмотрел на него недоверчиво:
- Шутишь, Петр Федорович?
- Какие же шутки? - пожал плечами Петр Федорович. - Закурить тебе сильно захотелось, а малости не хватает: огня. У меня есть, а я тебе не даю - трудно мне.
- Это ты не пример, Петр Федорович...
- А ты подумай. Может, и пример. А теперь - на тебе спички. Для тебя, так и быть, встану.
Евсей Маркелыч закурил. Постепенно разгладились у него на лбу морщинки, и весь он посветлел.
- Пароход-то откуда нас потянет, Петр Федорович?
- Отремонтируем - и сразу пойдет. Думаю, догонит вас над порогом Осиновским. А тут придется пока пойти самосплавом. С пароходом Иван Антонович поедет. На усиление вашей команды на пароходе и мужчин человек пять подошлем. Одежду, обувь достанем, продуктов вам подбросим. Иван Антонович все привезет.
- Худо без парохода-то на Енисей выходить: опасно.
- Прежде и вовсе без пароходов в низовья плавали.
- Плавали, да не осенью.
- Другого ничего не придумаешь. Все-таки пойдете, не на месте стоять. Погода хорошая. А "Сплавщик" у порога догонит и тогда уж до конца поведет.
- Это хорошо, помощь будет большая. Доведись в шторм угадаем - надежно убережет.
- То-то же.
Они вышли на плот. Трос был уже снят, и катер ушел за новым грузом. Девчата начинали перевязку ошлаговки. Ковыляя, прошла Фима. Она несла на плече моток проволоки.
- Ты что это? - спросил Евсей Маркелыч.
- Да так... немного ударило, - сказала Фима, и слезы появились у нее на глазах.
- А ну, покажи.
Фима сняла ботинок, стащила чулок. Нога посинела и припухла.
- Что же ты ходишь? - сердито сказал Евсей Маркелыч. - Лежала бы, что ли. И как это тебя угораздило?
- Тебе в медпункт надо съездить, - вмешался Петр Федорович, показаться фельдшеру.
- В медпункт... - ворчливо сказал Евсей Маркелыч. - Там, знаю, на бюллетень посадят. А это все одно, что сразу домой отпускай. Вот тебе и команда моя, - повернулся он к Петру Федоровичу, - с места выбывать начинают.
- Так это и со всяким может случиться, - возразил ему Петр Федорович. Хорошо еще, что не сломала ногу. А ты тоже зря говоришь, Евсей Маркелыч, про своих девушек. Смотри, какая она терпеливая.
- Так мне что делать-то? - спросила Фима, натягивая чулок и морщась от боли.
- В медпункт, в медпункт езжай! - сказал Петр Федорович. - Подойдет катер, и езжай.
- А вдруг мне на берегу велят остаться?
- Велят, так и останешься.
- Нет, тогда останусь я здесь.
- А я говорю: езжай на берег. Без разговоров!
Фима заковыляла к катеру, но, увидев Александра, повернула к нему.
- Отправляют на берег, - сказала она, - а я не могу, все наши на край света поплывут, а я... - Слезы текли у нее по щекам. - И так людей на плоту не хватает...
Весь день катер сновал между берегом и плотом, завозя тросы, цепи, якоря.
Помахивая сложенной в кольцо легостью, на носу катера стоял все тот же черный, блестящий, улыбающийся Пашка.
В один из рейсов вернулась с берега Варя. Забежав по пути в шалашку, чтобы оставить там узелок с гостинцами тетки и новую книгу, что удалось ей достать у начальника рейда, она тотчас же взялась за работу.